– Они не каждый день исчезают, – заметил Суши. – И у этого должно быть какое-то другое объяснение.
– Я думаю, со временем мы узнаем какое, – сказал Махатма и встал. – А сейчас меня больше всего интересует, вкусное ли получилось жаркое. Забавно попробовать гамбольтскую стряпню.
– Между прочим, я помогала Гарбо готовить, – с шутливым возмущением возразила Каменюка.
– Ну, значит, если получилось что-нибудь несъедобное, то мы и тебя отругаем, – невозмутимо отозвался Махатма и, не дав Каменюке сказать ни слова, добавил:
– Но пахнет весьма съедобно. Скорее всего мы вас обеих похвалим.
– Будешь продолжать в том же духе – ни кусочка не получишь, – буркнула Каменюка.
Хотя трансляторы плоховато передавали юмор, все члены отряда дружно расхохотались.
Легионеры наполнили походные миски жарким. Оно оказалось настолько вкусным, что сделало бы честь даже Искриме.
* * *
Ротный шеф-повар Искрима приподнял крышку кастрюли, в которой варился суп, и старательно принюхался. Он сморщил нос, пытаясь решить, нравится ему запах или нет.
Капитан Шутник нашел для него источник снабжения необходимыми пищевыми растениями и специями. Первая доставка была осуществлена как раз перед отлетом с Ландура.
До прибытия на базу на Зенобии Искрима упаковку не открывал и только теперь начал понемногу использовать их в своих рецептах. Пока качество специй не вызывало у него нареканий, но Искрима не привык делать поспешные выводы – по крайней мере в области кулинарии.
Сегодня он впервые положил в суп лавровые листья, которые, судя по надписи на упаковке, поступили от огородника, снабжавшего своей продукцией столовую сената Галактического Альянса. Искрима должен был признать, что запах супа был совсем недурен… но каков он будет на вкус, вот вопрос? Выяснить это было можно одним-единственным способом.
Искрима присматривался к супу, кипящему на медленном огне, и пытался решить, пора ли уже зачерпнуть немного варева ложкой и попробовать, и тут в кухню кто-то вошел. Искрима обернулся и одарил вошедшего недовольным взглядом. По какому бы наиважнейшему делу сюда ни явился тот, кто пришел, Искрима не желал, чтобы все думали, будто имеют право шастать по его владениям, когда заблагорассудится. Это правило Искрима намеревался сохранить в неприкосновенности.
Это оказался новый командир роты, майор… Кетчуп или как его там. Помахав стопкой распечаток, он грозно возгласил:
– Сержант, просмотрев эти накладные, я обнаружил, что вы получаете продукты не только через сеть снабжения Легиона. Это является грубым нарушением устава и приводит к превышению установленного бюджета роты. Как вы, черт побери, это объясните?
– А вы что, черт побери, делаете у меня на кухне? – огрызнулся Искрима, глаза которого сверкали, словно раскаленные угольки. – Или вам не нравится моя еда?
Вопрос этот был задан таким тоном, что можно было не сомневаться: тот, кто ответил бы «не нравится», мог схлопотать по физиономии.
По идее, любой человек, обладавший хотя бы самой малой степенью инстинкта самосохранения, должен был бы очень-очень вежливо сказать: «Ну что вы, что вы, очень нравится», и поскорее убраться из кухни, бормоча извинения.
Причем уходить следовало бы пятясь, дабы не рисковать и не поворачиваться спиной к этому безумцу, располагавшему целым арсеналом кухонных ножей и топориков.
С инстинктом самосохранения у майора Портача явно было не очень.
– Я просмотрел ваше меню, – заявил он. – Вы потчуете личный состав роты всевозможными деликатесами и тратите на это непростительные суммы денег. Буду очень удивлен, если вы сумеете каким-то образом оправдаться…
– 0-прав-дать-ся?! – выпучив глаза, выкрикнул Искрима. – Вы хотите, чтобы я перед вами оправдывался? Ну уж нет! Немедленно выметайтесь с моей кухни, пока я вас в эту кастрюлю не засунул! Нет, этого я делать не буду – тогда никто не станет есть этот суп! – Он шагнул к майору и, прищурившись, добавил:
– Хотя вас можно было бы перетопить на жирок…
– Вы… вы угрожаете старшему по званию?! – брызгая слюной, вскричал Портач, но от испуга попятился. – Я вас отправлю на гауптвахту!
