- Линга, одна ты меня понимаешь! - вздыхала Ева, наглаживая ее по шерстке.

И потеребив собаке ушки, она играла с ней в их излюбленные обеими жмурки.

- Где спряталась Линга? Ау! - игриво произносила она, закрыв собаке глаза длинными ушами.

- Ку-ку! Вот ты где, оказывается! - восклицала она, когда открывала ей глаза.

А Линга растягивала, как будто в улыбке, свой открытый рот и задорно виляла обрубленным хвостом, показывая, что ей это нравится.

Потом Ева занялась уроками, больше не обращая внимания на необычную навязчивость Линги. Уже поздно вечером, собираясь ее покормить, она вдруг не обнаружила ее дома, и, решив, что она на улице, вышла из подъезда ее позвать.

- Где-то загуляла! - успокаивал папа переживающую за свою собаку Еву, - Утром вернется.

Иногда Линга, не дождавшись пока хозяева пойдут ее выгуливать, выбегала одна, воспользовавшись открытой дверью, но быстро возвращалась. В первый раз Ева спала без своей собаки.

- Ева! Ева! - услышала она на следующий день, как ее зовут с улицы, и выглянула в окно.

- Там твоя собака, ее кто-то сбил! - выкрикивали мальчишки.

И ее словно окатило ледяной волной. Линга была любимицей их семьи, и особенно Евы. Ей всегда казалось, что она все так же понимает, как и человек. У нее были очень умные глаза. И когда она чего-то хотела от своей хозяйки, то подходила, клала мордочку на колени Евы, и могла так долго-долго смотреть, как будто пыталась что-то сказать.

Ева выбежала и пошла за мальчишками, которые вели ее к свалке, где лежала собака. Она с надеждой ждала, что сейчас она скажет им, что это совсем не ее собака, или будет их порицать за жестокую шутку.

Они указали на черный пакет, из которого торчали пятнистые знакомые лапы. Как можно узнать по лапам собаку? Однако Ева поняла, что это Линга. Да, и ни у кого в их дворе и ближайших дворах не было охотничьих спаниелей. Ева вскрикнула и побежала домой. Слезы потоками текли по ее щекам. И она побежала быстрее, чтобы отдаться во власть своего горя.

Ева представляла, как больно было ее собачке, и от этой мысли становилось еще горестнее. Она размышляла о том, как это могло произойти, ведь машины в их дворах мало у кого имеются, да и по разбитым дорогам тут никто быстро не ездит. Еще ей не давали покоя веревки с оборванными концами, туго обмотанные на лапах Линги. Зачем кому-то понадобилось завязывать лапы мертвой собаке? А может, ее вовсе и не машина сбила, а кто-то жестоко поиздевавшись, над ней расправился? Она представила, как какой-то изверг бьет ее собаку, или топит в пруду, связанную за лапы, или, привязав к мотоциклу, тащит по земле волоком, а она вырывается и скулит. От этих ужасных фантазий, Ева громко зарыдала.

Она вспоминала прекрасные моменты жизни, связанные с Лингой. Вот папа наперевес с охотничьим ружьем приносит ее домой в своем мотоциклетном шлеме. Уже тогда, будучи совсем маленьким щенком, она смотрела с пронзительной глубокой задумчивостью. И хотя папа приобрел ее больше для себя, чтобы она помогала ему во время охоты, Линга сразу стала ее любимицей. Папа скрупулёзно занимался ее дрессировкой, а Ева щедро одаривала ее лаской. Собака и спала вместе с ней. Когда она была щенком, Ева сминала край своего одеяла, сооружая что-то вроде гнездышка, и укладывала в него Лингу, а когда та подросла, стала устраиваться в ногах хозяйки.

Линга полюбила выискивать подстреленную дичь и с нетерпением поджидала у дверей в те дни, когда папа начинал свои сборы для охоты. А когда они оба возвращались утомленные, но довольные, приходилось долго очищать ее уши, нацепившие на себя колючего репейника. Завидев ее в таком виде, Ева укатывалась со смеху, до чего же она была мила и смешна одновременно - взлохмаченная, покрытая репейником, с засохшей землей на лапах, добрыми глазками и широкой собачьей улыбкой. Из некоторых охотничьих трофеев, папа изготовлял чучела, а потом с гордостью рассказывал, как происходила та или иная охота.

