- Какой комиссии? - я стоял рядом и на этот раз действительно заинтересовался. Я точно что-то пропустил.

- Ну эта, проверяющая, из совета попечителей! - Даша посмотрела на меня большими круглыми глазами, чрезвычайно серьезно, и только теперь я заметил, как повзрослела она во взгляде - всего за неделю. А я, получается, опять пропусти какой-то важный перелом в ее жизни, настолько крутой, что восьмилетняя девочка вдруг стала смотреть на мир со взрослой осмысленностью.

- А ну-ка, давай по порядку! - я подхватил ее подмышками, усадил себе на колени и вытер полотенцем ее ручки.

Она подняла на меня смущенный взгляд, страшно зардевшись. Но спустя несколько предложений ее рассказа, краска стекла с лица, а взгляд детских глаз стал колючим.

Несколько дней она жила лишь одной надеждой, засыпала и просыпалась с одной мыслью: вот бы Надьку лишили родительских прав!

Надежда, какая б ни была безответственная, в школу явилась, но говорила с ней не Марина Львовна, а Анна Васильевна, поскольку директрису нежданно-негаданно вызвали в ГорОНО. В принципе, разницы никакой. Неизвестно, как бы там вышло в исполнении презентабельной Марины Львовны в неизменно строгом деловом костюме, но разговор, начавшийся на доверительно-дружелюбных нотах с обеих сторон, плавно перетек в яростную перепалку. И больше резких выражений позволила себе, естественно, мама Даши, чем Анна Васильевна, сдерживаемая интеллигентной должностью.

- Ишь, чего захотели! - яростно восклицала до глубины души возмущенная Надя, вылетая из кабинета истории, где велась беседа. - Еще угрожают! Чтоб не пришлось, видите ли, в органы по защите прав ребенка обращаться! Да права не имеете!

Надежда ухватила за плечо дщерь, топтавшуюся снаружи, и поволокла к ступеням.

- Двигай домой! Нажаловалась уже! - перекинулась она на Дашу. - Дожили! Ну, я тебе устрою дома! Чего выдумала! Мать ей не хороша! Чем же тебе не живется?!

Слабые и несмелые попытки оправдаться и отвести от себя угрозу даже не были услышаны уязвленной матерью.

Дома и впрямь Даше пришлось несладко: мать с криками отлупила ее и велела "смыться с глаз долой". Даша укрылась в своей комнате. Спустя два дня, опираясь на Дашины слова о том, что воспитательная беседа не возымела никакого действия, Марина Львовна привела в исполнение данное обещание - подала заявку в органы опеки и попечительства.

Домой Даша вернулась обнадеженная, уверовавшая, что осталось только немного подождать: проверяющий сам увидит жуткие условия жизни ребенка и заберет Дашу с собой, подальше от Надьки, в чистый и уютный дом, где много других - не таких злых, как в классе! - детей.

Но как же так вышло? То ли беседа с учительницей все-таки повлияла, то ли Наденька почуяла неладное - чутье у алкоголиков, как ни странно, порой становится сродни животному инстинкту, когда зверь чует приближение опасности. Да какая разница! Весь ужас заключался в том, что в квартире оказалось относительно чисто, а на плите стояла кастрюлька с вареной гречкой и тушеная капуста в сковородке.

- Давай, бери тряпку, злыдня! - неприветливо проворчала мать. - Полы протри да в комнате приберись! И ванну с унитазом отчистить! А то мне еще суп варить, чтоб ребенок не голодал! - недовольно скривилась Надежда, всыпая горох из пакета в кипяток прямо так, не промывая.

Таким образом, сотрудница опекунского совета на следующий день застала относительный порядок и наличие горячей пищи в рационе ребенка. Надежда оказалась при зарплате - поломойка, но что ж, всяк трудится, как может. Так что вменять ей было нечего: женщина работает, ребенка кормит, в школу определила. А то, что сказок на ночь не читает, - ну, бывает, притуплено чувство ласки, подумаешь! Забота, забота-то на лицо! Условия жизни ребенка отметили, как удовлетворительные.

