Край солнечного диска коснулся горизонта. Смеркалось. В низине у самого леса лежала гора окровавленных трупов. Это были те, кого трудно продать на рынке рабов, а их доставка окажется дороже цены. Связанные пленники, согнанные к подножию холма, сидели и лежали вповалку, изредка поглядывая в сторону невинно убиенных соплеменников. Женщины тихо плакали, дети испуганно жались к взрослым, мужчины измышляли планы побега и мести. Горе побеждённым!
А победители, утомлённые грабежами, убийствами и обильными возлияниями, уснули беспечно вокруг костров, упиваясь безнаказанностью. Их стреноженные кони паслись неподалёку. Их пьяный храп разносился по степи. Им снились сны, где они были счастливы.
Внезапно, с милого севера, со стороны разорённого городища раздался стук копыт. Сначала еле слышный, он всё усиливался, пока не превратился в оглушающий топот. Разбуженная охрана подняла тревогу. Пьяные разбойники просыпались тяжко, вскакивали на нетвёрдые ноги, оглядывались непонимающе, вращая покрасневшими с перепоя глазами. Кто-то пытался ловить коней. Кто-то дрожащей рукой тянулся к оружию. Кто-то выкрикивал бесполезные команды.
Налётчиков застали врасплох подоспевшие мстители, и кара их была ужасна. Работорговцев разили из луков, рубили мечами и топтали конями. В скором времени непрошенных гостей перебили всех до единого. Сдавшимся в плен отсекли головы. Раненым перерезали горло. Никто не ушёл.
Пленных северян освободили, и они бросились в низину, к последнему пристанищу остывающих трупов. Их было очень много, безвинно убиенных безжалостной ордой. Всю ночь их оплакивали, а с восходом солнца начался горестный ритуал прощания с мёртвыми. Их тела омыли, обрядили в белые одежды, и прочитали молитвы. На вершине холма соорудили просторное ложе из сухих ветвей, а на него уложили мёртвых, отправляющихся в лучший мир. Старейший из воинов поднёс факел. Пламя мгновенно охватило ветки, превращая их в погребальный костёр, а души умерших вознеслись на небо...
Солнце коснулось верхней точки подъёма. Небосвод был ясен, ни облачка. Стало тихо и торжественно. Когда траурное ложе прогорело, и пепел осел, в самом центре братского сожжения северяне обнаружили камень идеальной круглой формы. Что это? Воины послали за жрецом.
Прибыв на место, старик долго осматривал находку, изучал её, потрогал и понюхал. Поднявшись с колен, обошёл камень сначала в одну, потом - в другую сторону. Посидел на нём, глядя в небеса и в землю. Потом стал в самом центре его. Это был белый мрамор с золотистыми прожилками. На многие расстояния вокруг такого месторождения не существовало.
Жрец долго чесал затылок, тёр задумчиво лоб и нервно дёргал бороду.
"Ни фига себе!" - подумал он, а вслух сказал:
- Надо огородить этот чудесный камень. Он связан с миром, куда вознеслись души наших соплеменников. Мой народ будет чтить его!
- Как? - спросили старика. - Как это сделать?
- Будем строить Башню вокруг него, и пусть каждый примет участие в её постройке.
- Так тому и быть! - согласились северяне.
На следующий день началось строительство Башни.
Алекс проснулся от ощущения тишины. Свеча догорала, а сквозь неплотности ставней пробивался серый рассвет. Лариса с Ранецким лежали на диване. Настя устроилась в кресле. Изольдов распластался на полу. Все спали.
Осторожно, чтобы не потревожить Лору, Саша стал перебираться на пол. Диван скрипнул, но никого не разбудил. Тихо ступая, Алекс подошёл к входной двери, и, прижавшись ухом, прислушался. Не услышав ни звука, медленно приоткрыл, готовый в любую секунду запереть обратно. К счастью этого не потребовалось, ибо за дверью стояло раннее утро той поры, когда рассвет уже забрезжил, но в тёмно-синем небе ещё светились звёзды.
Чистый утренний воздух освежил Ранецкого. Было прохладно и даже зябко. Лёгкая туманная зыбь стелилась по земле, поднимаясь от Блошиного озера до Ларискиного дома, а далее, достигнув кладбища, терялась в руинах разрушенной церкви.