Однажды неизвестно по какой причине папа перестал охотиться и продал свое, кажущееся Еве неподъемным, ружье. Он объяснял, что ему стало жалко подстреливать живых птиц и зверушек, но так ли это было на самом деле, Ева не знала. Он помрачнел и стал часто выпивать. Собака тоже приуныла, погрустнела, все меньше и меньше резвилась, и куда чаще задумчиво лежала на кухонном диванчике.

На оленьих рогах, прикрепленных к стене в коридоре, развесилась одежда. А птичьи чучела так и стояли, набитые ватой и стружками, пылясь на шкафах и полках, напоминая о былых успехах.

И только в те редкие дни, когда они семьей отправлялись на природу, чтобы половить рыбу и пособирать грибы, Линга приободрялась и, как и раньше выстукивала своим малюсеньким хвостиком по полу у двери, поджидая этой поездки. В машине она норовила высунуть свою голову из окна, подставляясь порывам ветра. Безжалостный ветер раздувал ее щеки и развивал длинные уши, отчего она становилось опять очень смешной. А потом наперегонки с Евой они неслись навстречу приключениям по бескрайним просторам полей...

Папа, бесконечно занятый работой, напоминал, что стоит с собакой чаще гулять и заставлять приносить палку, чтобы уж совсем не лишать ее излюбленной радости. Но Еву в последнее время интересовали совершенно иные вопросы...

Она вспомнила, как Линга накануне вечером подошла к ней, положила голову на ее колени и так тоскливо заглянула ей в глаза, словно предчувствуя свою гибель, прощалась с ней. Ева сказала ей, что только она ее понимает. Собака понимала ее, а Ева так и не научилась ее понимать...

Какое-то время Ева, охваченная щемящим чувством тоски, не хотела встречаться со своей компанией и потому после школы сидела дома. Но вскоре подруга упросила выйти ее на улицу.

Во дворе у стены гаража дети играли в вышибалы. А после была предложена игра "сабже", смысл которой такой же, как и в игру "съедобное - несъедобное".

- Ты любишь заниматься..., - мальчик сделал паузу, и, кинув мячик Еве, быстро произнес: - ...сексом.

Она поймала, не успев сообразить, что это обозначает. Все стали смеяться.

- Это что, правда? Ты любишь заниматься сексом?

- Я не знаю, - ответила Ева, - А что это?

- Ну как тебе объяснить... Ты знаешь, как появляются дети?

- Из живота, - неуверенно произнесла Ева.

Все дети разразились дружным хохотом. Она никогда не задумывалась, каким образом ребенок оказывается в животе, и каким образом появляется на свет. Ей было достаточно тех знаний, которыми она обладала. А теперь из-за насмешек, она стала чувствовать себя неуверенно, какой-то "совершенно далекой", "глупым ребенком".

Она мысленно пыталась заставить себя вспомнить хоть что-то - "может она знала, но забыла?".

Она подумала - о своей кукле Барби. У нее был открепляющийся живот, куда помещался младенец. Она подумала, что так возможно только у кукол - открепить, прикрепить. А у человека как?

- Это то, чем занимаются мужчина и женщина. Пусть тебе подружки объяснят. Или спроси у родителей, - и снова этот издевательский смех.

- Лучше не спрашивать родителей об этом, - посоветовала Арина.

- Ты что, может еще и не целовалась? - выпытывал тот мальчишка.

- Отстань, от нее! - вступилась за нее Арина.

- Мам, расскажи, как у вас с папой было? - спросила в тот же день Ева маму, когда она готовила.

- Что было? - спросила мама, чуть не выронив ложку, которой помешивала плов. "Неужели будет спрашивать про близость?", - подумала мама.

- Как вы познакомились, как встречались, как вы решили, что хотите моего появления, как я появилась? - засыпала ее вопросами Ева.

- Ну, познакомились мы в компании общих друзей.

- А почему ты решила именно с ним встречаться?

- Он был очень красив - черноволос, высок. Он настойчиво ухаживал.

"Настойчиво!", - это слово Еве запомнилось.