Нет, она не будет этим делиться ни с ним, ни с кем-либо еще. Все ее мечты и желания и так часто разрушались, разлетаясь на мелкие осколки, как лодка о скалы во время сильного шторма. Он и так завладел ее жизнью целиком и полностью, но он не убедит ее оставаться дальше офисным планктоном. Она не будет заложницей каких-то случайностей, страхов, и благодарностей.

- Я вот слушаю твои размышления, и понимаю, что в твоей голове одна каша! Ты должна наконец-то себя осознать! - продолжал Константин, - Ну какая из тебя модель? И вообще твое место там - где ты сейчас. Зачем вообще прыгать выше своего носа? Радуйся тому, что у тебя есть. Ты же знаешь, какая ты не обязательная, не расторопная, в тебе нет той сильной жилки, какая, например, есть у твоей мамы. И за отсутствие этой жилки я тебя и ценю. Иначе мы бы и не были вместе. Но чтобы достичь чего-то в этой жизни, нужно иметь такую жилку. Нужно иметь твердый и сильный характер. Ты ни на что не способна. Ты способна любить, вот и люби меня. А за свою работу держись зубами, вот мой совет.

Он вроде пытался ее успокоить или отговорить ото всех ее нелепых затей, однако все его слова воспринимались очень болезненно и как-то даже трагично. Эти слова словно ставили некий жирный крест на всех ее стремлениях.

Нет, нет, еще раз нет! Ева закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя все, что он говорил. Но слова, исходящие от него, от любимого человека, от того, кто ее хорошо знает, не хотели повисать в воздухе, они устремились в нее, проникли в голову и где-то там, очень глубоко и основательно осели. Может, если бы кто-то другой ей такое сказал, такие слова не возымели бы соответствующего эффекта, какой они возымели, когда это сказал Константин.

"Ты ни на что не способна!", - вертелось у нее в голове, даже уже когда они расстались. И это уже не было эхом его слов, это уже не было воспоминанием, это стало, как заклинание, а потом и как черта, как точка...

"Я ни на что не способна! И нужно это осознать!".

Некогда ушедшие комплексы снова к ней вернулись. Она больше не Богиня, или она и не была ею?

Часть 8.

В очередное их лето, в момент пламенеющего и ослепляющего солнца, когда чувства накалены до предела, когда душа ждет праздника и фейерверка, а получает тоску, одиночество и отчаяние, Ева предложила Константину расстаться в очередной раз. Но уже через пару недель, они снова были вместе. И он вдруг позвал ее вместе поехать отдыхать на Черное море в Краснодарский край. Это было первое их совместное путешествие.

Ева с ликованием и нетерпением ждала дня их отъезда, предаваясь каждый день буйным мечтаниям. Счастье, переполнявшее ее, было столь огромным, что только об этом и были все ее мысли. Благо, что ждать нужно было только несколько дней. Но эти несколько дней показались ей бесконечными.

Этот знаменательный долгожданный день настал. Ева проснулась очень рано, собралась и ждала условленного времени. Ее переполнял трепет предвкушения совместной поездки и отдыха. Его все не было и не было. Он опаздывал. Он задержался чуть больше чем на пару часов, но это время показалось ей мучительно напряженным. И вот его звонок: "Спускайся!".

Он попросил проверить ее, взяла ли она паспорт, вспомнив, какая она забывчивая и безответственная. Она проверила и села впереди. Константин помог положить ее дорожную сумку в багажник, надел на руки митенки, и они поехали. Он сказал, чтобы она разговаривала с ним, особенно, когда он устанет, но чтобы не отвлекала от дороги. Она слушала музыку и наблюдала за ним. "Серьезное лицо, сосредоточенный взгляд, и эти кожаные митенки... Он еще более сексуален и притягателен в них".

Константин был сосредоточен на дороге, а Ева рассматривала теперь уже пейзажи, сосредотачиваясь на этом созерцании. Вначале за окном мелькали привычные непримечательные серые дома, печальные старые деревушки и редкие, одинокие деревца. Затем - поля, то вспаханные, то с выжженной травой, то со стогами сена, в которые хотелось непременно упасть, то поля с поливочными установками, засеянные культурными растениями, колышущимися от ветерка в ту или иную сторону, то - покрытые подсолнухами, вдали кажущиеся одним большим желтым квадратом, окруженным лесополосой.

Ева предложила ему отведать бабушкиных блинов, заботливо приготовленных им в дорогу. Она стала с гордостью рассказывать ему о своей бабушке, участвовавшей в войне и в частности в защите их родного города.

- И в каких же войсках она воевала? - спросил он.

- В зенитно-артиллерийском дивизионе, - отчеканила Ева.

- Она сама стреляла с зенитной пушки?

- И с пулемета и с зенитной пушки.

- Значит, ты внучка пулеметчицы! - констатировал он и рассмеялся. - Евка-пулеметчица! Да, в таком образе я тебя еще не представлял.

Она улыбнулась в ответ и отвернулась к окну, чтобы он не заметил, как на ее глаза навернулись слезы. У нее всегда разговоры о войне вызывали болезненную горечь.

Она хотела рассказать ему о своем детстве, о детстве, проведенном рядом с бабушкой. Она хотела рассказать ему о море - о том, как много оно для нее значит. Она хотела высказать ему благодарность за то, что он предоставил ей такую возможность - снова увидеть море! Она хотела воскликнуть, как счастлива! Но услышав, что оружие у него вызывает смех и даже пошлые ассоциации, ей больше ни о чем не хотелось говорить. Насмехаться над бабушкой она не позволит никому, даже самому любимому человеку. Она больше не стала поддерживать этот разговор, поняв, что он не вызвал соответствующего отклика в его душе.

Солнце уже спряталось за горизонт, но еще продолжало излучать меркнущий свет, создавая причудливые светотени. Наступающий мрак медленно поглощал своей пастью вначале отдаленные леса, поля, дорогу впереди, и наконец, поглотил и их. Они сделали остановку в кармашке возле перелеска, чтобы немного отдохнуть. Чуть позже он сам предложил ей поспать...

Ей снилось поле, огромное поле, покрытое молодой зеленой травкой с капельками утренней росы, радужно переливающимися в солнечных лучах. Она бежала по этому полю наперегонки со своей собакой. Поле нескончаемо тянулось и тянулось, словно чем больше они пробегали, тем еще больше оно растягивалось. Куда они бегут и зачем? Ей непременно хотелось это узнать...

Когда Ева вновь открыла глаза, уже начинало светать. Золотой диск солнца выкатывался из-за горизонта, рассеивая во все стороны свои четкие лучи. Серые облака словно вбирали в себя непрерывно меняющиеся радужные краски, разнося их по всему небу. А через открытое окно подуло легкой прохладой раннего утра и свежестью влажной травы.

"Это так романтично - встретить рассвет с любимым!", - подумала Ева, с нежностью посмотрела на Константина и улыбнулась.

Впереди простиралась, сужаясь, идеально ровная дорога. Они проезжали аккуратные, ухоженные поля, кафешки, отели, АЗС и многочисленные вывески. И наконец, начинались пейзажи, от которых невозможно оторвать глаз - извилистые дороги с крутыми поворотами, с одной стороны окруженные склонами каменистых или усыпанных зеленью живописных гор, а с другой стороны - заканчивающиеся не везде огороженным резким обрывом с дикой растительностью.

Они ехали по серпантину, и у Евы захватывало дух от одурманивающих запахов и созерцания всего великолепия. Особенный горный воздух бурным потоком вливался в открытые окна и ощущался даже при большой скорости автомобиля. На крутом, резком подъеме слегка заложило уши, но уже при первом спуске это ощущение прошло. Какое-то время им пришлось медленно следовать под уже накаляющимся солнцем за впереди растянувшейся колонной машин, соединившихся в цепочку из-за одного нерасторопного грузовика. Выполняя опасные виражи, он спросил ее, не кружится ли у нее голова. Она ответила, что не кружится. У нее не кружилась голова. Она была счастлива!

Она всматривалась буквально в каждую картинку, пойманную взглядом. Деревья, покрытые зеленым мхом или безжалостно обвитые канатами лиан, или наряженные снизу доверху лозами плюща и смилакса, сверкающего красными ягодками, отправляли в экскурсию к древности. Первобытную экзотику привносили и различные папоротники и пальмы с веером листьев вверху. Хвойные деревья отличались здесь своей необычностью и огромными шишками. Знакомые бук и каштаны, присутствующие здесь в огромном количестве, приветствовали своими резными листочками и плодами в колючих оболочках. Можжевельники и туи всевозможных сочных оттенков зеленого тянулись вверх, выстраивали живые изгороди или расползались по земле. Кусты родендрона, облепленные многочисленными яркими цветками были не только украшением палисадников, но и создавали всеобщее ощущение праздника. Все было таким необычайно животрепещущим, и в то же время, до боли знакомым! Знакомым еще с детства!