Они сняли комнатку в частном доме, и пошли к морю. В день их приезда начался шторм, и море было мутным, бурлящим и агрессивным, но при этом все равно завораживающим. Большие темные волны накрывали пирс и волнорезы, опрокидывались на берег, перемешивали и утаскивали гальку, и сталкивали между собой, громыхающие от этого камни. Ева вспомнила, как в детстве она без страха прыгала в большие волны. Сейчас же они были бушующими и устрашающими. Ева ощутила перед ними страх. Но это был необычный страх, это был страх и вместе с тем и трепет.

Днем они нежились под ласковым с утра и нещадно припекающим к обеду солнышком, и, разморившись под ним, окунались в прохладу искрящейся воды. Сидя на берегу, они смотрели на таинственное, независимое море. Чаще всего оно было гладким, умиротворенным. Можно было лечь на спину, прикрыть глаза, и почувствовать, как оно спокойно, ровно дышит, слегка покачивая на своей поверхности. Иногда море было волнительным с легкой рябью, плескалось соленой водой в лицо. И лишь единожды после выплеснутой ярости шторма оно еще целый день оставалось негодующим и беспокойным. Волны набирали скорость где-то далеко в море, увеличивались по мере приближения и обрушивались на галечно-каменистый берег, рассыпаясь на множество блестящих брызг и превращаясь в белую пену. От его негодования доставалось всем. У берега море больно бросалось камнями и сбивало с ног, а прорвавшихся в него смельчаков оно норовило полностью накрыть своими волнами.

Вечерами влюбленные гуляли по ухоженным аллеям и паркам, любуясь разнообразием и необычностью экзотической растительности. Чуть позже - спускались к набережной, где уже громко звучала музыка, радостно шумел и танцевал народ. Они обходили заведения, и оставались в наиболее понравившемся кафе с клубной музыкой, оглушительно звучащей из динамиков, или с выступающим музыкантом, исполняющим что-нибудь задушевное, волнующее перед собравшейся публикой. А потом возвращались в домик и предавались любви, бесконечно признаваясь друг другу в своих чувствах.

Встречая что-то запомнившееся еще с детства, Ева ощущала прилив счастья и какой-то приятной тоски. Она с упоением наслаждалась тем, что видит и тем, что чувствует. А чувствовала она сладковато-ванильный, фруктово-цитрусовый запах. Запах, знакомый с детства. Запах, так сильно ее манивший. Запах любви! Запах счастья!

Но теперь она знала, от чего такой запах. Это был запах магнолий. Эти деревья с вечнозелеными плотными листьями и белыми благоухающими цветочками были повсюду - они украшали и аллеи, и парки, и скверы, и набережную. Ностальгический запах, связывающий ее с морем и мамой. Теперь он связывал ее и с любимым мужчиной.

Еще Ева впервые обратила внимание на цветки магнолий. Они не были какими-то особенными, необычными. Но они вдруг напомнили ей давно забытое прошлое - цветочек из тетрадки ее одноклассника. Ева, размышляющая часто о судьбе, сразу обратила внимание на подмеченный ею факт. Она вспомнила свои далекие сновидения - про темноту, про запах, про Богиню.

"Надо же какое совпадение?! Этот цветок так давно меня преследует", - размышляла она, - "Какой удивительный был сон. Он предупреждал меня о надвигающейся трагедии, и в то же время он сообщал мне о том, что все-таки я стану Богиней, что настоящая любовь еще впереди".

Дни и ночи на море были истомными и упоительными. Захватывающие живописные пейзажи. Морской бриз, разносящий южные запахи - более терпкие и особенные, услаждающие и успокаивающие. Любимый всегда с ней рядом. Он целиком и полностью только ее. Разве это не счастье?!

Влюбленные гуляли, взявшись за руки, иногда разъединяя их, и тогда прикасаясь плечами. Любое соприкосновение вызывало приятные отклики в глубине их душ. Счастье, переполнявшее их, выражалось огоньком в глазах и в улыбках, которые они дарили друг другу. Она дотрагивалась ненароком пальчиками до его ладошки, и что-то теплое разливалось у него внизу живота. А когда он проводил по ее руке своей рукой, от локтя к плечу, или когда обнимал за талию, она тоже ощущала трепетную дрожь. Она вдыхала пряные и свежие южные благоухания, и голова кружилась от этих приятных, как будто вечно знакомых, родных запахов.

Они были красивы. Но в этот момент, они становились еще красивее. Он любовался ею, а она им. Они идеально подходили друг другу. Словно кто-то свыше специально их создал и соединил.

