Продолжая играть, я покосился вбок.

   Линия! Зигзаг!

   Она!

   -- Меня зовут Анат или Лилит, -- произнесла девушка в чёрном плаще.

   Кровяное давление поднялось -- сердце гулко застучало в груди. В глазах пошли серые точки мушек. Прервавшись, я зажал инструмент правым предплечьем.

   -- А можно, я буду называть тебя Дороти? -- почему-то спросил я, глядя на это нереальное лицо, на это утончённое совершенство, которое появилось на звуки саксофона.

   Девушка усмехнулась, сверкнув своими огромными карими глазами, с зелёными искорками.

   -- Тебе можно, -- сказала она, развернулась и зашагала прочь...

   А я стоял, как дурак, щурясь от заходящего солнца и смотрел ей вслед. И улыбался.

   -- До-ро-ти, -- по слогам произнёс я, и закрыл глаза.

   Никак не могу понять -- то ли воспоминания подстраиваются под действительность, то ли действительность, под воспоминания.

   Пока я пересекал двор, мимо ярко-зелёных, резко пахнущих свежей краской скамеек, мимо аккуратного бордюра и постриженных кустов, рядом с которыми стояли урны, с загадочной надписью "ОМ", в моём мозгу, как бы в ускоренном слайд-шоу, прокрутились все дальнейшие события последних лет. Даже Пандар, и огромные болваны с мерцающими копьями.

   Я встряхнул головой, словно отгонял наваждение.

   Сам не заметил, как оказался в узком проулке, который выходил из двора куда-то дальше. Природное любопытство взяло верх, и я, закинув чехол на плечо, зашагал по незнакомым улицам...

   Я не знаю, почему остановился возле этого подъезда старинного дома.

   На небе сверкнула молния -- один из её отростков с электрическим треском ударил в вывеску над входом.

   Как это показывают в плохом кино -- вывеска завибрировала, и в темноте, расцвела надпись: "Отель Глория"...

(

Реконструкция событий N 321 - редакция.

)

   -- До 1991 года территория современного Даниловского района входила в состав Пролетарского и Москворецкого районов Москвы. В 1991 году в Москве была проведена административная реформа, в ходе которой были созданы административные и муниципальные округа. Так временные муниципальные округа "Симоновский", "Павелецкий" и "Даниловский" были организованы в составе Южного административного округа Москвы...

   -- А можно выйти, Павел Георгиевич?

   -- Гончаров, имей терпение! Лекция заканчивается -- сейчас все пойдут!

   -- Извините...

   -- Реферат к следующему занятию! И не забудьте про монографию Рубинштейна! Сдать реферат не позднее пятого, это четверг... Всем ясно?! Ставлю "двойки"!

   -- Павел Григорьевич!

   -- Что тебе Платов?

   -- Павел Григорьевич, а я тут один вопрос не понял в самостоятельной, по поводу социальной стратификации, это, типа структура общества вообще?!

   -- Сергей -- к чему этот вопрос? У нас историография сейчас, если тебе интересно...

   -- Тут у нас недавно был семинар по социологии, и Евгения Николаевна сказала...

   -- Евгения Николаевна простой методист -- что она могла сказать?

   -- Ну, просто про президента...

   -- Короче... на все вопросы я отвечу, если зададите мне их в вашем, этом... как его "контакте"... вот.... И вообще... Платов... Ты самостоятельную прошлую, когда сдашь? "Банан" у тебя уже один стоит...

   -- А я болел... у меня мама болела...

   В проёме дверей появляются два человека в строгих костюмах. Один из них подходит к крайнему ряду, и что-то шепчет миловидной девушке с карими глазами, показывая рукой на аудиторию. Та кивает, и начинает что-то быстро набивать в своём телефоне. Одновременно она что-то говорит своей соседке. Мужчина в костюме присоединяется к своему спутнику. Они подходят к кафедре, и тут становится их видно чётче: один с лицом бульдога, второй -- с лицом моржа.

   -- Полосин Павел Григорьевич? -- бульдог говорит, словно жуя бутерброд.

   -- А кто вы, собственно такие? -- профессор морщится, будто хлебнул уксуса.

