Вспоминаю забавную ситуацию во время смотра институтской художественной самодеятельности. Выступал популярный факультетский вокально-инструментальный ансамбль "Архимед-66", название которого, в виде отдельных больших букв, было закреплено на сценическом заднике. Когда между номерами в зале гас свет и прожекторы высвечивали музыкантов и инструменты, то в полумраке сцены хорошо читались только буквы "А", "И", "Д" и одна из цифр. Получалось "АИД-6". Пустяк и случайность, на который никто не обратил бы внимания, если бы не Валерка Эдвабник, клавишник "Архимеда" и первый вузовский остроумец. Он утверждал, что "хохму" организовали специально, ведь все шестеро музыкантов ВИА были евреями.

Не буду лукавить: серьезных проявлений неприязни к себе на почве национальности долго не замечал. Может оттого, что ни фамилия, ни внешность не выдавали во мне еврея. С наличием же в стране негласного официального антисемитизма реально столкнулся в 1978 году, когда работал в многотиражной газете "Днепростроевец". На появившуюся вакансию корреспондента я решил устроить своего приятеля Леню, филолога по образованию. Редактор Александр Коноваленко не возражал, парторг стройуправления Виктор Зацепилин, ответственный за идеологию, тоже. Я привел Леню, Зацепилин задал ему пару вопросов, заглянул в паспорт, пообещал подумать. А на следующий день сказал редактору, что надо подыскать более опытного человека.

Я настаивал: у Лени получится, возьмите парня с испытательным сроком! Не убедил, а Коноваленко позже обронил фразу: "Была бы у твоего приятеля другая фамилия, его б взяли". Лёнина фамилия была Штаркер, а мой редактор до многотиражки работал в областной партийной газете и хорошо знал, что к чему. Не думаю, что парторгу было указано - евреев в газету не брать. В многотиражке "Электрометаллург", например, в те же годы работал корреспондентом Генка Фрейман, да и Леня Штаркер тут же устроился в "печатный орган" треста "Запорожстрой". Скорей всего Зацепилин примитивно перестраховывался. Ведь в главных газетах области тогда действительно работало считанное количество "лиц еврейской национальности". В чем я лично через некоторое время смог убедиться.

Редакторское место в "Днепростроевце" вскоре заняла бывший корректор "Запорожской правды" Зоя Степанова. Знающие люди растолковали, что протежирует ей любовник, средней руки чиновник из обкома партии, до этого служивший в газете. Степанова была на десять лет старше меня, любила выпить и давала понять, что готова как минимум к служебному флирту с подчиненным, то есть со мной. Она располагала приятной внешностью, и кто знает, чем бы все кончилось, если бы не профессиональная никчемность новой редакторши, затмившая для меня все женские её прелести.

Своих текстов Степанова не писала, чужие же безжалостно и необоснованно правила. Однажды она умудрилась опубликовать лишь часть моей критической заметки. Вместо того чтобы связно сократить не помещавшийся на полосе материал, Зоя просто выбросила лишние строчки. Когда я, в знак протеста, отказался выполнять её указания, редакторша привела своего мужа, попытавшегося в прямом смысле поучить меня кулаками. Кончился конфликт тем, что я ушел в "Комсомолець Запорiжжя", куда меня давно приглашали. Степанову же из многотиражки уволили - она действительно занимала не свое место. Однажды, когда я работал в "КоЗе" уже пару месяцев, ко мне подошел замредактора Петя Положевец.

- У тебя есть враги? - поинтересовался доброжелательно.

- Да нет, вроде.

- Тогда прочитай это, - протянул Петр конверт.

Анонимный автор отпечатанного на машинке письма сообщал руководству областной "Комсомолки", что их новый сотрудник нехороший и аморальный тип, в частности верит в бога, что не может быть совместимо с работой в молодежной печати. В качестве доказательства приводились слова из "многотиражной" заметки, где я цитировал рабочего, утверждавшего, что с новым бригадиром монтажники живут как у бога за пазухой. Заканчивалась анонимка словами: "Кроме того Гаев еврей и тщательно это скрывает".

- Ты предполагаешь, кто мог это написать? - спросил Положевец.

- Только Степанова. Никто иной на такой шедевр не способен.

- Я не дам ход письму, но ты должен знать, что у тебя появился враг. Не исключено, что копия этой бумажки ушла куда-то еще.

