– Как думаешь… – начал фразу Артем.

Но чертов друг, научившийся читать его мысли, перебил:

– Да не вешалась она, Артем. Что ты как маленький? Ага, маникюр сделала, ноги в порядок привела. Для патологоанатома, что ли? Не смеши! Жить она собиралась. Жить, Артем! И пить бросила. И в доме порядок навела. Там у сына даже за акустикой всю пыль протерла, я специально полез, проверил. Жить она собиралась. А кто-то ее планам помешал, потому что трезвой и здравомыслящей она была не нужна. Она была опасна. Она могла что-то начать говорить. И ей могли поверить, что самое страшное. Одно дело – слова опустившейся алкоголички. Совсем другое – слова трезвого человека. Убили ее, Тёма. Уверен и готов с тобой пари заключить. Но это, сто процентов, не сын. Что бы ты там себе ни придумывал.

– Я-то что! – дернул плечами Артем. – Просто все равно проверить надо его алиби. И вообще, чем он занимается? Мастер боевых искусств, блин. Проверить надо.

– О-о-о, вот тут не беспокойся, Тёма.

Леха вылил остатки коньяка в рюмку, с сожалением посмотрел на свет. Причмокнул языком: мало! И выпил залпом, не поморщившись. Подобрал с тарелки котлетные крошки – он смолотил все четыре штуки. Прожевал, выдохнул, глянул на друга покрасневшими глазами и сдавленным голосом – все же коньяк обжег ему горло – повторил:

– Тут вот можешь не беспокоиться, друг.

– О чем ты?

Артем тоже все доел, допил безалкогольное пиво, убрал бумажник в карман. Здесь платили сразу, как в заповедные советские времена.

– Думаю, что его уже по всем статьям проверяют.

– Кто же?

– А обиженный! Думаешь, простил свой конфуз парню? Сильно сомневаюсь, Тёма. И если Шарик уже сделал предварительное заключение по результатам вскрытия… И подтвердил наши с тобой опасения, что дама не сама себя жизни лишила. Думаю, парня уже закрыли на семьдесят два часа. И несладко ему там придется. Ой несладко, Тёма!

– Твои предложения? – с надеждой спросил Артем и глянул на часы.

Половина пятого. Они всего-то ничего здесь пробыли. И если он сейчас вернется домой, то Наталья запросто пристанет с дачей. А то еще, чего доброго, мама с папой, не дождавшись чада к себе, заявятся к ней. И это было бы…

Это было бы для Артема настоящей катастрофой! Он точно знал, потому что однажды они уже побывали у него в гостях. И наглый будущий тесть обошел все комнаты, включая кладовку за ванной. Обшарил все его углы. И без конца неодобрительно хмурился и все повторял: тесновато.

Домой он все еще не хотел, это точно. И он снова с надеждой спросил у друга:

– Твои предложения?

– А поехали в отдел, друже. Думаю, пацан уже там…

Роман сидел на жестком стуле в совершенно прокуренном на глушняк кабинете, и на языке вертелся ядовитый вопрос: а что, указ правительства этим хмырям не указ?! Запрет на курение в общественных местах на них не распространяется? Или этот кабинет не общественное место? Или этот кабинет закрытая для всех законов территория? Они же внаглую его нарушают уже час! Эти два хмыря, возомнившие себя законниками, нагло нарушают законодательство, оскорбляя его, задавая вопросы, которых задавать не имеют права. Они надеются его – что? Правильно, запугать! Они просто не знают некоторых вещей о нем.

Во-первых, он не из пугливых.

Во-вторых, он сделал один-единственный звонок, и помощь уже спешит.

В-третьих, он читает этих двух глупцов, возомнивших себя умными, как открытую книгу. И ему оттого смешно и от их вопросов, и от их угрожающего тона.

В-четвертых, он не убивал свою мать. И тихо, глубоко внутри горевал о ней. И вообще ничего не мог понять из того, что случилось.

Кому нужна была ее смерть? Тому, кому она звонила накануне гибели? А кому она звонила? Получается, убийце его отца. Стало быть, она его знала?! Все эти годы знала о нем и, вместо того чтобы разоблачить, привлечь к ответу, тупо спивалась?!

