Но даже в маске я задыхался: легкие не выдерживали подобного истязания.

— Ладно, отец Симон, оставьте. Может, мы придумаем вам другое рукоделие, — успокоил он меня.

Несмотря на некоторые успехи в обустройстве нашей отшельнической жизни, жить без совета с опытным духовником-греком среди незнакомых афонских традиций представлялось нам затруднительным. Отец Агафодор вспомнил о знакомом ему игумене маленького монастыря под Фивами, архимандрите Нектарии. Он занимал и официальную должность — духовника всей епархии. Это для меня было внове. Отец Агафодор заметил мое недоумение.

— У греков духовником может быть лишь тот монах, которого назначит епископ. Обычно это очень мудрый опытный батюшка с сильным даром рассуждения. Он периодически ездит по епархии и посещает приходы, где исповедует людей. Другие священники без подобного благословения не могут быть духовниками…

Это меня заинтересовало. Понимая, насколько важно для нас иметь близкого и доверенного духовника, иеромонах вспомнил еще одного знакомого в Салониках, архимандрита Илиодора.

— Вы, батюшка, можете повидать обоих. Кто из них вам будет больше по душе, к тому и будем ездить.

Я согласился. Отец Илиодор оказался очень симпатичным добродушным монахом, окруженным множеством приехавших к нему чад. Он тут же заставил всех, старых и молодых, поцеловать нам руки, запретив мне уклоняться от этого обряда.

— Люди целуют не твою руку, патер, а лобызают десницу Самого Христа!

Исповедовал он людей в канцелярии, сидя за столом, в то время как кающийся излагал ему свои грехи и проблемы в свободной беседе. Узнав, что мы хотим добраться до Фив, он снабдил нас деньгами на дорогу и, в придачу, положил в наши рюкзаки бутылки с вином для литургии.

Патер Нектарий встретил нас на своем мини-джипе: седовласый, умный, эрудированный, он с первого взгляда производил сильное впечатление. К тому же он оказался еще духовным писателем и серьезным почитателем святителя Луки, о котором написал несколько книг и сделал цикл передач на телевидении. После отдыха в монастыре, расположенном на вершине горы, он активно начал нас знакомить со всеми святынями — от Фив до Пелопоннеса. Столько святынь сразу я не видел никогда. К ночи они все смешались в моей голове. Помню вечерний мелкий дождик. Мы стоим в полной темноте и архимандрит, указывая рукою куда-то вверх, произносит:

— Если бы сейчас было светло, вы бы увидели в огромной пещере один из известнейших монастырей Греции — Мега Спилео. Но вы можете представить его в своем воображении…

Он великодушно полностью оплатил нам обратный путь и посадил в автобус, следующий в Салоники. Расстались мы с ним, как с давним другом.

— Отцы, если понадобится помощь с визами, обращайтесь ко мне, у меня знакомый консулом в Москве работает… — на прощание сообщил он.

И с отцом Нектарием, и с отцом Илиодором пришлось встретиться еще не раз, и они всегда помогали нам словом и делом, укрепляя в афонской непростой жизни. Прекрасные, замечательные люди, спаси их всех Господь!

— Ну, как ваши впечатления, батюшка? Правда хорошие духовники? — мой друг сделал все возможное для меня и ожидал ответа.

— Конечно хорошие, даже очень! — согласился я. — Но к отцу Нектарию далеко ездить, а у отца Илиодора полно мирян, особенно женщин. Будем искать духовников на Афоне.

Мы опять направились в Лавру к игумену Филиппу. Поднимаясь по ступенькам в канцелярию, я наставлял иеромонаха:

— Отец, спроси у Геронды, как нам быть? Старец Ефрем Катунакский, которого мы очень почитали, умер, а посоветоваться о духовной жизни не с кем. Что скажет отец Филипп?

Мой друг перевел настоятелю эти слова.

