И все же, после моих долгих ворочаний на лежбище, сон-таки одолел утомленное тело и жаждущее разумений сознание. Впрочем, только я прикрыл веки, как в них, казалось, сразу же ударили лучи вмиг выпрыгнувшего из-за горизонта солнца, приказывая вновь распахнуться. Утро наступило стремительно, положив начало дню, в который мне придется, вероятно навсегда, покинуть свое ставшее всего за полмесяца почти родным пристанище.

Долгих сборов, как и ожидалось, не последовало, и только я сошел с мансарды, как спустя несколько минут уже стоял на пороге дома старого колдуна, разодетый в свой постиранный, чуть заметно пахнувший щелоком черный плащ и с котомкой теплой одежды, дорожных припасов, а также "небольшого", по словам мага, количества денег за спиной.

-- Иди ровно на юг и вскоре выйдешь на тракт, а дальше уже по нему. К вечеру доберешься до деревушки, -- назидал мне Вильфред, опершись о посох. -- Там спросишь об алхимиках. Думаю, не найдется средь тамошнего люда тех, кто не слыхал о Васаке и его подельнике. И тогда уже с новым солнцем двинешься к ним. Передашь вот это. -- Старик изъял из кармана платья небольшой, но тучный кисет, вложил в мою подставленную руку. -- Скажешь, что от меня. Васак поймет и предоставит тебе все необходимое. Думаю, объяснить ему суть дела тебе труда не составит. И еще кое-что...

Вильфред вдруг сделал шаг за приоткрытую дверь дома, с трудом выволок за порог спрятанный в невзрачные ножны фальчион с чуть изогнутой гардой и рубиновым набалдашником.

-- Тебе он пригодится явно больше, чем мне, -- чуть ухмыльнувшись, проговорил чародей, передавая мне меч.

Я, спрятав кисет под плащ, вытянул протяжно лязгнувшее оружие из чехла, несколько раз прокрутил в руке, осмотрел лезвие, что, к моему большому удивлению, оказалось практически идеальным: острое, без сколов, царапин или налета. Казалось, только-только заточенное, причем не вручную, оселком, а на специальном станке. Оружие знатное, с таким и на парад выйти незазорно, чего уж о ристалище говорить.

-- Не беспокойся, чего-то особенного клинок в себе не таит. -- промолвил Вильфред, едва я повесил фальчион на пояс. -- Это тебе не посох. За оружие ближнего боя маги берутся лишь в крайних случаях, оттого и на его волшебную закалку, как правило, времени не тратят... Итак, -- быстро осмотрел он меня, -- вроде ничего не забыл. Если у тебя есть вопросы -- задавай пока есть возможность.

Я задумчиво хмыкнул.

-- Спрошу лишь одно, учитель: что я учинил? Из-за чего погибли люди, рухнул огромный холм, а по мою душу являлись то гвардия, то Ищейки?

-- Ты, -- чуть помедлив, потирая одной рукой другую, отвечал маг, -- вернее -- вы, вся та экспедиция... Вы пробудили мощное место силы. Так называемую Жилу. Это одна из тех точек, что наполняют Гронтэм магической энергией, точно деревья -- свежим воздухом. Та Жила уже семь десятков лет считалась дремлющей -- то есть... как бы выразиться... она пребывала в несколько раздраженном состоянии. Из-за постоянных колебаний магической силы такое случается, правда, очень редко. Жила на время словно "закупоривается" -- мощь, которую она вбирает, продолжает в нее поступать, но не изливается наружу. Точно копится. Рано или поздно такой волшебный пузырь лопается, не принося каких-то разрушительных последствий, а лишь перенасыщая атмосферу излишками силы, что все одно за пару лет, если соблюдать определенные "процедуры", рассасываются. Но в случае внезапного пробуждения Жилы, вернее, если бы ее потревожили, она могла нанести непоправимый урон всему мирозданию. Именно поэтому Луга запечатывают дремлющие Жилы, как запечатали и эту.

-- Могла? -- недоверчиво посмотрел на Вильфреда я. -- Или уже нанесла?

-- Это нам еще предстоит выяснить, -- загадочно проговорил колдун.

-- Но кому подобное могло быть выгодно? Почему нас обманом заманили туда и заставили... сделать то, что мы сделали?

-- Ответами на эти вопросы я также пока не располагаю.

-- Учитель, -- вдруг вспомнил я, нарушив повисшее на мгновение молчание. -- Там, в той пещере. В Жиле. Помимо нескольких драгоценностей, мы нашли... трупы.

