Теперь действовать придется быстро, к горгульям осторожность. Я постарался наскоро, в уме, просчитать расстояние до повозки, сделать скидку на время, что понадобится мне для сплетения чар, представить завитки магической фигуры -- и это оказалось до безумия сложно! Еще никогда мне не приходилось вот так, без заранее поставленного плана, наобум колдовать подобные заклятья. В голове проносились яркие, режущие сознание росчерки, кровь стучала в висках. Сейчас все мое естество будто ушло в пятки, подмораживая изнутри пальцы ног. Для наблюдавших со стороны воинов прошло не более пары секунд, в то время как для меня эти самые секунды обратились почти целой вечностью.

Соткав нужное заклинание, я вскинул правую руку вперед, изломив напряженные пальцы на манер лапы какой-нибудь хищной птицы -- земля перед мчавшейся кобылой вспыхнула тонкой дугой, заставив животное почти моментально остановиться, устрашено вспрыгнув на дыбы. Испуганная животинка будто пыталась неуклюжими движениями передних ног отпугнуть нежданно возникшую на пути бушующую жаром преграду, но та совсем не страшилась ее угроз. Повозка чуть приподнялась передом -- внутри возникла малоприятная уху какофония, начиная от стеклянного треска и оканчивая несуразным томным звуком, точно в амбаре, с верхних полок на дощатый пол, рухнул полный мешок картошки. И уже в следующий миг из фургона, смешно перевалившись боком через заднюю стенку, выпал пухлый, простецки одетый мужчина, в обнимку с каким-то непонятным тусклым тряпьем. Только теперь лошадь присмирела и сочла нужным встать обратно на четыре ноги, негодующе тряхнув головой.

Я позволил себе выдохнуть, слегка припав плечом к древку -- разумеется, незаметно, чтобы никто и помыслить не мог, будто такой трюк дался мне тяжело. Сколько себя помню, с магией у меня всегда складывались не самые любовные отношения. Каждое заклинание словно вонзалось клыками в артерию, принимаясь справно высасывать из нее кровь и отяжеляя секунду назад буквально излучавшее бодрость тело. Поэтому я никогда не стремился применять серьезную волшбу, особенно "на деле", но сейчас в мою голову банально не успело прийти иного решения.

Я плавно повернулся одной головой к разинувшей от удивления рты толпе.

-- Кстати, воспламенять я горазд не только траву, -- ровным и властным голосом, предварительно набрав в легкие побольше воздуха, промолвил я, негромко, но чтобы все услышали.

Теперь-то они смотрели на меня совсем другими глазами. Если вначале нашего знакомства на лицах молодых наемников читался разве что легкий испуг, то сейчас это был благоговейный ужас. Даже самоуверенный купец, казалось, обомлел перед "могущественным чудодеем".

Где-то внутри людского скопища заслышался скрип и лязг рухнувшего на землю клинка. Ему тут же вторил еще один, затем еще и еще. На несколько секунд среди молчаливых рядов загулял малоприятный уху грохот.

-- Теперь пояса, -- отбил мой голос, точно церковный колокол.

Гораздо организованнее, даже с некоей вышколенностью, воины принялись расстегивать пряжки, сбрасывать обшитые разнообразными мешочками и кармашками ремни.

-- И ботинки.

-- А это-то зачем? -- после небольшой паузы, сопровождавшейся беспонятными озираниями среди молодняка, робко поинтересовался лысый торговец.

Резвым, практически не уловимым глазом движением пика, мимолетно просвистев, разрезала воздух и, вытянувшись в моей взметнувшейся вперед руке, остановилась острием в дюйме от шеи купца. Если играть роль коварного, бескомпромиссного разбойника, тогда уж до конца.

-- Я сказал, ботинки.

По гладким вискам маленького человека побежали струйки пота. Непонимающая толпа в немом ужасе воззрилась на отливавшую лунной лазурью сталь листовидного наконечника.

-- Делайте, что он говорит, -- наконец, выдохнув, сказал хозяин. Наемники, чуть ли не вприпрыжку, принялись стаскивать с ног обувь -- на землю гулко посыпались засапожные ножи.

