– Да. Да, конечно. О, доктор Уилл!

– Где он? – спросила Ева.

– Здесь. За своим столом, вот здесь. Вы можете…

Голос изменил Айкону, он покачал головой и указал дорогу жестом.

Кабинет был просторен, но при этом создавал впечатление интимности и домашнего уюта. Теплые тона, удобные кресла… Панорамой города можно было любоваться сквозь узкие окна, защищенные светло-золотистыми экранами. В нишах стояли статуи, на стенах висели семейные фотографии.

Ева увидела кушетку, обитую кожей цвета сливочного масла, поднос с кофейником и чашками на низеньком столике. Похоже было, что к ним никто не притрагивался.

Письменный стол был настоящего старинного дерева и отличался мужественными скупыми линиями. На нем стоял компактный, не бросающийся в глаза компьютер, соединенный с блоком связи.

За столом в кресле с высокой спинкой, обитом такой же кожей цвета сливочного масла, что и кушетка, сидел Уилфрид Б. Айкон.

Густая белоснежная шевелюра венчала сильное лицо с квадратной челюстью. Он был в темно-синем костюме и белой рубашке в тонкую красную полоску. Серебристая рукоятка торчала из пиджака, вокруг нее расплылось небольшое красное пятно треугольной формы, подчеркивающее нагрудный карман.

Крови было совсем немного, и Ева поняла, что удар попал точно в сердце.

– Пибоди! Я пойду возьму рабочие наборы и доложу о случившемся.

– Кто его нашел? – спросила Ева у Айкона.

– Пия. Его секретарша. – Выглядел он, подумала Ева, как человек, получивший удар в живот пневматическим молотом. – Она… она немедленно связалась со мной, и я бегом кинулся сюда.

– Она прикасалась к телу? А вы?

– Я не знаю. То есть, я хочу сказать, не знаю, прикасалась ли она к нему. Я… я – да. Я хотел… Я должен был проверить, нельзя ли что-нибудь сделать.

– Доктор Айкон, я вынуждена просить вас сесть вон там. Сочувствую вашей утрате, но сейчас мне необходима информация. Мне нужно знать, кто видел вашего отца последним, кто был с ним в этой комнате. Мне нужно знать, когда у него была назначена последняя встреча.

– Да-да. Пия проверит по его расписанию.

– Мне нет нужды проверять. – Пия справилась со слезами, но ее голос все еще звучал глухо. – Долорес Ночо-Кордовец. Ей было назначено на одиннадцать тридцать. Я… я сама ввела ее сюда.

– Сколько она здесь пробыла?

– Вот этого я точно не знаю. В полдень я ушла на обед, как всегда. Она сама настояла, чтобы ей назначили на одиннадцать тридцать, и доктор Айкон сказал мне, что я могу идти на обед как обычно: он сам ее проводит.

– Она должна была пройти через охрану.

– Да. – Пия поднялась на ноги. – Я могу узнать, когда она ушла. Сейчас проверю по записям. О, доктор Уилл, мне так жаль!

– Я знаю. Знаю.

– Вы знаете эту пациентку, доктор Айкон?

– Нет. – Он потер глаза пальцами. – Нет, я ее не знаю. У моего отца было не так уж много пациентов. Он практически ушел на покой и только консультировал и ассистировал, если попадался интересный случай. Он по-прежнему является… являлся председателем совета директоров этой клиники и членом правления нескольких других. Но последние четыре года он почти не оперировал.

– Кто мог желать ему зла?

– Никто. – Айкон повернулся к Еве. Его глаза были полны слез, голос дрожал, но он все-таки держался. – Абсолютно никто. Моего отца все любили. Пациенты на протяжении пятидесяти лет его обожали. Они его на руках носили. Он был весьма уважаемым членом медицинского и научного сообщества. Он менял жизнь людей к лучшему, лейтенант. Он не только спасал их, он их совершенствовал.

– У некоторых людей бывают нереалистичные ожидания. Кто-то приходит к нему, требует невозможного, не получает этого и обвиняет врача.

– Нет. Мы очень тщательно отбираем всех, кого принимаем в этой клинике. И, честно говоря, мало есть на свете ожиданий, которые мой отец счел бы нереалистичными. Он умел делать то, что другие считали невозможным, и не раз это доказывал.

– Личные проблемы. Ваша мать?