— У нас в Лавре старцем является игумен. Если есть вопросы о монастырской жизни, спрашивайте. А о том, как молиться — в келье или в палатке на вершине Афона, ничего не могу сказать, — заговорил, после некоторого молчания отец Филипп, по-доброму смотря на нас. — Такое делание мне неизвестно. Пока исповедуйтесь друг другу. На исповеди считайте грехом не только явные прегрешения, но даже и добрые дела за нечистоту их исполнения. На совершенной исповеди вся жизнь видится как неправда, и это рождает у монаха плач не только за себя, но и за весь мир. А что касается старца, скажу одно: у нас всегда имеется под рукой Святое Евангелие. Но есть в духовной жизни один секрет: не оставляющий молитвенного правила и стяжавший даже малую благодать находит в ней своего учителя. Если старец действительно необходим, Бог обязательно откроет его для нуждающейся души…

Беспрерывное возбуждение считал я жизнью, Господи, но был мертв, ибо необузданное возбуждение, смешанное с воображением, умертвляло душу мою. Изменил я сердце свое и вручил его навеки Тебе, и Ты мгновенно оживил его, снова вдохнул в него благодатное дыхание жизни, утерянное мною в пустых наслаждениях, ибо благодать Духа Святого дарует нескончаемое блаженство лишь тихому и умиротворенному сердцу. Подобно тому, как в неоглядном море отражается утреннее солнце, так Ты, Христе мой, отражаешь Свой чудный лик в сердце моем, чтобы неописуемой радостью озарилось оно до самых сокровенных глубин его. Потому и прилепился к Тебе всем дыханием своим и каждым биением сердца, ибо Ты — единственный, Кто воскрешает мертвых, подобных мне. Господь пробуждает уснувших навеки и разыскивает их по всему лицу земли, чтобы сказать им слово пробуждения: «Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей».

Наполнись, душа моя, красотой возлюбленного Господа, а Его Небесные очи да светят прямо в сердце твое, и мудростью Его да исполнится твой ум, чтобы ты не дремала в сонном забытье этой жизни, зная, что в тебе пребывает Господь Вседержитель. Все горячие искания твои да соединятся в предельной цели всех нескончаемых поисков и устремлений: совершенно уподобиться Святой Троице, — не в дерзости, не в горделивом помышлении, душа моя, а в смирении и кротости Святого Духа, в излиянии беcчисленных потоков покаянных слез и воздыханий, не ведая — в теле ты или вне тела созерцаешь это пресветлое диво Божие по слову Христову: «Да будут все едино, как Я и Отец едино суть». И ныне желаешь ты сказать, душа моя, что исполнилось упование твое и исповедание, когда ты говорила: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века». Поистине, теперь исполнилось оно и воскресла ты в иную жизнь, неведомую на земле, но ведомую в вечности на непреходящих и немеркнущих Небесах Святого Духа.

Возвращаясь из Лавры, мы зашли для совета на Катунаки, в келью старца Ефрема. На стук вышел келейник почившего Геронды.

После молитв у могилки старца мы уселись на лавочке возле кельи с монахом Неофитом. Услышав о наших поисках духовника, он посоветовал:

— Не ломайте себе головы, патерас. Наш Геронда Ефрем служил литургии ежедневно и так обрел дары великой благодати и слезного плача. Он всегда нам говорил: «Сокровище духовной жизни и спасения для монаха — это послушание и ежедневная литургия!» Послушание игумену Лавры вы исполняете, теперь начинайте каждый день служить литургии — вот вам мой совет!

Звонить батюшке Кириллу мы с отцом Агафодором поднимались к келье Данилеев, где стоял единственный телефон-автомат. Путь неблизкий, но нужно было звонить и отцу: я переживал за него, жившего в тесноте с двумя послушницами и мальчиком. Голос у моего старичка был бодрый:

— Здоровье хорошее, послушницы не мешают, а помогают. Приезжали проведать дочь с мужем на месяц. Пока все нормально. Знаешь, Симон, какая самая нужная часть обуви? Подошва. Так и я…

А вот разговор с отцом Кириллом встревожил меня. Мой друг, архимандрит Пимен, сообщил нам новый номер телефона батюшки, не объяснив в чем дело, и это обеcпокоило меня. Старец рассказал, что его перевели в Переделкино, в Патриаршую резиденцию, и братию монастыря он уже не видит, за исключением тех, кто приезжает в его келью, расположенную в одном из корпусов резиденции. Голос батюшки мягко дребезжал в телефонной трубке: