Ева вспомнила о бриллианте величиной с детский кулачок. Она чувствовала себя глупо, ей было неловко, но ей тоже становилось теплее. Во всяком случае, с тех пор, как она привыкла к его весу.

Не к физическому весу, призналась она себе, к эмоциональному. Ей потребовалось время, чтобы привыкнуть к весу любовного талисмана.

Дверь открылась. Женщина с портрета стояла в дверном проеме, сноп золотистого света падал на нее сзади. Даже вспухшие от слез глаза не могли испортить ее невероятную красоту.

– Простите, что заставила вас ждать, да еще под дождем. – Ее голос соответствовал внешности – мелодичный и богатый обертонами, хотя и приглушенный горем. – Я Авриль Айкон. Входите, прошу вас.

Она отступила в вестибюль, освещенный хрустальным канделябром. В каждой хрустальной подвеске играл мягкий золотистый свет.

– Мой муж наверху, он отдыхает… наконец-то. Мне очень не хотелось бы его беспокоить.

– Нам очень жаль, что приходится тревожить вас в такой трудный час, – сказала Ева.

– Но… – Авриль с трудом заставила себя улыбнуться. – Я понимаю. Мои дети дома. Мы взяли их из школы, привезли домой. Я была с ними наверху. Им тоже очень тяжело, нам всем тяжело. – Она прижала руку к сердцу. – Вас не затруднит подняться на второй этаж? На первом мы принимаем гостей, но, мне кажется, это неподходящий случай.

– Без проблем.

– Семейная комната на втором этаже, – начала Авриль, поднимаясь по лестнице. – Не знаю, можно ли задавать такой вопрос… У вас появились новые сведения о том, кто убил Уилфрида?

– Расследование пока делает первые шаги, но проводится очень активно.

Добравшись до площадки второго этажа, Авриль оглянулась через плечо.

– Вы действительно говорите такие вещи?! Я думала, это бывает только в детективных фильмах. Я обожаю детективные фильмы, – пояснила она. – Значит, полицейские и в жизни так говорят. Устраивайтесь, прошу вас. – Она провела их в гостиную, отделанную в лавандовых и зеленых тонах. – Могу я предложить вам чаю или кофе? Все, что хотите.

– Спасибо, ничего не нужно. Пожалуйста, позовите доктора Айкона, – попросила Ева. – Мы должны поговорить с вами обоими.

– Хорошо. Это займет несколько минут.

– Мило, – прокомментировала Пибоди, когда они остались одни. – Я думала, что будет изысканно, как на первом этаже, но тут мило и уютно.

Она огляделась, оценивая диваны, глубокие кресла, полки с семейными фотографиями и сувенирами. Целую стену занимал семейный портрет чуть ли не в полный рост. Айкон, его жена и двое прелестных детишек с улыбкой смотрели с портрета.

Ева подошла и прочла подпись в правом нижнем углу.

– Ее работа.

– Неплохо, даже талантливо… Я могла бы ее возненавидеть.

Ева обошла комнату кругом, изучая, оценивая, анализируя. Обстановка семейная, решила она, чувствуется влияние женщины. Настоящие книги с бумажными страницами, а не аудиодиски, развлекательный центр, скрытый за декоративной панелью.

Все расставлено точно, все в полном порядке, как сценическая декорация.

– Судя по ее досье, она изучала изобразительное искусство в каком-то навороченном колледже. – Ева сунула руки в карманы. – Айкон-старший был назначен ее опекуном согласно последней воле ее матери, когда самой Авриль не было шести лет. Окончив колледж, она вышла замуж за Айкона-младшего. Первые полгода они прожили в Париже. Она стала профессиональным художником, у нее даже была одна персональная выставка, прошедшая с большим успехом.

– Это было до или после смерти ее отца?

– После. Потом они вернулись в Нью-Йорк, поселились в этом доме, у них родилось двое детей. После рождения первого ребенка она выбрала для себя роль домохозяйки. Она продолжает писать картины, в основном портреты, но редко берет заказы, а вырученные деньги передает в Фонд Айкона, сохраняя таким образом статус профессиональной матери.

– Как много данных вам удалось собрать за столь короткое время!

Ева лишь пожала плечами в ответ.