-- Трупы? -- старик воззрился на меня широко раскрытыми глазами. -- Какие еще трупы? Чьи?

-- Не знаю. Но они совсем не были похожи на купцов. Их облачали мантии...

-- Цвет? -- быстро перебил меня колдун.

-- Лиловые.

Услышав это, Вильфред Форестер смутился настолько, что его лицо вмиг побелело, а взор отрешенно забегал по земле.

-- Вам знакомы эти мантии? -- не стал медлить с повисшим в воздухе вопросом я.

-- Некроманты, -- коротко ответил колдун, с трудом разлепив губы. -- Лиловый -- их цвет.

-- Но... Что они там делали?

-- Вероятно, эта тайна может открыться тебе в самой Трелонии. -- Вильфред Форестер поднял на меня полные ошеломления глаза. -- Мне она неведома.

-- Вы... -- медленно начал я, наблюдая за впавшим в глубокие думы учителем, -- рассказали все, что мне следует знать?

-- Все, -- несмело ответил маг. -- Далее сопровождать тебя на пути я не смогу, и укрощать твой строптивый нрав придется другим. Я же дал тебе все, что должен был, и даже несколько больше.

-- В таком случае, -- с натугой издал я, поправляя путевую котомку, -- больше не смею задерживаться в вашем доме. Благодарю вас за все полученное в этих стенах: кров, пищу, знания. Неизвестно, что бы со мной сталось без вашего участия.

-- Прощай, ученик.

-- Прощайте, учитель, -- в ответ на кивок колдуна, поклонился в пояс я.

Развернулся и, щурясь от выраставшего все выше над кронами памятного леса солнца, двинулся в указанном Вильфредом Форестером направлении.

...Тракт обозначился довольно скоро, едва хижина архимагистра скрылась за моей спиной. Вновь на плечи свалился груз "обычной", непереполненной магией атмосферы, а легкие наполнил с одной стороны легкий, а с другой -- уже совсем не привычный воздух. Местность вокруг была сырой и пустынной, сплошные луга, перелески, невысокие холмики и зиявшие под ними зевы заросших нор. Ни единой человеческой души. Из прямых признаков жизни лишь белки и дубровники в ветвях, да божьи коровки, мягкотелки и мохнатые гусеницы на травинках. Однако после полудня, до которого мне удалось миновать несколько перекрестков, ситуация чуть изменилась. У горизонта замаячили возделанные поля, на земле четко угадывались очертания оставленных колесами колдобин. Далее удалось узреть и повозки, неспешно влекомые угрюмо повесившими морды кобылами. Откуда не возьмись появились пахари, скотоводы, бортники, рыболовы, грибники. А к вечеру, как мне и было обещано, вынырнув из-за мелкого пролеска, возникла обнесенная кривым, но высоким частоколом раздольная деревенька.

Неуклюже сбитые из дырявых замшелых досок ворота оказались приоткрыты, а сам вход никто не стерег, так что ничего не помешало мне сразу преступить границы селенья и начать поиски ночлега. Он, впрочем, отыскался довольно быстро -- едва мне, под гнетом показавшихся недоброжелательными взоров селян, стоило оглядеть занятый небогатыми лачужками простор, как глаз приметил двухэтажную корчму с чуть покачивавшейся на ветру скрипучей вывеской. Изображение серьезно поистерлось, однако на нем четко угадывались очертания пивной бочки. Но названия заведения разобрать так и не удалось.

Из открывшейся двери наружу подалось приятное тепло пламеневшего в трактире камина вкупе с лившейся из лютни неумелого барда мелодией и запахом выпечки, рыбы, мяса и хмеля -- особенно хмеля. Взгляды посетителей, как я и ожидал, вмиг переметнулись на мою показавшуюся у порога темную фигуру. Физиономии, которые до моего прихода наверняка украшала широченная лыба, резко помутнели, делая из и без того не самых симпатичных мужей подобия каких-то побитых жизнью задир с многочисленными царапинами, шрамами и синяками на щетинистых лицах.

Под одинокий лютный мотив заметно фальшивившего музыканта я, прикрыв за собой проскрипевшую створку, двинулся к находившейся по другую сторону комнаты стойке. Только мне довелось подступить к ней, оказавшись спиной к скопищу восседавших за столами шалманщиков, как вновь, нарастающим гулом, заслышались шумные разговоры, глухой стук ударяющихся кружек и шелест испиваемого из них пенного напитка.