-- У кого ты стащил такое диво? -- не переставая изумленно вращать клинок, спросил скупщик.

-- Фургон сопровождало несколько необученных щенков, -- пожал плечами я.

-- И много их там было?

-- Штук двенадцать-четырнадцать. Точно не считал.

-- Ничего себе, "несколько", -- коротко повел головой Ивиан. -- Как они тебя не посекли там? Навалились бы всем скопом и пиши пропало. Особенно с таким-то оружием.

-- Не всегда изящные железки в руках гарантируют победу.

-- И в этом я тоже вынужден с тобой согласиться. -- Скупщик вонзил мягко лязгнувший клинок обратно в ножны и принялся за основное -- ткани.

Какие-то, обдав коротким, взыскательным взглядом, он отшвыривал за спину, другие же, меньшинство, аккуратно откладывал на край стола. За осмотром последних Ивиан проводил немало времени, проглядывая каждую ворсинку на предмет лезущих ниток и прочих маломальских шероховатостей. Товар должен быть безупречным, и даже почти незаметный дюймовый порез способен веско сказаться на его стоимости.

-- Ну... -- протянул Ивиан, когда с процедурой оценки было покончено, почесав затылок. -- Даю тебе двадцать золотых ферравэльских марок за все это "добро".

-- Двадцатку?! -- возмутился я. -- Это жалкие гроши за такие изделия!

-- Феллайя, уясни, ко мне приходят за оружием, ядами, драгоценностями, но никак не за сырьем для шалей. Не устраивает мое предложение -- подыщи иного мешка.

-- Иного мешка? Ты лучше меня знаешь, что на много лиг окрест не найти достойного шибая.

-- Посему тебе лучше не диктовать мне условий, -- гордо промолвил Ивиан, выпрямив спину. Его довод про отсутствие близ Виланвеля приличного черного рынка срабатывал всегда. Я сейчас не в том положении, чтобы набивать цену. Но двадцать монет -- это уж совсем бесчестно!

-- Некоторые из этих тканей представляют не меньшую ценность, чем твои сверкающие гранями подделки. В крайность могут на свертки под них пойти. Или перепродашь своему приятелю Живольеру. Он-то явно сегодня своей поставки не дождется. А вообще на этом текстиле можно срубить в разы больше озвученной цены. Даже больше, чем ты рассчитываешь.

-- Тебе почем ведомо? -- удивленно поднял бровь скупщик.

-- Случалось мне обитать среди похожих тканей. По малолетству. Не спрашивай.

-- И не собирался. Мне, мягко говоря, чхать на твое былое... -- Он приклонил голову, забарабанив пальцами по столу. -- Бесовы нумарцы, вам лишь бы поторговаться. Ладно, даю двадцать пять и не монетой больше. Тебе все равно не в Виланвеле зимовать, так что преспокойно на эти деньги полсезона протянешь. Три седмицы и возвращайся за платой.

-- Так не пойдет. Две -- предел. Дольше моей ноги здесь не будет.

-- Условья диктую я, не забывай...

-- Ивиан, неужели ты не согласишься на крохотное послабления ради одного из своих совсем немногочисленных друзей? -- жалобно, словно прожженный сирота-попрошайка, пролепетал я. Впрочем, это был лишь пустой фарс. Проще растрогать безжалостного омутского беса, нежели пепельноволосого скупщика.

-- В моем деле друзей лучше не иметь, Фел -- тогда и врагов меньше будет... Но так и быть, я согласен на две. А пока на вот, держи. -- Он хлопнул ладонью по столу, поднял тощую кисть -- на давно потрескавшемся дереве засверкало пять ровных, чеканных золотых кружков. -- Загодя. Пойди, выпей чего-нибудь, увеселений сыщи. Ночи у нас все длиннее.

Вняв совету скупщика, я сгреб со столешницы деньги, вложил за пазуху и только собирался покинуть его скромную обитель, как Ивиан неожиданно решил меня остановить:

-- Что с рукой?

-- А? -- не сразу понял, о чем идет речь я. Но стоило торговцу указать взглядом на мою упрятавшую задаток десницу, как все сразу прояснилось. -- Ах, это! Повздорил вчера с одним из торговой партии.