– Чиста, как стеклышко. Никакого уголовного досье, нет даже мелких административных правонарушений. Никаких предыдущих браков или совместного проживания, никаких внебрачных детей.

– Ну, если не считать погибших родителей и родственников мужа, можно сказать, что у нее идеальная жизнь.

Ева еще раз окинула взглядом комнату.

– Да, похоже на то.

Когда Айкон вошел в комнату, она как раз повернулась лицом к двери, в противном случае она бы его не увидела. Ковер был такой толстый, что абсолютно поглощал звук шагов. Дома он избавился от официального костюма и облачился в свободные брюки и пуловер. Но даже в этой домашней одежде он выглядел таким же подтянутым и элегантным, как и в костюме, отметила Ева.

Рорк тоже так умеет, подумала она. Даже в самой простой и свободной одежде он мог, при желании, излучать властность.

– Лейтенант! Детектив! Моя жена присоединится к нам через минуту. Она должна заглянуть к детям. Мы на сегодня отпустили прислугу.

Он подошел к напольному шкафчику, за дверцами которого, как оказалось, скрывалась кофеварка.

– Авриль сказала, что предложила вам напитки, но вы отказались. Я хочу выпить кофе. Если передумаете, могу угостить и вас.

– Кофе – это было бы прекрасно, спасибо. Мне черный.

– А мне сладкий и с молоком, – добавила Пибоди. – Спасибо, что согласились нас принять, доктор Айкон. Мы понимаем, как вам трудно.

– Скорее нереально. – Айкон запрограммировал кофеварку. – В клинике, в его кабинете, все было ужасно. Увидеть его убитым, знать, что ничего нельзя сделать, чтобы его вернуть… Но здесь, дома… – Он сокрушенно вздохнул и вытащил чашки. – Это похоже на кошмар. Мне все время кажется, что вот сейчас мой телефон зазвонит и отец спросит, почему бы нам всем не пообедать вместе в воскресенье.

– А вы часто обедали вместе? – спросила Ева.

– Да. – Он передал по чашке ей и Пибоди. – Раз в неделю, иногда два. Иногда он к нам заглядывал, чтобы навестить внуков. А та женщина? Вы нашли ту женщину?

– Мы ищем ее, доктор Айкон. Из записей следует, что все служащие, окружавшие вашего отца в клинике, работали с ним три года или больше. Может быть, был кто-то еще? Кто-то, кого он имел основания уволить? Или кто-то сам уволился со скандалом?

– Нет, ничего такого не было, насколько я помню.

– В некоторых случаях он работал с другими докторами и медицинским персоналом.

– Да, конечно. Бригада хирургов, психиатры, семейная служба и так далее.

– Вы не можете вспомнить кого-нибудь в этой сфере его деятельности, с кем у него могли быть проблемы или разногласия?

– Не могу. Он работал с самыми лучшими, потому что и сам делал свою работу превосходно. Он предоставлял своим пациентам наилучшие условия.

– И все-таки даже в его практике случались недовольные пациенты.

Айкон безрадостно улыбнулся.

– Всех удовлетворить невозможно, особенно когда за дело принимаются адвокаты. Но мой отец и я вслед за ним научились тщательно отбирать своих пациентов, заранее выпалывать тех, кто предъявляет завышенные требования, или тех, кто психологически склонен к сутяжничеству. К тому же, как я уже говорил, мой отец в последнее время почти не практиковал.

– Он консультировал женщину, которая назвалась Долорес Ночо-Кордовец. Мне нужны его записи.

– Да. – Айкон тяжело вздохнул. – Наши адвокаты этим недовольны, они просят меня подождать, пока не примут свои меры. Но Авриль убедила меня, что глупо в такой момент думать о юридических тонкостях. Я распорядился, чтобы вам отдали записи отца. Позвольте напомнить вам, лейтенант, что их содержание глубоко конфиденциально.

– Если только это не имеет отношения к убийству, меня не интересует, кто делал у вас подтяжку подбородка.

– Извините, что я так задержалась. – Авриль поспешно вошла в комнату. – Дети требовали моего внимания. О, вы все-таки решили выпить кофе! Прекрасно.

Она села рядом с мужем, взяла его за руку.