— Даже и не знаю… — проговорил доктор, поднимаясь на ноги и окидывая взглядом Кыс и мальчика. — Что это? Что, черт возьми, здесь произошло?

Мое кресло бесшумно вплыло в комнату. Несколько долгих секунд Белкнап таращился на меня.

— Меня зовут Гидеон Рейвенор, доктор Белкнап, — произнес я через динамики. — А эти люди, включая Заэля, — мои помощники. Я благодарен вам за ту помощь, которую вы уже оказали нам. Понимаю, что вы напуганы и, кроме того, беспокоитесь о жизни Заэля Эффернети. Полагаю, что могу успокоить вас.

Я активизировал дисплейное устройство своего кресла. Из открывшейся щелочки выдвинулся проектор, продемонстрировавший гололитическую копию моей инсигнии.

Это не была привычная красная печать. Теперь я пользовался лазурным символом особых обстоятельств — мрачным крылатым черепом.

Но Белкнап все равно узнал его.

— Я… но Инквизиция?

— Да, я инквизитор. Ранее был приписан к Ордо Ксенос Геликана. Сейчас, на Юстисе Майорис я действую по положению об особых обстоятельствах.

— Инквизиция? — повторил еще раз Белкнап.

— Это моя команда, доктор. Мы находимся на крайне опасном задании и вынуждены сохранять абсолютную секретность. Именно это и означает понятие «особые обстоятельства». Мы не можем связаться с властями и запросить поддержку. Не можем даже получить медицинскую помощь. Именно поэтому Пэйшэнс и Заэль отправились на ваши поиски.

— Эт-то… это уже слишком… — запинаясь, пробормотал Белкнап.

— Слишком для вас, доктор?

— Как я понимаю, каждый инквизитор несет с собой отражение власти самого Бога-Императора, — тихо произнес Белкнап, не сводя с меня глаз. — Не повиноваться приказам имперского Инквизитора то же самое, что не повиноваться голосу Золотого Трона. Так?

— В общем итоге, так, — сказал я.

— Тогда я не стану оспаривать ваши просьбы и сделаю все, что в моих силах, — просто произнес Белкнап.

— Спасите Кару, — сказал я.

Он вернулся к работе.

— Есть у меня один бальзам, особого состава. На какое-то время я смогу остановить кровопотерю. Потом надо будет провести несколько тестов, и есть шанс, что я смогу справиться с раной. Но мои ресурсы… Мне нужен аппарат для переливания крови, конечно…

— Вы получите все, что потребуется, доктор, — сказал я. — Деньги у нас есть. Скажите Пэйшэнс или Заэлю, что вам необходимо, и они достанут это для вас.

Я развернул свое кресло к Пэйшэнс.

— Твои инстинкты тебя не подвели.

— Я рада. Мне тоже так показалось, но…

— Пэйшэнс, я должен рассказать тебе кое-что о Заэле. Кое-что, что Вистану удалось выяснить этой ночью.

— Проклятье, что еще натворил этот пацан?

— Не в этом дело, Пэйшэнс. Вопрос в том… что он может натворить.

— О чем это ты?

Я собирался было ответить, когда на меня обрушилась псионическая ударная волна. Приготовиться к ней у меня не было никакой возможности, и меня зашатало. По улью стремительно несся псициклон. Не теряя времени, я сбросил скорлупу своего кресла, бесплотным призраком устремляясь в ночь. Я мог слышать отчаянные крики Кыс, доносящиеся из дома подо мной:

— Гидеон? Гидеон?

— Со мной все хорошо. Проверь безопасность дома.

Освободившись от тела, я поднимался в ночное небо, и огромный город сверкал огнями внизу. Над внутренними массивами раскинулось яркое ментальное пламя. Придав своей эфирной оболочке форму лосося, я поплыл туда и увидел…

Трон! Кровь. Бойня. Расчлененные тела. Внутренний двор, заваленный мертвецами и озаряемый пламенем, которое пожирает обломки плазменной пушки. Это был дипломатический дворец в общем блоке А, в самом сердце власти субсектора. Здесь погибло много людей.

В воздухе ощущались затухающие следы демона. Где-то неподалеку на свободе разгуливало настолько опасное существо, что у меня не было ни малейшего желания бросаться на его поиски. Доисторическое порождение Хаоса, ходячий атавизм тех веков, когда еще не была сформирована реальность, — инкубула.

