Внешне мои устройства представляли собой поставленные на гибкие треноги арбалеты, которые хоть и были довольно примитивными, зато собирались за считанные секунды из уже готовых и подогнанных друг под друга заготовок. Однако я все это дело немного модифицировал. В первую очередь, изменил саму структуру стрелометов. Я назвал такой механизм "самострел с обратным спуском". То есть для того, чтобы произвести выстрел, необходимо было не надавить на курок, а, наоборот, отпустить его. На практике подобный подход показался бы бесполезным, так как стрелку придется удерживать спуск в постоянном напряжении. Но для меня данная конструкция подходила как нельзя лучше, так как помогала реализовать вторую особенность устройств.
Кажется, я назвал их самострелами? Это не совсем так. Вернее, даже наоборот: мои машины оправдывали такое наименование гораздо больше привычных ручных арбалетов. Так как стреляли они, по сути, практически сами.
Спусковые крючки взведенного орудия плотно приматывались к станку специальной нитью. В прядильных кругах она получила прозвище "голая паутина". Паутина потому, что, несмотря на свою ничтожную толщину, была невероятно прочной. А голая, так как создавалась путем переплетения очень дешевых компонентов, в основном крапивы. Бедняки, не осознавая всех прелестей материала, зачастую шили из него простенькие рубахи и штаны -- те же, кто был побогаче и помудренее использовали такие нити для более щепетильных задач. Например, большим спросом пользовалась голая паутина у наемных убийц, поскольку, сколь силы не прикладывай и какую шею не обвивай, она не разрывалась, душила быстро, а главное без крови, пускай была не толще скрипичной квинты. В придачу приобреталась у любой деревенской швеи практически задаром.
Под установленный на треногу самострел помещалась свеча с пропитанным специальным раствором фитилем, не позволявшим пламени угаснуть даже в самую суровую метель. Именно огонь и служил в моем устройстве спусковым механизмом. Но нет, дабы пустить в полет болт мне не придется ждать, покуда нудный рыжий язычок разъест толстый, напоминающий кокон узел на нити. Все произойдет намного... быстрее и не совсем само собой. В этом-то и заключался главный фокус.
Всего таких стрелковых установок было четыре -- для той желторотой мелюзги даже через чур. Но лучше больше, чем меньше.
Остался последний штрих -- огонь. Я провел открытой ладонью над свечными фитилями -- и тут же на их черных головках, по магическому велению, заплясали тонкие золотистые светлячки. По руке, будто не соглашаясь с источаемым пламенем жаром, пробежали мурашки -- становилось холоднее.
"А еще ведь Моросящая Декада не прошла, -- мелькнуло вдруг в мыслях. -- Что же придет после?.."
Огоньки получились маленькими. Настолько маленькими, что своими кончиками даже не тщились облизывать паутину. Но я все равно бережливо примял траву вокруг свечек. Ветру будет не по силам потушить колдовской пламень, однако же его резкий порыв вполне мог устроить здесь знатный пожар, быстро превратив мои ловушки в никчемные тлеющие палки.
Теперь-то все... Откалибровав самострелы так, чтобы они нацелились в нужные мне точки торгового лагеря, закинув на плечо опустевшую (лишь на время) котомку и поправив на голове капюшон, я чуть отполз назад, став медленно спускаться вниз по холму. Нет, разумеется, не напрямую к стоянке -- это сразу приманит глаза сопроводителей. Некий одетый во все темное парень решил сойти с холма прямо на примостившийся на ночлег отряд -- как же тут не заподозрить чего недоброго? Горячные, того и гляди, за клинки похватаются и остальных на уши поднимут. А я не для того вел этих ребят с самого полудня. Мы ведь хотим решить все мирно, не так ли?
Обойдя холм, я спокойным и неспешным шагом, не поднимая головы, направился к сторожу. Праздные меня не замечали -- мой наряд прекрасно сливался с воцарившимся окрест мраком, позволяя мне безбурно плыть в охватившем поляну серо-черном, холодящем кожу даже сквозь не самую тонкую одежду море. Часовой заметил приближающегося незнакомца, лишь когда я подбрел к нему на расстояние вытянутого меча. Разумеется, для подобного неумехи, к тому же отуманенного некстати подступившей дремой, должным образом среагировать в такой ситуации не представлялось возможным. Он только и успел, что хрюкнуть от неожиданности, попытавшись перехватить пику и силясь попутно пробулькать что-то вроде: "кто такой?". Но уже через мгновенье наемник застыл, точно изваяние -- я резко сблизился с ним, на ходу изъяв из-за пояса короткий кинжал, приставил острую сталь к промежности парня.
