Лёшин папа уверял, что всё это, ему только кажется. Что человек привыкает ко всему, и что Наполеон, вообще спал по 4 часа в сутки...
Но, к моменту почти полных 14-ти лет, папин авторитет в глазах сына - упал ниже плинтуса. Папиной демагогии, Лёша уже не верил. Да и как можно верить ему после подставы с бассейном, непонимания особенностей его организма, назойливых рекомендаций, относительно дружбы только с "правильными" девочками, невзирая на их крокодилью внешность? И прочим-прочим...
Лёша ложился в 23-30 и катастрофически не высыпался к 7-30. Наполеона он не знал и знать не хотел. Одно ощущение было верным: первая смена - была в тягость.
***
Учебный день в новом полугодии, не задался у Лёши с самого начала. Вроде бы не было ничего необычного: мама его вовремя разбудила, накормила яичницей и пожелала хорошего дня. Лёша, тяжело вздохнув, одел бежевое драповое пальто в клеточку, кроличью шапку-ушанку и отправился на учёбу.
Как грустен первый день учёбы: Лёша брёл, пиная грязный снег, неубранный, наверное, с прошлого года. На душе было тоскливо.
"Денег нет, счастья в личной жизни нет, вообще нихрена нет", - вздыхал Лёша. - "Вот уснуть бы сейчас так, чтобы летом только проснуться. Ненавижу домашние задания, коммунистические субботники, уроки по физкультуре, а особенно Баландину - завуча по воспитательной работе!" - он вспомнил тучную фигуру и кровожадный взгляд главного школьного надзирателя. Лёша, не без оснований полагал, что на орехи достаётся всем людям, которые имеют несчастье с ней контактировать.
Даже оптимист Леонид Абрамович, как-то необъяснимо менялся, побывав в кабинете у завуча. "Завянет цветочек, сживёт его со света злобная ведьма", - Баландина была одержима жаждой власти и умудрялась смотреть свысока даже на почти двухметрового Юзефовича.
Лёша вспомнил высказывание Уинстона Черчилля про власть: "Власть - это наркотик. Кто попробовал его хоть раз -- отравлен ею навсегда". Фраза, уникально подходила к завучу Баландиной. По школе, она ходила с видом директора и, наверное, в глубине души (хм-м-м..., насчёт души - не факт), мечтала подсидеть добрую и культурную Зинаиду Сергеевну Лурье, этим наркотиком не отравленную.
***
Школа встретила своего воспитанника привычным гомоном, толкотнёй в общей раздевалке и звоном трясучки. Лёша, наскоро пообщавшись с друзьями, во время совместного перекура, немного успокоился и приготовился к получению знаний.
Внезапно, вместо ожидаемой литераторши, в класс ворвался Леонид Абрамович и направился прямо к Лёше. Глаза классного руководителя сердито сверкали, а бородка под нижней губой топорщилась вперед, ежовыми колючками. "Дурная примета, сейчас точно что-то будет", - констатировал Лёша и понуро опустил глаза в пол.
- Дневник давай, - Леонид Абрамович был немногословен.
Затихший класс перестал дышать. В гробовой тишине, преподаватель размашисто написал на чистой странице дневника которткую фразу: "Родители срочно вызываются в школу".
"Почему только я один?" - Лёша быстро понял откуда дует ветер. Ветер дул со стороны новогоднего классного часа. "Пило пол-класса, а отдуваться мне?", - он потёр вспотевший лоб.
Как ни странно, в отношении Леонида Абрамовича, злости не было.
"Кто же слил информацию?" - ответа на этот вопрос Лёша не знал, - "Всё-таки главное зло в жизни - это стукачи", - его настроение вновь испортилось. Домашние разборки намечались на завтра, а их отголоски будут тянуться ещё недели две.
"Хоть из дому беги", - пришедшая мысль была конечно абсурдной.
Перед Лёшиными глазами возникли одичавшие рожи детей из "слепухи", - "Нет, только не это. Не мой стиль", - подумал он. Делать было нечего, отмучившись учебный день, Лёша пошёл сдаваться родителям.
Подробности беседы с классным руководителем, сыну на следующий день поведал папа, ходивший на разбор полётов. Лёшин мирный сон со шваброй в руках, во время празднования Нового Года, был конечно же замечен: как родительским комитетом, так и самим Леонидом Абрамовичем.
