Когда они отошли от города, Вереск свернул с тропинки, устроившись между осыпавшихся когда-то со скалы громоздких камней и сложив около них мешки с сумкой, опустился на клочок редкой травяной поросли, привлекая девушку к себе. Спрятав лицо, в ткани туники на его плече, Даша удрученно выдохнула:

– Почему он делает это?

– Из тщеславия, – поразмыслив, ответил Вереск. – А может быть, просто из злобы или же каких-то событий в его прошлом, которые сильно его ранили. Мы ведь не знаем, возможно, в его жизни была девушка похожая на тебя, и она когда-то причинила ему боль. А люди мстительны и никогда никого не прощают, порой доходя до полной бессмыслицы в своем желании причинить зло в ответ. Я не хочу, чтобы ты беспокоилась об этом, Даша. Да, возможно, все могло сложиться иначе, но произошло то, что произошло и уже поздно жалеть о случившемся. Ты дорога мне. Прошу тебя тревожь себя тоской и переживаниями о бегстве. Чтобы ни произошло и как бы все ни обернулось для нас, я всегда буду на твоей стороне. Я ведь уже говорил, что ты для меня…

– Самый любимый и близкий друг, – прошептала девушка.

Одинокая слезинка скатилась по ее щеке.

Глава двадцать четвертая

Ночью прошел дождь, но к обеду трава уже успела немного подсохнуть, и сейчас, расстелив на ней плед, Даша устроилась под деревом в нескольких шагах от озера. Вереск с самого утра выпроводил ее из дома, объяснив это тем, что хочет подготовить ей подарок, а она будет только отвлекать. Поэтому, собрав себе обед, Даша взяла сумку и отправилась на берег, где надеялась провести время за книгой сестры, которую в день их с Вереском бегства забрала с собой. Девушка перевернула старые листы, исчерченные тонкими линиями размашистого почерка и с множеством крошечных рисунков и пометок, сделанных Лиссой.

Пожалуй, ей не очень понравится, что Даша забрала одну из ее книг, а может быть, напротив, посчитает, что так между ними сохранилась незримая связь, протекающая через старый томик, потрепанный временем и руками девочки. Теперь Даша понимала, почему Лиссе так нравилась эта книга, сюжет в который был пусть и не особо захватывающим, как и не пленял своей глубиной, однако автор, словно вложил в неброские строчки частицу своей души, тем самым позволяя читателю окунутся в созданный им мир, теплый и безопасный.

Историю эту можно было перечитывать множество раз и она не становилась от этого привычной и неинтересной, каждый раз приоткрывая новые тайны, что вероятно сокрыты не в героях книги, а в самом читателе, находящим в себе новые грани. Наверное, ни один человек, как бы ни было сильно его умение мечтать, не способен увидеть нарисованный словами мир книги так, как его задумал автор. Пропуская все слова, мысли, переживания героев через свое сознание, он ощущает лишь отголоски собственных чувств.

Даша перелистнула еще одну страницу, но мысли, уже отвлекшиеся от текста, не позволили сосредоточиться на рассказываемой автором истории, и, вздохнув, девушка закрыла книгу. Прислонившись спиной к стволу дерева, она одернула смявшуюся тунику и посмотрела на тихую гладь озера, едва подернутую легкой рябью от дуновения нежного ветерка. Яркие краски цветов на крошечных островках возле противоположного берега померкли, вероятно, осыпавшись лепестками под тяжелыми каплями прошедшего дождя. Скоро наступит осень и с ней, возможно, придет сезон дождей, что осложнит их дальнейший путь.

Именно об этом она и хотела поговорить с Лорэнтиу, но еще с рассветом юноша отправился в город, пояснив, что желает провести некоторое время у господина Малачи, о чем ей рассказал Дзин, когда она проснулась. Вчера, когда они вернулись с Вереском из города, девушка рассказала ему о просьбе кузнеца, как и об увиденном ими приказе короля. Реакция Лорэнтиу, сохранившего привычную невозмутимость, ее несколько удивила, а посол только пожал плечами, сказав, что этого и следовало ожидать, и, кажется, ничуть не огорчился известиям.