Свои чувства они скрепляли божественным поцелуем. Их языки находились, необычайно сплетались, неистово и проворно ласкались. Каждой клеточкой своих тел они упивались блаженством от близости, а через поцелуй соединялись их сердца и души. Это было счастьем! Это было любовью!

- Ты моя Богиня! - говорил он, - Ты меня влюбила в себя. Теперь я твой раб навеки!

- Это ты меня влюбил в себя. Я люблю тебя! Безумно люблю! - отвечала она.

Им казалось, что так было всегда. И боясь, что это будет не вечно, они пытались запомнить каждый миг, проведенный вместе.

- Это я твоя рабыня! - говорила она.

- И на что же готова ради меня, моя рабыня? - подыгрывая ей, спрашивал он.

- На все. Почти на все, - отвечала она.

- Даже умереть готова за меня?

И видя ее замешательство, он тут же продолжал: - Я шучу. Я никогда ни о чем таком тебя не попрошу.

- А я же сказала, что почти на все, - оправдывалась она.

- Почти на все? Это тоже очень много, - ободрительно говорил он. - Я не могу верить просто словам. Ты должна доказать мне, как сильно меня любишь.

- Я докажу тебе!

И каждый из них уже представлял себе романтический вечер, интимную близость, переполнявшую их чувственность и несдерживаемую страсть.

Страсть! Страсть, опутавшая их разумы. Страсть, сделавшая их заложниками. В этот момент она уступила свое место романтическому настрою. Вечером не было страсти. Вечером была только любовь. Чистая любовь! Без дикой ревности. Без бесконечных претензий. Без томительных ожиданий. Иногда даже без ублажения и обладания.

Они возвращались в домик и сладко засыпали в объятиях друг друга. Любовь без страха и без сомнений! Они никого не остерегались, и могли появиться в любом месте, в любое время, держась за руки. Они не строили планов и не досадовали из-за прошедшего. Они получали наслаждение от одного дня, от одного мига.

В один из дней они посетили "Ривьеру". Ева, чтобы запечатлеть красоту экзотической природы в парке и себя саму, "скакала" от одного куста к другому, от дерева к фонтану, от пруда к стене бамбука... И заставляла Константина ее бесконечно фотографировать. Из-за натертого мозоля и усталости от выматывающей жары, он присел на лавочку в тени кованого навеса, обвитого побегами плюща. А она продолжала обегать территорию вокруг него, уже фотографируя все подряд - и цветочек, и бабочку на нем...

Обливаясь потом и превозмогая щиплющую боль, рядом с резвящейся девчонкой в коротком платьице, он ощущал себя ее отцом. Еще недавно он восторгался ее чрезмерной, по-детски выплескиваемой радостью, ему нравилось еще больше ее удивлять. А сейчас, когда они не были наедине, ее естественное резвячество ему было неприятно.

- Посиди со мной! - попросил он.

- Сейчас, сейчас, еще вот это сфотографирую! - отвечала она.

- Я так и буду тут один сидеть? - недовольно спрашивал он.

И после еще нескольких "сейчас, сейчас" она присела рядом.

Он выказал ей свое недовольство, истинную причину которого утаил, стараясь самому об этом не думать. Это было единственным их разногласием здесь. И скорее - его горечью, которой он завуалированно поделился. Но через несколько минут они уже оба об этом забыли.

Каждый день, проведенный здесь с любимым, был наполнен радостью и счастьем. Ночью, утыкаясь носом в его плечо или ощущая его мерное дыхание позади себя, она преисполнялась такой душевной благодатью, что казалось, будто так всегда было и так будет целую вечность.

И только в последний день - день их отъезда, она почувствовала щемящую грусть. Незаметно, медленно подкрадываясь, словно тень, она сжимала ее влюбленное сердце. И если еще вчера ей хотелось кричать о своей радости, то сегодня ей хотелось рыдать от своей грусти. Она знала, что назавтра уже жизнь потечет своим чередом, он вернется к своей семье, а когда он вновь объявится, она будет делать все, что он захочет, лишь бы быть с ним рядом. В это последнее их безмятежное утро она прижалась к нему крепче обычного, и почувствовала, что задыхается от своего горя. Маленькие слезинки покатились по ее щекам и намочили подушку. Чуть слышно всхлипнув, она пошла в душевую, и, включив там воду, разрешила себе немного всплакнуть. А потом вернулась к любимому, чтобы разбудить его своими объятиями и поцелуями. Домой они возвращались, охваченные грустью покидания этого волшебного уголка, но и преисполненные приятными эмоциями и впечатлениями от него.