В тот же момент карты вспыхнули веселым разноцветьем, показывая Николасу, сколько печатей на самом деле наложено на каждую из них. Мгновенно заинтересовавшись волшебными переплетениями, он поднял одну - с читающим книгу стариком - и только потом догадался, что следовало бы сначала спросить разрешения у владельца.

- Я могу?.. - запоздало обратился к нему Николас.

- Конечно.

Он кивнул, но этому предшествовала заминка, настолько короткая, что ее заметил бы только хорошо знающий Мервина человек. Помощник ревновал. Или беспокоился о том, как мастер оценит печать - фактически собственное изобретение Мервина, поскольку заклинание он осваивал по наитию.

Николас всмотрелся в карту. Поверх удерживающей печати лежали еще две - сохраняющая бумагу от случайных повреждений, например надрыва, и маскирующая, с помощью которой скрывалось присутствие магии. Теперь, благодаря "подсвечивающему" заклинанию, было отчетливо видно первую печать - самую крупную, стягивающую лист картона сетью с геометрическим узором. Ее неправильность, несоразмерность била по глазам. Лучшие и просто хорошие печати всегда были симметричными - чтобы этого добиться, требовалось немалое умение, а иначе печать могла расползтись, как гнилая ткань, или оказаться недейственной. Если же она, невзирая на старания, получалась кривой, то мастер должен был поддерживать ее цельность собственной волей. Немногие были на это способны и еще меньше были готовы тратить силы на каждую неудавшуюся печать.

- Как ты вообще заставил ее работать? - удивился Николас.

- Я создал ее специально для архивариуса Телтера. Под особенности его организма и черты характера. Он говорил, что ему уютно.

- Ты для каждого создаешь отдельную печать?!

Мервин качнул головой.

- Без этого надолго удержать их на бумаге, да так, чтобы с комфортом, невозможно. Уилл Дакер - спугнувший моих друзей полицейский, о котором я вам рассказывал, - чуть не прибил меня, когда я снял с него печать. Его сдерживали всем участком. Потом он сказал мне, что пережил самые ужасные моменты в своей жизни. Мне невероятно повезло, что он не исказился. Ну, вы знаете, как это бывает.

Он стыдливо опустил глаза, когда Николас окинул его хмурым взглядом. Заклинания, влияющие на людей, не всегда испарялись так, как вчерашний иллюзорный дым из флакона Красотки Розы. Некоторые из них меняли человека навсегда, и прекрасным тому подтверждением были квакающие принцы и поросшие лебедиными перьями принцессы, свидетельства о которых из памяти народа не удалось стереть никакими королевскими приказами. В Чужих королевствах развлекались еще и не так, но то феи, а человеку поступать подобным образом непозволительно. Если бы Мервин наложил на Уилла Дакера печать с ошибкой, то мужчина остался бы калекой. Может, и хорошо, что магия так медленно восстанавливается после Коллапса? Страшно представить, что произошло бы, имей юный Мервин возможность разыграться в полную силу своих способностей.

- Выходит, ты постоянно поддерживаешь вместо тридцати однотипных печатей тридцать разных и на каждую минимум две дополнительных, - подытожил Николас.

Итого получалось около ста одновременно. Подсчитав, он пораженно уставился на помощника. Такое число печатей требовало от мага ежесекундно пропускать через себя мощные потоки волшебства и затрачивать гигантское количество физических сил. Николас был уверен, что сам он захлебнулся бы еще на половине и после этого добрую неделю провел бы в постели, не способный с нее подняться. Но Мервин... Он всего лишь скромно смотрел вниз.

- Тридцать три, - уточнил помощник. - Всего у меня тридцать три карты. Это предел моих возможностей. Я не могу поставить печать больше ни на одного человека так, чтобы это не отразилось на моем здоровье. Сейчас мне хватает сил, чтобы выполнять ежедневные обязанности и не уставать, но большее количество меня выжимает досуха. Есть и другие проблемы. Освободить из-под печати кого-нибудь одного или всех сразу мне проще, чем, например, четырех, как вчера. Если я так делаю, то оставшиеся печати давят на меня втрое сильнее. Из-за этого сокращается время, на которое я могу их выпускать. Если одного Криса я могу отпустить погулять минут на десять-пятнадцать, то Риччи и Энн - только минут на пять-семь. А Криса, Шеймуса и Киллиана - и того меньше. Причем не выпускать никого для меня проще, чем ненадолго освободить хотя бы кого-то.