Дура!!! Идиотка!!! Этого он ей простить не мог! Как ни за что не простил бы ее самоубийства. Только не прощать ее было тут не за что. Она не убивала себя. А вот что скрыла от сына имя убийцы отца, то…

– Ты понимаешь, парень, что ты влип? – скрипел зубами тот, кого он отключил в материной спальне. – Влип конкретно! Мало того, что тебе влепят срок о-го-го какой! Так еще и на зоне тебе будет несладко. Мать там святое!

– А вы там были? – холодно поинтересовался Роман и перевел взгляд на часы. Помощь должна была вот-вот подоспеть.

– Где? – дернул шеей умник.

– На зоне были? Наверное – да, раз знаете, как мне там будет?

Парень, молодой еще в сущности, тридцати точно нет, потому и ведет себя так глупо, переломил пополам простой карандаш и швырнул обломки в его сторону. Рома не шевельнулся. Обломки пролетели мимо.

– Умничай, умничай, – опасно заулыбался второй.

Лениво поднялся, подобрал обломки простого карандаша, при этом задел пару раз Романа локтями. Ощутимо задел. Вернулся на свое место, стул его стоял рядом со стулом пострадавшего коллеги. Опять улыбка, кивок головой:

– Умничай, умничай. Только вот, понимаешь, проблема одна есть.

– Какая? – не выдержав, спросил Роман.

Опасный оскал следователя его нервировал.

– Камер свободных у нас нет. Придется тебя в общую поместить. Там, правда, контингент не очень. А что делать? Не отпускать же тебя!

– Почему нет? Я ничего не делал.

Роман занервничал сильнее. В камеру он не хотел. Он не мог там находиться. Тем более в общую камеру. Он знал, что там. Он бывал в таких. Десяти минут хватило, чтобы время остановилось. Потом его оттуда вытащили. Но и десяти минут хватило.

– Это ты говоришь, что не делал, – фыркнул тот, что опасно улыбался. – Мы же не знаем этого наверняка! Ты же не говоришь, где провел ночь, когда твоей матери не стало! А мы…

– Я был со своей девушкой, – нехотя проговорил Роман.

– Кто такая? Имя, адрес? – повесил пальцы над клавиатурой пианистом тот, который пострадал от его руки.

– Диана Мосина, – ответил Роман и поморщился, называя ее адрес.

Вот уж никогда не думал, что придется трепать имя Дианки, и где? Перед ментами! Не сплоховала бы она, вот что! Где же эта гребаная помощь?! Позвонил еще два часа назад. И что?..

– Имя какое интересное, – меланхолично произнес следователь, забивая в протокол имя свидетельницы. – Русская?

– Да.

– Так… Адрес… Соседи, что ли?

– Да. Подъезды разные.

– Ага… Как давно у вас отношения? В интимной связи состоите?

Он покраснел и вдруг запаниковал. А если ей такие вопросы станут задавать? Как она ответит? Она же скромная, стеснительная.

– Нет.

– О как! – фыркнул опасно улыбающийся сотрудник. – Ночь, стало быть, провел с ней вместе, а интима не было? Чем же вы занимались?

– Не важно, – буркнул Роман, опуская голову.

– Нет важно, гражданин Ростовский! Очень важно!

Коллеги переглянулись с пониманием, тема требовала развития.

– Итак, интима не было? Точно?

– Точно.

– А спали? Спали вы в разных койках?

– Почему в разных? В одной. – Роман покусал губу, не зная, что соврать дальше. – Только это… В одежде.

– О как! Пуритане, слышь!

Они снова довольно заухмылялись друг другу. Не дураки – понимали, что парень врет. Либо секс у них с соседкой был на всю катушку и он врал, чтобы избавить половую партнершу от подробностей при допросе. Либо его вообще с ней не было. И он мог запросто засыпаться, начни они у него подробности вынимать клещами.

– Что-то подсказывает мне, что ты врешь, парень, – выкатил нижнюю губу валиком улыбчивый коллега. – Не было тебя с ней.

– Был!

– И она это может подтвердить?

– Может!

– А где она сейчас?

– Внизу, у дежурки, – неуверенно ответил Роман.

Дианка должна была там быть. Они так договорились. И на помощь ее он рассчитывал. На грамотную, умелую помощь. Он же не знал тогда, когда просил ее помочь, что эти двое станут копать так глубоко.