Плащ с меня, как оказалось, сняли, равно как и рубашку, и на голом теле красовался ладно обмотавший плечо и часть груди полотняный бинт с обширным багряным пятном. Впрочем, перевязи подверглась не только рана от арбалетного болта. Правое предплечье и живот от нижних ребер до самого таза также были увиты белыми лентами -- видно, случай в пещере не дался мне совсем без увечий. Хотя особой боли от этого я не ощущал, а посему могу предположить, что бинт наложили, скорее, ради профилактики. Видно, этому человеку я был нужен живьем. Но для чего? -- ответ на этот вопрос мне решительно не хотелось узнавать.

Похоже, бежать придется практически нагим, а учитывая, что солнце, если судить по пробивавшимся сквозь окно косым лучам, поднялось еще не слишком высоко, такой поход вряд ли окажется приятным. Но не страшно, и не такое миновали. День разгорится, потеплеет, а уж одежду мне найти труда не составит.

Я тягуче встал -- обнаженные стопы повстречались с мохнатой овечьей подстилкой, но спустя шаг уже оказались на холодном и гладком паркете. Дверь, если меня не обманывали глаза, не была заперта ни на щеколду, ни на повисшую с рамы цепочку. И данному событию я был несказанно рад. Не придется возиться с замками, что едва ли, при всей моей сноровке, явилось бы абсолютно бесшумным процессом. Мне оставалось лишь приоткрыть створку и ступить за порог, а там уже нестись со всех ног, желательно в какую-нибудь чащу или болото. Главное, чтобы мой пленитель не прознал о бегстве раньше времени и не застал мою полуголую фигуру мчащейся по открытому полю.

Но, разумеется, все прошло совсем не так, как бы мне того хотелось. Когда до спасительной створки оставалось чуть больше шага, швабра, досель мирно сметавшая с угла паутину, резко двинулась вбок, за секунду протиснувшись под дверную ручку и наглухо подперев выход. Я растерянно врос в землю. Мой план за мгновение рассыпался прахом.

-- Ты куда-то спешишь? -- раздался из-за спины спокойный чистый голос.

-- Слушайте, -- я моментально обернулся, нервно забормотав в ответ, -- я не знаю, кто вы...

-- Вильфред Форестер, -- старик перебил меня, перегнувшись локтем через спинку стула. Большими молочными камнями сверкнули раздувавшие мочку уха широкие серьги. Белая, равно как и сжимаемое в деснице перо, окладистая борода старика кончиком ниспадала на плечо. Нос, спинка которого была прямым продолжением линии лба, являлся истоком для двух выбегавших из ноздрей седых ручейков-усов. Серебристые глаза смотрели холодно, словно пронзая меня насквозь. -- Будем знакомы.

-- Милорд Форестер, я вам бесконечно благодарен за врачевание и приют. Но мне нужно идти. Вы можете этого не понимать, -- или понимать, что еще хуже, -- но я, верно, сотворил нечто... ужасное. И если меня найдут под крышей вашего дома, то несдобровать нам обоим.

-- За меня можешь не беспокоиться, -- выдержано кивнул старец. -- А что касается тебя... По твою душу уже являлись вчерашним утром. Но я тебя не выдал. И да, ты действительно сотворил не самое доброе деяние, которое я бы хотел с тобой обсудить. Поэтому, будь так любезен, присядь.

Он протянул морщинистую ладонь, указывая на кровать.

-- То есть, как это, "вчерашним утром"? -- искренне изумился я. -- Как долго я здесь нахожусь?

-- Присядь, -- повторил мой собеседник. -- Все обсудим.

Больше упираться я смысла не видел и смиренно повиновался. Только мне стоило усесться обратно на кровать, как Вильфред Форестер поднялся со стула, выдвинул тихонько скрипнувший комодный ящик, изъял тюк бинтов.

-- Но сначала сменим перевязь.

Он подошел ко мне, опустился на корточки, принявшись с хирургической тщательностью неспешно разматывать покрывавшую мое плечо ткань. Стоит отдать старику должное, особого неуюта от этой процедуры я не почувствовал. Разве только, когда налипшая от застывшей крови перевязь отказывалась покоряться по-хорошему, с трудом отслаиваясь, практически отрываясь от моего тела, ранение давало о себе знать, но все одно -- эта боль была практически неощутима. Спустя несколько секунд использованный и чуть отдававший смрадом бинт комком улегся у постельной ножки.