По двору бежал Жадер Трайс, спеша в укрытие. С ним был какой-то человек в черном костюме. К ним навстречу вышли слуги, а бригады медиков в ужасе бродили по двору. Звенела сирена.

Что во имя Бога-Императора здесь…

Человек в темном костюме оглянулся. Он почувствовал меня. Это был псайкер — очень, очень мощный псайкер, — и он уловил мой запах в ветре.

Нельзя было позволить ему поймать меня. Я немедленно ретировался. Но его сознание змеей скользнуло следом.

— Вистан?

Фраука отложил планшет и деактивировал свой ограничитель.

Мир окутала темнота. Где-то за мной продолжало свою незримую охоту сознание человека в темном костюме, бушующее и недоумевающее.

— Рейвенор? — окликнула меня Кыс.

— Пусть Тониус поработает. Он должен просмотреть новостные вокс-каналы и проверить шифровки министерства. В дипломатическом дворце только что произошло массовое убийство, и я должен знать все. Срочно.

Как только все это началось, Мауд Плайтон решила, что это будет один из тех дней. И она, конечно, понимала почему. Прошлой ночью средства массовой информации распространили объявления, сообщающие всем гражданам улья о «трагическом инциденте» в дипломатическом дворце. На это слишком не упирали, но войска СПО были приведены в повышенную боеготовность, а въезд во все центральные блоки был ограничен. Значит, произошло что-то очень серьезное.

Плайтон занимала гостевую комнату в доме у своего престарелого дяди, жившего в общем блоке Е, и обычно ей приходилось добираться до работы по железной дороге. Она позвонила в отдел с целью узнать, что произошло, но все, что ей довелось услышать, — записанное вокс-уведомление, предостерегающее персонал о возможных проблемах с общественным транспортом.

Поэтому она позаимствовала машину у своего дяди. Дядя Валерии сдавал и уже почти не выходил из дому. Он был музыкантом, но теперь старческое слабоумие сильно мешало ему заставить клавикорд петь в его руках. Но когда-то он был достаточно успешен, успел скопить скромное состояние и даже приобрел двухэтажный особняк во внутреннем массиве, а также услуги личной сиделки.

Мауд осталась его единственным живым родственником, и, устроившись на работу в Магистратуме, она переехала к нему. Валерии не слишком одобрял то, чем занималась его племянница, но в последнее время он нечасто мог вспомнить, чем именно она зарабатывала на жизнь.

— Дядя Волли, можно я позаимствую твой «Бергман»? — спросила она утром, потягивая кофе возле раковины и уже облачившись в униформу.

Стояло раннее утро, и за окнами было еще темно, но ее дядя бодрствовал уже несколько часов, сидя за спинетом[5] и глядя на клавиши из черного дерева, словно пытаясь догадаться, зачем они нужны.

Он не водил свой «Бергман» с восемьдесят девятого года, когда Администратум отозвал его права, основываясь на состоянии здоровья Волерина. Но дядя по-прежнему держал его в личном гараже под жилым блоком и время от времени позволял Плайтон отвозить себя в парк Стайртауна, когда у племянницы выдавался свободный денек.

— Мы едем в парк? — спросил он.

— Не сегодня, дядя Волли. Мне надо попасть в блок А. Работа. Это важно.

Он посмотрел на нее, облаченную в полный комплект снаряжения Магистратума — в служебной броне, со шлемом, притороченным к талии, — и произнес:

— А чем это ты занимаешься, Мауд?

— Я работаю, дядя Волли. Можно мне воспользоваться «Бергманом»?

Он пожал плечами:

— Думаю, да.

Он отвернулся и стал позвякивать нотой си. Мауд стала тихо собираться на выход, взяв ключи из горшочка, стоящего на полочке над обогревателем в коридоре.

«Бергман Амити Велюкс» представлял собой автомобиль с четырехлитровым карбидным двигателем и двухместным салоном, зеленой окраски с экстравагантными хромовыми полосами. Плайтон обожала его, обожала запах кожи и льна в его салоне, обожала едва различимый рокот его мотора. С ее зарплатой, даже если рассчитывать на продвижение по службе, ей никогда не купить себе личный транспорт вроде этого «Бергмана». Рассказывали, что его подарил Волерину дирижер, которого до слез растрогало то, как ее дядя играл даже самые заурядные произведения.