Я слегка коснулся острием едва выпиравшего, подрагивавшего кадыка торговца.

-- Что, и мне тоже? -- последовал глупый вопрос, на который торговец и без того знал ответ.

Не дождавшись от меня никакой реакции, если не брать в расчет укоризненного взгляда, он, тихонько прицокнув, слегка наклонился, сдергивая чеботы за пяту и вынимая из них толстенькие ножки в полосатых гольфах. Как ни странно, никакого потаенного оружия за голенищем спрятано не было.

-- Ты, -- указал я пикой в сторону случайного наемника, -- сходи, проверь, что там с кучером. И повозку возврати... Ах да, и не забывай! -- Уже готовившийся уйти парень остановился на оклик, его обеленное страхом лицо обернулось на меня. Нос моего оружия показательно ткнул в сторону холма. -- У меня много глаз.

***

Присмиревший конвой удалось повязать с легкостью, без каких-либо инцидентов. Используя уже отработанный за многие годы моей "карьеры" навык, мне не пришлось прикладывать свои руки напрямую: сброшенные ремни сами, по моей указке, взмывали в воздух, застегивались и, для пущей надежности, крепко-накрепко заплетались в узлы на отведенных за спины запястьях. Неугомонный купец, правда, при сем процессе принимался шипеть и бубнить что-то вроде: "ты не знаешь, с кем связался", "я это так не оставлю", "скоро твоя голова окажется в корзине палача" и прочее бла-бла-бла, которое могло бы оказать должное влияние только на мальчика-карманника. Но когда я слегка перетянул узел на его пухлых ручонках, торговец-таки прикусил язык, и до сих пор сидел ровно вместе с остальными, так же бесхитростно глядя в землю.

Покончив с ритуалом обезвреживания, моя персона приступила к самой приятной части рутины налетчика -- сбору наживы. Первым делом я решил прошуршать мошны, коими были обшиты узы моих пленников. Добыча оказалась невелика: среди монет редко попадалось серебро, в основном мелкономинальная бронза, которая тут же падала на дно моей прихваченной с холма котомки. Разумеется, ни о каком золоте речи не шло -- откуда у простых и явно не самых востребованных наемников взялось бы такое добро? Также, бывало, мои пальцы натыкались на разные диковинные, но довольно безвкусные колечки, броши, амулеты, статуэтки... Наверняка они служили своим владельцам банальными оберегами, и на подобную собственность мне не позволяла позариться моя еще не вконец сгнившая воровская совесть. Впрочем, этот защитный фетиш был явно бракованный, иначе бы его владельцы не сидели сейчас, связанные по рукам на какой-то неизвестной опушке, а бесстыдный налетчик не копался в их вещах.

Одна из таких игрушек, восьмидюймовая облупившаяся бронзовая фигурка Дорегара, от которой исходил приятный, но не навязчивый аромат сирени, заметно тяготила мою руку, отчего где-то внутри возникало неприятное ощущение стянутости, окаменелости сухожилий. Чего и говорить, недавний магический трюк не прошел безнаказанно для организма. Я чувствовал небольшую усталость, напряженность и дрожь в мышцах. Больше остального мне сейчас хотелось беззаботно улечься на источавшую легкий морозец траву и придаться непродолжительной восстановительной дреме. Однако, в связи с творившимися вокруг меня обстоятельствами, позволить себе подобную вольность я, само собой, не мог. К тому же голову отяжеляли опасения по поводу сотворенной мною волшбы -- кабы ее не учуяли в Певчих Лугах. За подобные неразрешенные акты колдовства, тем более не входящему в луговничью братию магу, грозило серьезное разбирательство, по итогу которого провинившегося ждала самое малое сырая темница где-нибудь под Малласом на ближайшие лет двадцать. Впрочем, в моем случае столь мягкого решения ожидать не стоило, так как магия творилась преднамеренно и отнюдь не во благо человечества. Оставалось лишь надеяться, что этот жалкий инцидент пройдет мимо остроносых Луговников, как всевечно происходило с более мелкими моими пакостями, навроде того же воспламенения свеч.