Оказывается, к этому моменту, виновного в пьянстве уже вовсю искали. На этот раз, роль предателя-стукача досталась спиртному запаху. Выпитое учениками класса количество вина, создало в замкнутом пространстве кабинета истории атмосферу дешёвой пивнушки. Сивушные пары висели в воздухе и нервировали непьющих товарищей. Вот в такой ответственный момент, Лёшу и угораздило заснуть.
"Что ж, и на старуху бывает непруха", - тут, Лёша внезапно вспомнил, как он поучал методам конспирации Кыпу с Вовой Артюшкиным, перед заходом в школу... Ему стало досадно.
Члены родительского комитета, оставшиеся в тот злополучный день на послепраздничную уборку помещения, потребовали от классного руководителя немедленной расправы с нарушителем. Некоторые горячие головы предлагали даже исключить хулигана из школы, чтобы другим неповадно было. В том, что карательные меры были приняты весьма щадящие, Лёша должен был благодарить свои хорошие оценки, порядочных родителей и лично Леонида Абрамовича.
Классный руководитель, тактично не стал выносить сор из избы, заручившись обещанием Лёши, больше в стенах родной школы такого не допускать.
***
Неприятности неприятностями, но жизнь продолжалась и круговорот: школа-дом-двор-каток-друзья, вновь закружил Лёшу в своём нескончаемом танце событий.
Очередным его увлечением стал магнитофон. Катушечный аппарат "Комета-201", весом десять килограммов, был куплен в ЦУМе за сумашедшие деньги, составляющие полторы папиных месячных зарплаты.
Магнитофоны, в СССР, были в страшном дефиците. Достаточно сказать, что их, не было практически ни у кого из лёшиных друзей, за исключением Саши Двойникова, который имел магнитофонную приставку "Нота", без встроенного усилителя и динамиков, компенсируемых "вертушкой" "Аккорд" с мощными колонками, через которые и подключали "Ноту".
Новый лёшин магнитофон был настоящим чудом, и это чудо могло записывать на невзрачную рыжую ленту всё, что заблагорассудится.
"Я имею свободу выбора, блин!" - Лёша физически почувствовал павшие оковы и размечтался.
Пределом Лёшиных мечтаний были песни Высоцкого и Пугачёвой, а также смешные куплеты про евреев, неизвестного исполнителя, впервые услышанные пару лет назад у Бочкарика.
Бочкариком звали Сашу Бочкарёва из выпускного класса лёшиной мамы. Зайдя однажды к нему домой по учебным делам, Лёша, из-за спины мамы услышал совершенно немыслимую по тем временам песню, со словами: "Евреи, евреи, кругом одни евреи...". Песня запала в душу.
"Вошёл в трамвай антисемит: слева жид и справа жид, - крутился в голове один из десятков куплетов назойливой песни. - ...себя в жопу целовать, чем еврея объ-бать..." - неслось вдогон.
"Переверну земной шар, но найду того, кто эту гадость про евреев исполняет", - пообещал он себе.
Воспоминания из будущего времени
....Уже в начале двухтысячных, исполнитель той самой "гадкой" песни про евреев, Константин Беляев, стал лучшим другом повзрослевшего Лёши. Константин Николаевич звонил Лёше на сотовый, в любой момент дня и ночи. Сам Лёша, бывая в столице ежемесячно, всегда находил время встретиться с кумиром молодости.
Друг Костя жил в маленькой квартирке, рядом со знаменитой "Горбушкой" на Кутузовском. Исполняя шансон, он обожал джаз и имел огромную коллекцию джазовых исполнителей. В материальном плане, лёшин друг, был не очень богатым человеком.
Таких почитателей, как Лёша, у Константина Николаевича был миллион. Но дружба не возникает на пустом месте...
Когда Костя собирался на гастроли, он обычно звонил Лёше и слёзно просил предоставить ему в Москве микроавтобус "Мерседес", для поездки его группы с аппаратурой. "Не на Газели же ехать", - печальным голосом сообщал он. Лёша послушно кивал головой и, его личный московский экспедитор, Вова Просвиркин, бесплатно вёз шансонье Беляева в очередной тур по Центральному федеральному округу. Друг Костя работал до последнего дня своей жизни...