Будучи на несколько лет младше меня, Положевец куда лучше ориентировался в отечественных негласно узаконенных номенклатурных раскладах. Благородство и порядочность замредактора оценю позже, познав на практике как мало "инородцев", евреев в частности, возделывало в те годы запорожскую партийно-комсомольскую журналистскую ниву. В 1980-м, когда я пришел в молодежку, в штате трех главных газет области трудилось только четыре еврея. В "Индустриальном Запорожье" - Абрам Фриман и Семен Фроимчук, в "Запорiзькiй правдi" - Леонид Натанзон, в "Комсомолке" - Аркадий Копелиович. На соседнем идеологическом фронте - телевизионном - единственным евреем был кинооператор Марк Чадик, на областном радио номенклатурное национальное равенство незадолго до этого воплощал Александр Гиммельфарб, при мне уже работавший ответственным секретарем областного отделения Союза журналистов СССР.

Не знаю, насколько тернистым был путь в областные СМИ старших коллег-евреев, но пример Копелиовича, думаю, показателен. Аркадий Копелиович, один из лучших спортивных журналистов Украины, до того как попасть в газету, лет десять писал внештатно. Уже когда работал в редакции, долго не утверждался заведующим отделом спорта. "Всячески намекали, что дело в моей национальности, - рассказывал Аркадий. - Существовала негласная разнарядка на прием евреев в партию, на определенные ответственные должности, в том числе идеологические. В газетах уже работало по еврею, этого старшим товарищам из обкомов партии и комсомола казалось достаточно".

Творческая судьба еще одного моего приятеля, Бориса Эстеркина, по причине "пятой графы" (пятым пунктом, напомню, во всех советских анкетах стоял вопрос о национальности) вообще не сложилась. Получив филологическое образование и специальное телевизионное (факультет журналистики МГУ), он не смог устроиться ни в одно запорожское СМИ. "Вынужден был работать где угодно, - делился как-то Борис. - В одной организации редактировал научно-технический бюллетень, в другой готовил брошюры, в третьей писал доклады начальнику-дураку. Когда в 85-м на областном радио появилась вакансия в отделе рекламы, попытался в очередной раз устроиться по специальности. Главным тогда на радио был Лука Нечаенко, хорошо знавший меня. Он отказал, дав понять, что причина не в моих деловых качествах, а в национальности. Я был так взбешен, что схватил со стола массивную стеклянную пепельницу и швырнул в Луку".

Подобные настроения царили тогда даже на Всесоюзном радио и ТВ. В конце 1970 года комитет по радио и телевидению СССР возглавил Сергей Лапин, просидевший на этой должности 16 лет. Этот чиновник, не скрывавший своих антисемитских взглядов, отстранил от эфира практически всех эстрадных артистов евреев, среди которых были популярнейшие тогда Эдуард Хиль, Валерий Ободзинский, Майя Кристалинская, Вадим Мулерман, Лариса Мондрус, Аида Ведищева, Тамара Миансарова, Галина Ненашева. Единственным, кто удержался (якобы в силу того, что состоял в членах КПСС), был Иосиф Кобзон. Поздравляя аппарат своего комитета с новым 1971-м годом, Лапин прямо сказал: "Обойдемся в наступившем году без мулерманов и мондрусов". А чтоб не обвинили в прямой "жидофобии", убрал с телевидения и других певцов. Тогда же вошел в немилость, кстати, и Владимир Высоцкий.

О Лапине мне рассказал в интервью сам Вадим Мулерман, приехавший в июле 1990-го в Запорожье с театром еврейской песни. Куря сигарету за сигаретой, артист вспоминал, как колесо советской идеологии проехало по его судьбе: "Когда у меня забрали сольные концерты якобы за то, что исполнял еврейские песни, я написал письмо на имя Фурцевой, Брежнева и Андропова, тогдашнего председателя КГБ. Конечно, наверх письмо не дошло, вызвала Фурцева (Екатерина Фурцева - министр культуры СССР с 1960 по 1974 год - Ю.Г.). Сказала, что с телевидением помочь не сможет, с Лапиным у неё сложные отношения: он хоть человек и образованный, но методы у него фашистские. Но, как могла, помогла - я работал на площадках Дальнего Востока, Северного Казахстана, Крайнего Севера. Устал от унижений, двадцать лет вычеркнуты из жизни. Антисемитизм очень сильно сидит в народе. Интеллигентные люди никогда не были антисемитами, но десятилетия такого отношения к евреям настолько всех прибили...".