– А я вас – на сковороду! – воскликнул Искрима и схватил со стола тесак.
Решив не выяснять, вправду ли шеф-повар вознамерился пустить в ход это грозное оружие, майор развернулся и опрометью выбежал из кухни.
* * *
Лейтенанту Окопнику было очень и очень не по себе. Он страдал из-за несправедливости. Мало того что он был вынужден отвечать за собственные проступки – это, в конце концов, было естественно для младшего офицера, – так майор Портач возымел обыкновение обвинять его во всех чужих грехах. Во время крайне неприятной беседы с майором Окопник уяснил, что в этот день в роте произошло уже немало нехорошего. Эта выволочка была далеко не первой в карьере Окопника (будучи адъютантом Портача, он то и дело был вынужден ходить босиком по раскаленным углям), но запомнилась ему надолго.
Окопник был готов признать, что майор имел полное право до некоторой степени возложить на него ответственность за то, что легионеры слишком вольно трактовали его утверждение относительно не правомерности приказов смещенного командира роты. Но кто же мог предугадать, что это его утверждение будет ими истолковано именно так – что они откажутся исполнять все приказы, отданные до прибытия майора Портача? А уж к возмутительному поведению шеф-повара, который столь бдительно охранял рубежи ротной кухни, Окопник уж точно не имел никакого отношения.
Если на то пошло, за счет общения с поварами в прошлом майор должен был быть готов к такому обороту событий.
Конечно, обещание бросить старшего по званию в кастрюлю с супом – это уже было чересчур…
Последней каплей в чаше терпения майора стало следующее событие: выскочив из кухни в страхе за свою жизнь, он налетел на пышную женщину в бикини – старшего сержанта Бренди. Майор не желал мириться ни с тем, что в тот момент сержант была свободна от дежурства, ни с тем, что климатические условия на базе повлияли на выбор сержантом такой формы обмундирования и ее решение «немножко позагорать», как она сама выразилась, ни даже с тем, что ее пышные формы в значительной степени смягчили удар при столкновении с нею майора. Главным аргументом для майора при рассмотрении этого досадного инцидента было то, что несколько легионеров, оказавшихся неподалеку, все видели и расхохотались. Майор Портач терпеть не мог смеха – то есть как минимум тогда, когда смеялись над ним. Заплатить за унижение, пережитое майором, пришлось Окопнику – причем заплатить дорого. И теперь он мечтал расквитаться за это с кем-нибудь. Это мог быть кто-то ниже его по званию. К счастью для него, в этом смысле к его услугам была практически вся рота.
Окопник вышел из штаба со зловещей ухмылкой и принялся искать взглядом жертву. Кого именно – это ему было положительно все равно, и к чему придраться – тоже. Он полагал, что очень скоро найдет, к чему придраться, поскольку уже неплохо познакомился с личным составом роты «Омега». Почти сразу же на глаза ему попался легионер. Как его звали – этого Окопник пока не знал, но физиономия показалась ему знакомой: черные напомаженные волосы, бакенбарды такой длины, что еще чуть-чуть – и их уже можно было бы счесть неположенными по уставу, пухлые губы, противная усмешка. Этот малый был несимпатичен Окопнику сам по себе, но если память ему не изменяла, этот легионер вчера был среди тех, кто разговаривал с ним насчет приказов. Его следовало наказать. Окопник устремился к намеченной жертве, словно баллистическая ракета – к цели.
– Эй, ты! – окликнул Окопник легионера. – Ты что, приказа майора не слышал? – рявкнул он. – Во время дежурства все должны носить форму!
– Сэр, но я в форме! – озадаченно возразил легионер.
«Ага! – мстительно подумал Окопник. – Он уже защищается – это хорошо!»
– Если форма надета не по уставу, то это все равно что ее нет вовсе, – заявил Окопник и ткнул пальцем в грудь легионера. – У тебя… верхняя пуговица расстегнута!