- Это чудовищно неправильно, - Николас покачал головой. - И происходит так из-за того, что ты недоучился и создавал печати наугад. По правилам магического искусства ты не должен чувствовать усиление давления прочих печатей, если ненадолго снимаешь одну из них, а временных ограничений вообще не должно быть.

- Ну, я предупреждал, что у меня проблемы с моим даром.

Проблемы... Это еще слабо сказано. Николас потер лоб.

- Но ведь можно придать печатям универсальность. Тогда тебе станет легче их поддерживать.

- Это невозможно, - обреченным голосом произнес помощник. - У меня, во всяком случае, ничего не вышло. Я пытался сделать более похожими печати старушки Бет и архивариуса Телтера - у них хоть и абсолютно разный нрав, зато почти одинаковое телосложение.

Мервин вытащил их из колоды и положил рядом. По изображениям трудно было судить, но они и правда казались очень похожими - оба костлявые, морщинистые, немного сутулые. Только Бет, уперев руку в бок, с боевым видом смотрела вперед, а сухонький Телтер, прижав локти к талии, увлеченно читал старый фолиант.

- Попытка не увенчалась успехом, - утвердительно сказал Николас, изучая две печати.

Максимум, что было общего в узорах - это толщина линий.

- Полный провал, - мрачно подтвердил помощник. - Мне ни на йоту не удалось их изменить. Зато я чуть не изувечил обоих. Архивариус, уж на что сдержанный и вежливый человек, после этого грозил мне всеми небесными карами, а Бет так привесила в глаз, что я несколько дней ходил с "фонарем".

Старуха усмехалась с картинки, не оставляя сомнений в том, что она именно так и сделала. Мервин поерзал в кресле, заново переживая неприятные воспоминания.

- Поэтому я решил, что это в принципе невозможно, - продолжил он. - Сравните сами: что может быть похожего между палачом Шеймусом и малышом Риччи?

Перед Николасом легли две новые карты.

- Ничего, - ответил на собственный вопрос Мервин. - Шеймус свиреп и в приступе бешенства даст фору стаду разъяренных быков. Воздействовать на него магией сложнее, чем на тихого и безобидного Телтера. Чтобы его удержать, мне пришлось сделать печать толще и плотнее, создать скорее щит, иначе Шеймус грозился просто порвать ее. А теперь Риччи, - он осторожно прикоснулся к улыбающемуся мальчику, будто опасаясь повредить изображение. - У него очень слабое здоровье, и такая печать, как у Шеймуса, может его убить. К тому же он не особенно любит выходить наружу, поэтому вокруг него не нужно возводить броню. Для него я использовал тончайшие потоки волшебства, чтобы они не мешали ему дышать.

Печать, окутывающая ребенка, походила на ажурную паутинку из тех, что в бабье лето летают в воздухе, и разительно отличалась от грубых полос, обматывающих карту с палачом. Как их можно изменить, Николас не представлял и видел только то, что придание им одинаковой формы разрушит обе печати.

- А нельзя ли отпустить часть удержанных людей? - спросил он. - Тридцать три - это много. Зачем тебе столько помощников?

Льдистые глаза Мервина обдали холодом.

- Здесь есть очень близкие мне люди. Я не могу избавиться от них. Извините, мистер Катэн, но если бы решение проблемы было настолько простым, я бы к вам не обратился.

- Ясно... - пробормотал Николас. - Значит, чтобы твои друзья могли нас защитить и при этом не истощить тебя, нужно как-то видоизменить печати...

Он склонился над картами Шеймуса и Риччи, намереваясь внимательнее их исследовать. Однако после слов Мервина взгляд соскальзывал с поблескивающих волшебных линий на человеческие лица: щекастое, беззаботное у мальчишки и сердитое, жестокое - у палача. Занимаясь исключительно магией, было легко забыть о том, что у него в руках не просто бумажки с картинками, а люди, живые люди, которые тоже чувствуют, размышляют, и, возможно, им вовсе не нравится, что их трогает незнакомый человек. Который к тому же плохо разбирается в этом виде искусства и способен им навредить. Николас, поколебавшись, убрал ладони от карт.