-- Брось, -- негромко и как можно более грозно проговорил я.
Повторять не пришлось. Пика словно сама собой выпала из рук.
Я толкнул парня плечом в грудь и он, неуклюже попятившись пару шагов, рухнул гузном в грязь. Тут же прочухавшись, часовой, не теряя времени понапрасну, принялся спиной вперед отползать к остальному отряду.
Только теперь моей скромной персоне решили уделить интерес. Ровной волной стих гомон и в мою сторону постепенно повернулись все без исключения обыватели стоянки. Опустились руки с флягами.
Я плавно нагнулся в бок, подобрал пику, выпрямился, вальяжно вбив древко обухом в почву.
-- Господа! Прошу вашего внимания! -- я старался говорить чисто и самоуверенно, чтобы у этой шпаны ком в горле встал, а задний проход сжался до размеров песчинки. -- Смею просить вас быть паиньками и сложить оружие, если не желаете неприятностей!
Наемники принялись растерянно, правда без ужаса в глазах, оглядываться друг на друга, но заговорить не дерзали. Даже клинка, по-прежнему, никто не доставал.
-- Ты чего это, грабишь нас, что ли? -- вдруг послышался чей-то не молодой сухой голосенок. Вперед подался низкий, бочкообразной фигуры лысый мужчина, с узенькими крысиными глазенками. Он был явно не из конвоя -- об этом, помимо комплекции и вихлястой походки, также ярко свидетельствовала его одежда: расшитый золотой тесьмой темно-фиолетовый бархатный кафтан и теплые серые рейтузы, самыми краями заправленные в тесноватые чеботы. Также при себе он не носил никакого оружия, либо же попросту не держал оного на виду. По всей видимости этот рохля как раз и являлся непосредственным главой всего шествия, купцом. -- Неужто в одиночку?
Он залился поросячьим смехом-визгом, а за ним, неохотно и вяло, подхватили остальные.
...Взъярившееся под магическим гнетом пламя резво вытянулось вверх, в момент, точно раскаленным ножом, разорвав узел на нити...
Нараставший гул вмиг захлебнулся, едва болт вонзился в дюйме от вострого носа башмака торговца (надо же было столь удачно нацелить самострел!). На его лбу, словно хлыстом, выбило испарину. Купец несколько мгновений стоял, округлившимися глазами глядя на наполовину утонувший в земле снаряд, но все же пришел в себя и вскрикнул:
-- Да вы что, олухи?! Это же арбалетный болт! Вы ли не знаете, сколько требуется времени, чтобы перезарядить арба...
Бурную тираду прервала вторая стрела, со свистом пробившая навылет пыхтевший котелок и глухо ударившая в основание соснового ствола. В бешенстве зашипел, негодуя от льющихся на него струй воды, яркий костер, но стухнуть даже не стремился.
Теперь у предводителя отряда не нашлось нужных слов для своих подчиненных. Он словно сшил свои только-только сеявшие ярые речи губы и беспомощно окаменел, как все прочие. Кроме меня, разумеется.
-- Один, говорите? -- иронично заметил я, медленно подступая к купцу. -- Неужели вы думаете, будто я настолько глуп, что решился в одиночку напасть на такую группу?
Мой вопрос пропал втуне. Впрочем, ответа и не ожидалось.
-- А теперь, -- продолжил я, встав на расстоянии трех шагов от лысого торговца, -- оружие на землю...
Неожиданно, пронзая устоявшуюся тишину, вдалеке у молега зычно заржала и рванулась с места кобыла, увлекая за собой прохрустевшую, чудом не слетевшую с осей повозку.
Бесы! Как я мог забыть о самом главном?! Кто?! Когда успели отвязать лошадь?! Тут вся стоянка на ладони -- как же я не уследил?! Неужели старею?..