   Мужчина с фигурой и костюмом моржа достаёт из внутреннего кармана картонный продолговатый предмет, цвета киновари.

   -- Федеральная Служба Безопасности, лейтенант Зенин, -- говорит он в пол голоса, -- проследуйте, пожалуйста, с нами.

   -- Что это значит?! -- профессор выпучил свои зрачки в линзах окуляров.

   -- Мы сказали вашим студентам, что у вас срочная конференция...

   -- Да, -- подтвердил второй, с лицом моржа, -- сотрудничество с нами, в ваших интересах.

   -- Но, собственно, позвольте...!

   -- У вас пять минут, -- перебил его "морж", -- я что-то не ясно сказал?

   Почти шипя и выдвинув нижнюю челюсть, "морж" поправил галстук: видно нервничал...

   -- Я... -- голос Павла Григорьевича задрожал, -- конечно, пойду... но поймите и вы... У вас есть основания??

   -- Уголовный кодекс "эр фэ", -- "Тюлень" цинично ухмыльнулся уголком рта, -- глава двадцать девятая, статья двести семьдесят пятая...

   -- То есть?

   -- Государственная измена, Павел Георгиевич, -- стиснул зубы "бульдог", -- вы же образованный человек -- история, политология...

   -- И что?

   -- Вы подозреваетесь в получении некоторой суммы денег за некий украденный документ государственной важности...

   -- Вы с ума сошли! -- профессор вытаращил глаза.

   -- Нам за это не платят... успокойтесь, -- "тюлень" стиснул зубы, -- просто, пройдите с нами до автомобиля.

   -- Чёрт знает, что! -- Павел Григорьевич неубедительно всплеснул руками... -- повинуюсь вашей диктатуре...

   -- Не говори хренотень: хочешь чтоб мы объявили это вслух?...

   Когда все студенты покинули аудиторию, чуть отождав, в пустой коридор, пахнущий потом и мастикой, вышел профессор в сопровождении двоих "набыченных" фигур. За мутными стёклами тарабанил серый дождь -- капли встречались и распадались в секунды. Полосы воды отражались призрачными тенями на бледно-зелёных стенах коридора. Полосин молчал, хотя было впечатление, что за стёклами его очков тоже идёт дождь -- он двигался подобно ожившему манекену -- наверное, такие движения свойственны всем, кто чувствует обречённость.

   Они спустились по гранитному крыльцу: причём Полосин открыл зонтик, а двое квадратных людей делали вид, что на них не капает.

   На боковой улице стоял фургон с гербом и надписью "Почта России".

   Чёрные бархатистые шторы были закрыты, и мотор урчал слишком успокоительно...

   Вокруг плавал бордовый свет от тусклой лампы под звуконепроницаемым потолком фургона.

   Это напоминало Полосину "Чистилище", как он видел себе его в испуганных снах.

   -- Как давно вы знаете Мальцева? -- щёки "бульдога" вздрогнули.

   -- Мальцев?... (словно растягивая жвачку) Ма-аль-цев... это тенор из "мариинки"?

   -- Попытка "номер два". -- "Бульдог" хищно оскалился, -- у вас в университете работал профессор Мальцев, на кафедре Мировой истории...

   -- Я его не знаю!

   -- Подумайте ещё раз: как давно, и при каких обстоятельствах, вы, Полосин, познакомились с профессором Мальцевым?

   -- Я с ним не общался, поверте! Я... когда я пришёл в университет... Он уже! Да-да! Он! Он был учёным с именем! Дайникен и Ситчен! Вот с кем он общался! Верно! Если вы про этого выскочку, про этого профана... Знайте! Я его не знаю! От таких учёных и гибнет наша наука! Понимаете? Как я мог с ним общаться? Это же нонсенс! Тартюф! Деятель от истории! Даже вот так -- делец! И вы говорите, что я с ним общался???

   -- Простите, Павел Георгиевич, -- "Бульдог" словно проглотил кусок мяса, -- а как же так вышло, что рецензентом вашей докторской являлся именно Мальцев? У вас провалы в памяти?

   -- Да какие провалы??? -- казалось, глаза профессора прилипли изнутри к стёклам очков, -- при чём тут провалы? Да, он был моим рецензентом, Мальцев... и что?...