Остаток вечера он посвятил рассказам об истории полученного ими у кузнеца оружия, напирая на то, что подобные вещи знать необходимо, чтобы лучше чувствовать его в своей руке. Юноша долго вдавался в философию взаимоотношений человека и стали, словно это был не обычный заточенный кусок металла, а наделенное душой создание. Даша только ошарашенно хмурилась, поражаясь насколько глубоко Тин воспринимает подобные вещи. Видимо, для него это важно.

После оказавшейся немного скучной для них лекции посол наскоро показал Вереску основы владения мечом, заявив, что на днях уже серьезно возьмется за его обучение, на что юноша только фыркнул, пытаясь привыкнуть к тяжести оружия в руке. Тим запретил ему брать меч обеими руками, объясняя тем, что это обычный полуторный меч, а не тяжелый двуручный, и если он хочет стать сильнее, то должен учиться держать его в одной руке, причем желательно, непременно в левой.

Наконец, оставив Вереска в покое, он обратил свое внимание на Дашу и, окинув девушку оценивающим взглядом, под которым та замерла, подобно жертве перед загнавшим ее в тупик охотником, усмехнулся, сказав, что Малачи подобрал оружие, в совершенстве ей подходящее. В чем Даша, однако, немало сомневалась. Тин отказался чему либо учить ее на ночь глядя и еще долго сетовал, что они не удосужились узнать о том яде, что спрятан в веере, его свойствах и способе приготовления противоядия. Поругав за беспечность и самого кузнеца, не посчитавшего нужным самому сообщить названия яда и все необходимые сведения, он сказал, что завтра сам все узнает и, убрав оружие, заставил всех ложиться спать.

Даша слышала, что многие воины дают своим мечам имена, утверждая, что так оружие становится личностью и может лучше их защитить. Так это или нет, девушка не представляла. Придвинув сумку ближе, Даша убрала книгу и осторожно извлекла изящный веер удивительно тонкой работы для такого могучего человека, как господин Малачи. Нарисованные белые и красно-розовые пионы, точно настоящие пышными бутонами распускались по металлической поверхности; на тонком стержне рукояти была выгравирована печать кузнеца, как и на остальном, созданном им оружии. Кончиками пальцев Даша провела по шероховатым линиям гравировки.

Однажды ей довелось видеть красочное выступление, когда в Клеодерн приезжала странствующая трупа артистов, один из которых показывал чудеса ловкости, используя нечто похожее на подаренные ей юэ, только украшенное длинными плотными лентами ярких цветов. Возможно, она бы могла сражаться, используя подобные передвижения, как тот циркач, легкие и плавные. Ей казалось, только так и было бы правильным сражаться такими мечами, как юэ.

Словно играть.

Но решив, что все-таки лучшим будет дождаться того, что ей скажет Лорэнтиу, когда начнет учить ее пользоваться этим оружием, Даша сложила веер обратно в сумку и поднялась, складывая шерстяной плед. Она устала сидеть здесь в одиночестве, подогреваемая интересом к тому, что происходит сейчас в доме лекаря, и уже перебросила лямку тряпичной сумки через плечо, намереваясь возвращаться обратно, как за спиной раздались шелестящие по гравию шаги, и к берегу спустился сам Дзин, прокладывая себе дорогу деревянным посохом.

– Ни на мгновение не сомневался, что найду тебя здесь.

– Дзин? – встревожилась девушка. – Все в порядке?

– Ну, – задумчиво протянул лекарь, неловко почесав указательным пальцем щеку, – если считать погром, учиненный на моей кухне твоим другом, просто небольшим недоразумением или же милой забавой то, да, все в порядке, Даша.

– Ох, прости, – смутилась девушка. – Он что-то сломал?

– Не волнуйся, – звонко засмеялся Дзин, оперевшись на посох. – Это даже весело. Он что-то пытается приготовить для тебя и уже перевозил всю мебель, да и себя, откровенно говоря, тоже. Все-таки я немало удивлен такой его неуклюжести, однако это довольно мило, хоть, признаюсь, мне кажется, даже я буду половчее этого паренька. И как твой друг собрался его фехтованию обучать? Представить жутко.