-- Вчера? -- смерил глазами мою рану скупщик. Действительно, она уже совсем не выглядела свежей. Кровь я смыл сразу после отчаливания с поляны, и с той поры живительный сок ни разу не дерзнул просочиться наружу. Более того, порез успел полностью затянуться, являя собой лишь длинный и бледный рубец между пальцами.

Именно последнее и подчеркнул Ивиан, сказав, мол, что за ночь такое не заживает. Я же в своем ответе был краток:

-- На мне, как на собаке, Ив.

И выступил обратно на задворье. Забрав из повозки свою холщевую суму и увесистый баул, я закинул первую на плечо и двинулся на поиски подходящего трактира.

***

Виланвель нехотя пробуждался. На улицы с каждой минутой высыпало все больше угрюмого, поспешавшего по делам насущным народа. Поскрипывая, отворялись створки подорожных лавчушек, лениво прогуливались по мостовым навьюченные тюками, столь же сонные, как и их хозяева ломовые лошади. Благодаря немногим особо ответственным работникам, из ремесленного района уже послышались, подобные грому для едва очнувшихся от дремы ушей, звонкие удары молота по раскаленной стали, ощущался запах томившейся в жару выпечки и пойманной на заре в окрестных мелководных речушках рыбы. Вместе с утренним туманом редело и господствовавшее в городе сумеречное безмолвие.

Я ступал сквозь эту нараставшую с каждым мгновением суету терзаемый ворохом нагрянувших в единый момент мыслей. Их виновником выступал задумчиво потираемый мною в кармане маленький, кем-то заботливо припрятанный внутри платка ключ. Разум отказывался понимать: неужто во имя доставки одного не дюже громоздкого крючка в дорогу снаряжали целый фургон с конвоем? Или, быть может, посредник сам не предполагал, что средь его груза утаили подобный презент? Но тогда, если кому-то был столь необходим этот ключ, почему не послать простого гонца? Вышло бы много быстрее, чем вести его сложенной пластами текстиля повозкой, да еще и запряженной в единственную, не самого богатырского вида кобылу. Либо, если снабженец или сам адресат чурались доверять людям, на худой конец можно и голубя отправить. Навряд ли легкая, точно монета среднего достоинства, железка не позволила бы птице оторваться от земли. Чего они опасались? Сколько сей вопрос не ударял в моей голове, ничего разумного в ответ так и не вспыхивало.

Впрочем, учитывая то, что мне было ведомо имя предполагаемого заказчика, я мог наведаться к нему за разъяснениями. Но едва ли Живольер станет открывать свои подноготные человеку, разграбившему его фургон и стащившему втайне провозимую, явно весьма дорогую сердцу ткача вещицу. Скорее он, если я пожалую с подобной просьбой, при первой возможности вгонит мне кинжал под лопатку. Тем паче, что к своему грузу текстильщик совсем не хотел привлекать лишнее внимание, иначе не повелел бы убрать с повозки все видимые опознавательные знаки. На подковах клеймо принималось располагать в последнюю очередь, ведь это могло выйти в кругленькую сумму. Мало только выплавить форму с таким знаком, надо еще получить дозволение на подобное размещение корвиальского герба свыше: от короля или приближенных. Иными словами, отвалить правительствующей братии целую гору добра, вдобавок приправив ее очень убедительными причинами своего прошения. В общем, ткачу пришлось неслабо поишачиться, дабы сдуть со своего фургона все пылинки столичной представительности и выдать его за самую обычную повозку, на которую не вознамерятся тратить время даже подыхающие с голода разбойники. Однако моего воровского чутья ему обмануть не удалось.

Ближе к вечеру, думаю, Живольер сам кинется на поиски, быть может даже с кем-то встретится -- тут моя затаившаяся неподалеку персона и прознает, что за замок отпирает этот таинственный ключ. А пока следует выбросить из головы тупиковые раздумья и основательно отъестся. В животе, временами, начинало урчать и бурлить, точно в жерле проснувшегося вулкана, унять который мне представлялось очень не простой задачей. Впрочем, к выданному Ивианом авансу и моим личным сбережениям теперь прибавлялись еще и сравнительно скромные средства ограбленного на опушке отряда, которые я заблаговременно переложил в свою сумку. Посему, сегодня мой желудок ожидал настоящий праздник чревоугодия.