"Это не сон", - подумала Ева.

Она не успела вскрикнуть. Когда она осознала, что происходит, и появился страх, все уже успело закончиться. Она лежала на кровати и смотрела в окно, пытаясь разглядеть там кого-нибудь... того, кто это сделал. Там никого не было...

Утром Ева рассказала маме об этом. Мама ответила, что все дети летают во сне.

"Здравствуй, дневник! Сегодня мне приснился странный сон, как будто я лечу. Вернее, я точно знаю, что это не сон. Только никто мне не поверит, если я это буду рассказывать.

Размышляя над этим, я пытаюсь понять, как это возможно. Я думаю, что это было НЛО.

Еще я вспомнила, что однажды я видела НЛО. Был Новый Год, я вышла из дома. Не знаю, зачем я вышла. Меня никто не звал. Просто вышла и все. Было темно. Я подняла голову вверх и увидела что-то круглое. Как свет. Очень яркое. Но в глаза не светило. Мне не было страшно. Я хотела, чтобы это увидели и другие. Я забежала в дом и стала всех звать. За мной кто-то из гостей вышел. Но кто это был, и что сказал, я не помню. И что было потом, не помню. Помню только, что когда мы вышли снова, уже НЛО исчезло. Мне ни кто не поверил. Потом я стала сама думать, что это все-таки был сон.

Но после сегодняшнего происшествия, я поняла, что ни сегодня, ни тогда это был не сон".

В детстве Ева была прелестным, милым ребенком. С ярко алыми пухленькими губами, румяными круглыми щечками, русыми кудрявыми волосами, она напоминала ангелочка. В темных глазах на свету проскальзывала зеленца, а при тусклом свете их обволакивала чернота.

Теперь, когда Ева подросла, щеки уже не были такими округлыми, лицо немного вытянулось, приняв овальную форму, отросшие чуть ниже плеч волосы стали темнеть, приобретая все более и более темный оттенок. Они уже не торчали красивыми взъерошенными завитками, а спадали на плечи легкими кудряшками, некоторые пряди были чуть волнистыми, а другие, наоборот, закрученными и запутанными.

Она находилась в том возрасте, когда ее красота еще не успела проявиться в полной мере, а только проскальзывала отдельными чертами. Она видела свои изменения, только считала, что они не в лучшую сторону.

Ева взяла расческу и стала ею приглаживать челку. Она хотела, чтобы челка была идеально ровной. Ей никак не удавалось это сделать, по краям челка "настырно" продолжала завиваться. Еву это раздражало. Она пошла к умывальнику и намочила расческу, затем снова провела ею по краям челки, и прижала волосы ручками ко лбу, пытаясь ее выровнять. Ева небрежно взяла кончики волос с двух сторон головы, подняла вверх, и состроила смешную гримасу, воспринимаемую ею как мерзкую и отвратительную.

"Я - слизняк! Бе-е-е".

Еве не нравился и ее нос. Ей казалось, что он слишком большой. Хотя на самом деле был очень аккуратным, тонким. Она повернулась в сторону, потом снова посмотрела на себя, и сдавила указательным пальцем кончик носа.

"Так было бы лучше!", - подумала она. - "Всего-то на капельку меньше".

Когда челка подсохла, приглаженная расческой, Ева удовлетворенно вздохнула: "Теперь сойдет".

Она никогда не была довольна собой и считала себя каким-то "гадким утенком". Она смотрела на подруг, и ей казалось, что каждая из них чем-то лучше нее. Она хотела быть похожей на подруг, и чтобы добиться какого-нибудь сходства, она просила маму купить "такую же юбку", или "шорты", или "сделать прическу, как было вчера у подруги".

Когда Ева оставалась дома одна, она любила все исследовать. Ей казалось, что в каком-нибудь ящике или коробочке она найдет что-то интересное...

Вот и сейчас Ева направилась в коридор и открыла дверцу шкафчика. Там давно никто не разбирал, и было много всяких безделушек. Чуть ниже на полочке лежала железная коробочка с наклейкой в виде красного плюсика. Это была дорожная аптечка. Она открыла ее и тут ей на глаза попались какие-то круглые приплюснутые резинки. Она взяла одну в руки и стала рассматривать. С одной стороны резинки были чуть выпуклые, а с другой вогнутые. Она потянула за выпуклый край, и резинка стала вытягиваться.