Трещины в земле - как не бывало. Старая яблоня стояла цела-целёхонька там же, где и находилась все годы своей яблоневой жизни. Ураган сошёл на нет, извержение магмы прекратилось, а приливной волны, как не бывало. И только со стороны леса слышались едва различимые куриные звуки:
- Ко-ко-ко!
И вторящие им вороньи:
- Каррр!
А ещё через секунду Алекс услышал долгожданное:
- Ку-ка-ре-ку! - чем Ларискин петух возвещал о природном наступлении утра, а Ранецкий понял, что пережил ещё одну ночь.
"Необходимо взорвать Яйцо!" - к этой мысли вернулся Александр Сергеевич, когда солнце показалось над верхушками деревьев. - "Но, как?"
Алекс курил, сидя на скамейке у крыльца, и наблюдал, как Лариса трудится по хозяйству. Ему было стыдно. События вчерашнего вечера яркими вспышками выплывали из памяти, и Ранецкий даже не предполагал, каким образом исправить вчерашнюю дурь. Однако проблемы с Яйцом мешали сосредоточиться на делах амурных.
"Что-то я слышал о взрывчатке на дамбе. Осталось, говорят, и не мало!" - размышлял Сашка, поглядывая на Ларискины загорелые ноги. - "Надо бы проверить".
Наступило тёплое майское утро. Природа буйно цвела, разрасталась ввысь и вширь, плодилась и размножалась, обещая обильные урожаи, небывалый прирост поголовья, и сытую счастливую жизнь.
"Я вёл себя как последний идиот!" - Ранецкий встал со скамейки. - "Надо извиниться!" - Саша сделал первый шаг по направлению к Ларисе. - "А потом вплотную заняться Яйцом".
Лариса заметила, что Алекс направляется в её сторону, но виду не подала, и не обернулась. Горькая обида захлёстывала её за вчерашнее поведение Сашки-промокашки. От этого хотелось разреветься, но женщина сдерживала себя.
"Как он мог!" - негодовала она. - Особенно после того, что произошло в бане!" - Лора всхлипнула. - "Что ему ещё нужно?!" - женщина безнадёжно махнула рукой. - "А ну его! Все мужики одинаковые!"
Однако приближение Ранецкого заставило её сосредоточиться, собрать волю в кулак, и... И, что?
"Извиняться идёт!" - констатировала Лариса. - "Простить, что ли?" - женщина вдруг улыбнулась сквозь подсыхающие слёзы. - "А куда я денусь?"
Лора стояла возле той самой яблони, в которую ударила молния. Листья шелестели от лёгкого ветерка. Крупные наливные яблочки раскачивались на ветках. Шмели и пчёлы лакомились нектаром. Алекс подошёл сзади и остановился. Лариска замерла. Её сердце громко стучало. Она ждала.
"Конечно, прощу!" - подумала она. - Я ведь теперь без Сашки и дня не проживу!"
"Господи, пусть она простит меня!" - взмолился Ранецкий. - "Кроме неё мне никто не нужен!"
Сашенька ласково обнял Ларисочку сзади. Пошарил руками по горячему телу. Нежно поцеловал в шею. Волосы у Лоры пахли ромашками. Гладкая тёплая кожа слегка увлажнилась. Алекс почувствовал частое биение её сердца. А женщина расслабилась и ждала. Ну?!
- Извини за вчерашнее, Лариса! - Алекс заикался от волнения, но продолжил. - Я вёл себя, как последний дурак.
- А я и не обижаюсь! - Лариса отстранилась от Ранецкого. - Ещё чего!
- Мне стыдно, любимая! - Саша снова обнял Лору. - Я слишком много выпил.
- Любимая? - переспросила женщина, и сыронизировала. - Надо же!
- Да - любимая! Я это понял именно сейчас.
- С чего бы?
- Долго думал с самого утра, пока вы спали, - Сашка набрал побольше воздуха, - и теперь точно знаю, что люблю тебя!
- Не подлизывайся! - Лариса оттаяла, и вдруг подумала:
"Когда же мне в последний раз в любви признавались?"
- Я не хотел тебя обидеть, поверь! - продолжал извиняться Алекс.
"И вот - дождалась!" - Лариска улыбнулась. - "Меня любит Сашенька, моя первая и единственная любовь!"
- Лариса, извини!