– Моя мать умерла, когда я был еще ребенком. После этого он так и не женился. Конечно, у него бывали связи. Но, образно говоря, женат он был на своей науке, на своей работе, на своей мечте.

– Вы единственный ребенок?

Айкон чуть заметно улыбнулся.

– Да. Мы с женой подарили ему двух внуков. У нас очень дружная семья. Даже не представляю, как я скажу Авриль и детям. Кто мог сделать с ним такое? Кто мог убить человека, который всю свою жизнь помогал другим?

– Вот именно это я и собираюсь выяснить.

Пия вернулась, на несколько шагов опередив Пибоди.

– Мы зафиксировали ее проход через пост охраны на выходе в двенадцать девятнадцать.

– Съемки есть?

– Да, я уже попросила охранников прислать диски сюда, наверх… Надеюсь, я поступила правильно, – обернулась она к Айкону.

– Да, благодарю вас. Если хотите уйти домой…

– Нет, – перебила Ева, – вы оба нужны мне здесь. Вы не должны никому звонить и отвечать на звонки, не должны ни с кем разговаривать, в том числе и друг с другом, пока я не закончу опрос. Детектив Пибоди отведет каждого из вас в отдельное помещение.

– Дежурный наряд уже поднимается, – сказала Пибоди. – Это обычный порядок, – пояснила она. – Нам многое нужно сделать, а потом мы поговорим с вами обоими, получим ваши заявления.

– Да, конечно. – Айкон огляделся, как человек, заблудившийся в лесу. – Я не знаю…

– Скажите мне, где бы вам было удобно побыть, пока мы тут занимаемся вашим отцом?

Она оглянулась на Еву и получила в ответ кивок.

Ева открыла рабочий набор. Оставшись одна, она включила видеокамеру и наконец подошла вплотную к Уилфриду Б. Айкону, чтобы осмотреть тело.

– Жертва опознана как Уилфрид Б. Айкон, доктор медицины. Реконструктивная и пластическая хирургия. – И все же она вынула пластинку идентификации, проверила его отпечатки и данные. – Убитому восемьдесят два года, вдовец, один сын, Уилфрид Б. Айкон-младший, тоже доктор медицины. Никаких признаков травм, кроме единственной смертельной раны. Никаких признаков борьбы. Никаких оборонительных ранений.

Она вынула инструменты, измерители.

– Время смерти – полдень. Причина смерти – разрыв сердца, причиненный небольшим инструментом, который прошел прямо сквозь этот красивый костюм и рубашку. – Ева измерила рукоятку, сняла ее на видео вблизи. – Похоже, это хирургический скальпель.

Ногти с маникюром, отметила она про себя. Дорогие, но неброские часы. Явный последователь собственной медицинской теории и практики. Выглядит на хорошие спортивные шестьдесят, а никак не на восемьдесят с лишним.

– Пробей по базе Долорес Ночо-Кордовец, – приказала Ева, услыхав, что Пибоди вернулась. – Либо она сама пырнула нашего милого доктора, либо знает, кто это сделал. – Услышав, как Пибоди открывает баллончик изолирующего аэрозоля, Ева отступила назад. – Одна рана. Больше и не нужно, когда знаешь, куда бить, и бьешь точно в цель. Она должна была подобраться к нему вплотную, и рука у нее не дрожала. Завидное самообладание. Никакой тебе бешеной злобы. Настоящая злоба не позволит тебе просто сунуть «перышко» в ребра и уйти. Может, профессионал? Может, его заказали? Будь это просто разозленная женщина, она бы его просто изуродовала.

– При такой ране на ней крови не осталось, – заметила Пибоди.

– Она была осторожна. Все хорошо продумала. Вошла в одиннадцать тридцать, вышла… максимум в двенадцать ноль пять. На охранном посту ее зафиксировали в двенадцать девятнадцать. Чтобы спуститься вниз и пройти через сканеры, требуется не меньше. Значит, здесь она не задержалась. Разве что убедилась, что он мертв.

– Ночо-Кордовец Долорес, возраст двадцать девять лет. Гражданка Барселоны, Испания, адрес в этом городе, еще один в Канкуне, Мексика. Красивая женщина. Исключительно красивая. – Пибоди оторвалась от экрана своего мини-компьютера. – Не знаю, зачем ей могла понадобиться консультация у косметолога.