"Какие странные шарики. Совсем бесцветные", - подумала Ева.

Она поднесла к губам и подула в отверстие. Шарик, надувшись слегка, тут же выпустил воздух.

"Наверное, он дырявый", - решила Ева.

Она положила его обратно в аптечку, и взяла новый, сложенный в колечко, чтобы показать потом друзьям...

Одна из подруг Евы коротко подстриглась. Стрижка называлась длинным каре. Среди всех, с кем Ева общалась, та девочка была единственной, у кого теперь была короткая стрижка. Ей очень шла эта новая прическа, идеально ровные волосы красиво обрамляли лицо, кажущееся теперь выгодно старше. Ева тоже хотела выглядеть старше. И потому стала упрашивать маму ее сводить в парикмахерскую.

- Ты уверена, что хочешь подстричься? - спрашивала мама, - У тебя такие красивые волосы! Может, не стоит?

- Нет. Я хочу.

- Ну, раз ты решила. Отстригай. Никуда не денутся. Потом отрастут. Только не слишком коротко, хорошо?

- Я хочу каре, - пояснила Ева. - Когда мы сможем съездить в парикмахерскую?

- Ты можешь и сама туда съездить.

И мама рассказала, где находится ближайшая парикмахерская.

Ева не хотела ждать, и решила в тот же день подстричься. Она надела свое новое платье, привезенное мамой из-за границы. Платье было привезено не для нее, а для продажи, но увидев его, она упросила маму оставить ей. В этом платье Ева казалась себе старше. Оно облегало фигуру, оголяло плечи, и было очень коротким. Понятие "взрослости" она теперь связывала и с интересом к ней у противоположного пола. А чтобы нравиться, нужно одеваться ярко и откровенно.

Парикмахер, специализирующийся больше на мужских стрижках и стрижках женщинам "в возрасте", услыхав слово "каре", почему то решила, что "каре на ножках". Увидев себя в зеркале, Ева тут же поняла, какую ошибку совершила. Ее щеки стали более круглыми, как у хомячка, из-за этой стрижки. Зализанные густые волосы выглядели, как парик на ее голове, почему-то кажущейся теперь крохотной по сравнению с ее вытянувшимся телом. Ева себя сдерживала, чтобы не разрыдаться, и, выдавив из себя "спасибо", рассчиталась за услугу и выскочила на улицу.

Направляясь в парикмахерскую, Ева представляла, как на обратном пути, будет гордо идти, ловя на себе заинтересованные взгляды. Сейчас же ей хотелось спрятаться, провалиться под землю. С низко опущенной головой и пылающими румянцем от гнева и досады щеками, она не заметила, как уже подошла к своему дому. Вот еще немного, и подъезд. И крестный. Она буквально столкнулась с ним, влетая в подъезд.

- О, у тебя новая прическа? - спросил Джон, даже не поприветствовав ее.

- Ну да, - выдавила из себя Ева, ей хотелось быстрее остаться одной.

- Тебе очень идет!

Ева подняла на него глаза, полные слез. "Идет?". Такой реакции она ни от кого не ожидала.

- Мне совсем не идет! - сказала Ева, уже без уверенности в своих собственных словах. - Слишком коротко.

- Тебе правда идет!

Джон запустил свою руку ей в волосы, проведя по шее снизу вверх к волосам. Ее шея, такая хрупкая, тонкая, теперь соблазнительно оголялась. Он смотрел на ее яркие пухлые губы, еще сильнее сейчас налившиеся от какой-то обиды, на ее глаза, печальные, совсем наивные. Он задержал руку на ее шее, почувствовав приближение страстной волны.

В этот момент в подъезд из открытой, как обычно, двери, выскочила Линга, услыхав голос хозяйки. Собака кинулась вначале к Еве, став тереться шершавым носом об ее руки. А затем обнюхала и Джона.

- Никого не слушай. Тебе идет, - сказал Джон осипшим голосом, и поспешил уйти.

Весь этот день собака была сама не своя. Она все терлась и ластилась к Еве, и, положив голову ей на колени, грустно заглядывала ей в глаза.