-- Восстановление идет даже скорее, чем я того ожидал, -- причмокнул Вильфред Форестер, с прищуром осматривая розоватую рану. -- Даже удивительно. А еще более удивительно, как под твою первую перевязь не забралась какая-нибудь гадость и не сгноила плечо ко всем бесам. Целитель тебе попался явно не самый стоящий.

-- На более тщательное лечение мне времени не выделили.

Старик ухмыльнулся, приступив к накладыванию свежего бинта. Я же продолжил с не меньшей дивой осматривать трудившиеся сами по себе в разных частях комнаты швабры, веники, щетки, совки да тряпицы. Поразительно, как этот человек, Вильфред Форестер, умудрялся контролировать так много предметов разом, при этом уделяя внимание совсем иному занятию. На вид -- утварь, как утварь, самая обычная, чего-то особенного или тем паче волшебного в ее строении я не приметил. Мне впритрудь давалось наскоро соткать хотя бы один-единственный пламенный лоскуток, а старик управлял таким количеством вещей и внешне даже не выказывал от этого какой-либо усталости или напряженности. Я вовсе не удивлюсь, если за пределами дома еще самосильно собирается урожай с грядок, а овец пасет летающее пугало.

-- Ты тоже на такое способен, -- вдруг заговорил старик.

-- То есть? На что способен?

-- Заставить разного рода вещи парить по твоей указке. И отнюдь не только это. Ты ведь не лишен магической силы, верно?

Я нерешительно промолчал. Впрочем, чародею едва ли был важен мой ответ.

-- Я понял это, лишь когда учуял твою кровь. Если не считать за доказательство сковывавшие твои руки магические кандалы.

Только сейчас я обратил внимание на чуть поалевшие от продолжительно сжимавшей их стали свободные запястья.

-- Снять браслеты удалось в два счета, так как нечто разрушило блокирующие волшбу каменья. Не знаешь, к слову, что именно?

Его вопрос не встретил в ответ ничего, окромя моей недогадливой немоты.

-- Я предполагаю, -- меж тем продолжал старик, -- что это было колдовство. Причем, вероятнее всего, разряд молнии. Более того, ты не был прямым адресатом. Удар пришелся во что-то иное, в тебя же либо отскочило, либо прошло по цепи.

После этих "догадок" меня чуть ли не кинуло в холодный пот. В воспоминаниях сразу всплыл озадаченный лик Бьерна, за секунду до того, как вылетевшая из сферы блиставица обратила стражника в пепел... Теперь я проникся к этому Вильфреду Форестеру еще большим недоверием, почти граничившим со страхом.

-- Ты умело таишь свой дар, юноша, -- вновь заговорил старый маг, не стирая с лица невозмутимой всезнающей мины. -- Но, когда прояснилась твоя истинная сущность, дело заиграло новыми красками.

Жилистые руки повязали узел, слегка дернув за полоски бинта. Старик поднялся, отошел, присел обратно на свой крепкий деревянный стул. Я безмолвствовал, ожидая новых, затрагивающих мою персону реплик, при этом ощущал себя, словно после знатной, напрочь отшибшей память попойки, вынуждавшей наутро выслушивать обо всех сотворенных мною в хмельном состоянии деяниях. Только вот чутье мне подсказывало, что масштаб эти деяния имели весьма немалый, раз оказаться мне довелось в доме подобного человека.

-- И да, если тебе так интересно, у меня ты пролежал чуть более суток. А вчера, спустя пару часов после восхода, мой дом посетила дюжина виланвельских гвардейцев с расспросами о произошедшем. Скрыть от их взоров твое смиренно почивавшее тело было не так сложно. -- Он с довольным видом потер руки, и от этого жеста мне стало совсем не по себе.

-- Зачем? -- выдавил из глотки вопрос я.

-- Что "зачем"?

-- Зачем вы спрятали меня? Раз явилась сама гвардия, значит действительно случилось нечто серьезное.

-- Верно, -- утвердительно кивнул старик. -- Однако их мужицкие умы даже не представляют, насколько... Посему мне было много выгоднее оставить тебя здесь и самолично все выведать, чем отдавать такой кадр в руки несведущих.