Сказать, что Даша расстроилась - это ничего не сказать. Пока мать праздновала победу на кухне в гоп-компании своих дружков-пьяниц, уминая гороховый суп и закусывая водку капустой, Даша ревела у себя в комнате, накрыв голову подушкой, будто над разбитыми мечтами. Ей казалось, что жизнь кончена, даром, что ей всего восемь лет.

- Я знаю, кто виноват! - яростно сверкнула она глазами, вскочив с моих колен. - Эта Анна Васильевна! Старая сучка!

- Даша! - не выдержал я. - Не смей произносить таких слов!

- А как ее еще назвать? - ни на йоту не смутилась моя подопечная. - Она, считай, предупредила Надьку об обращении в их станцию!

- В инстанцию, - поправил я машинально.

- Надо было сразу вызывать эту проверяющую, тогда бы Надька не успела подготовиться!

- Учительница действовала в соответствии со своими полномочиями, - хмуро сказал я, неприятно угнетенный ее резкими словами.

- Тогда не фиг было совать свой нос! - выпалила ничуть не смущенная Даша. - Вот Марина Львовна - та обратилась к этим... органам.

- Исключительно после того, как Надя не взялась за ум по-хорошему. Если бы не совещание в ГорОНО, она тоже просто провела бы беседу.

- Значит, эта дура не умеет разговаривать! Не сумела убедить мою мамашу! Не фиг было браться! Только разозлила ее! Еще и мне досталось дома!..

Я был, конечно, немного шокирован ее вылезшей на свет глубинной злостью, но остановил в себе порыв приняться за нравоучительную лекцию. Она сейчас ни к чему не приведет. Да и не виновата Даша в том, что знает грубые слова, она их слышит изо дня в день в собственном доме.

- Сереж! - донеслось из комнаты. - Сереженька!

- Погоди! - быстро сказал я Даше и заглянул к Олесе: - Что?

- Ну что вы там застряли? - надула она губки. - У меня сериал закончился.

- Хорошо, сейчас придем, - пообещал я быстро.

- Ну Сереж, - понизила она голос. - Поздно уже. Ребенку спать не пора? Я соскучилась. Сколько мне тебя еще ждать?

Она с улыбкой призывно закусила нижнюю губу, чем вызвала улыбку и у меня. А, собственно, мне - сколько ждать?

- Сейчас! - повторил я и скрылся на кухне.

Даш стояла у окна и ковыряла пальцами подоконник. А ведь и правда, десять вечера! Детское время кончилось! Все марш по кроватям! Дети - в детские, взрослые - к Леське под одеяло!

- Даша, я понимаю твое разочарование, но в школе больше ничего не могли сделать, - со вздохом констатировал я.

- А больше ничего и не надо было! - отрезала она. - Вызвали опекуншу, - молодцы! Зачем было предупреждать Надьку?!

- Даш, они иначе не могли. Я знаю, что тебя мои слова не утешат, но придется потерпеть. Терпи пока и учись. Выучишься - станешь самостоятельной и забудешь свою маму, как страшный сон... если такое сравнение хоть сколько-нибудь уместно.

- Я не могу так долго ждать.

- У тебя есть убежище, - улыбнулся я. - Я всегда рядом.

- Может, ее... - начала и не закончила Даша.

- Что?

- Ничего, - отмахнулась она.

Я присел перед ней на корточки:

- Слушай, Даш, уже поздно. Иди, ложись спать, отдохни. Выход из трудного положения иногда находится сам, когда его не ждешь, и там, где не ожидаешь его найти. Голова должна быть свежей. И ты не одна, помни это, хорошо?

Она кивнула, ничуть не повеселев.

- И еще... Подумай над своими словами дома. Ты живешь в очень сложной среде, но такие выражения недопустимы для будущей леди. Договорились?

Даш тяжко вздохнула, словно говоря: "Ну, доста-ал!", но кивнула.

- Ладно, я пошла, - в приглушенном голосе слышалось раздражение, и она вышла в подъезд, не попрощавшись ни со мной, ни с Олесей.

Я тоже вздохнул, сунул руки в карманы джинсов и постоял немного в раздумьях, покачиваясь с пятки на носок, после чего пошел в комнату, где меня нетерпеливо дожидалась моя девушка.