– Я не стану доверять никому.

– Наш человек! – смеется он. – Ладно, скоро выясним.

Он катит дальше по узкой дорожке в поисках Гейтуэй-лодж. Судя по названию, я ожидала увидеть гостиничку, где в тесном зале собирается два десятка человек поговорить о пережитых несчастьях. Но кто станет строить гостиницу в подобном месте, посреди ничего? От страха у меня подводит живот. Я боюсь заблудиться, боюсь, что кончится бензин или еще что-то случится и я опоздаю к комендантскому часу, а еще страшнее – как бы Мэри Мэй не подстроила мне провокацию. Она страшно зла, что мне сошли с рук и фотография, и алкоголь в крови, я легко ускользнула от наказания – теперь жди беды. С этим страхом надо как-то совладать. Раньше я думала, ничего хуже Трибунал со мной сделать уже не может, но я ошибалась – моя семья превратилась в мишень, вот их способ добраться до меня и причинить невыносимую боль, едва ли я смогу вынести чувство вины и жить дальше, если из-за меня что-то случится с родителями. Этот страх, в который нас погружают с головой, – это главная, вечная кара. На дедушку я полагаюсь во всем. Конечно, он не допустит, чтобы я опоздала домой. Но он уже старенький. А если с ним случится инфаркт, вдруг он отключится на этой пустынной дороге…

А дорога с каждым километром сужается, ветки окаймляющих ее деревьев уже лезут в окна грузовика. Мне уже кажется, мы сейчас застрянем тут, в лесу, но за очередным изгибом дороги вдруг возникают ворота. Огромные ворота нависают над нами, множество видеокамер прощупывают дорогу со всех сторон. Шестиметровой высоты стены надежно укрывают все, что внутри. На воротах табличка – это и есть Гейтуэй-лодж.

– Что скажешь? – спрашиваю я деда.

Мы дружно подались вперед и вытянули шеи, оценивая высоту стен.

Дед еще и руку не успел высунуть в окошко грузовика и надавить на звонок, как ворота распахнулись, словно по ту сторону услышали наш разговор. Дедушка снова нажал на газ, и мы двинулись мимо идеально подстриженных лужаек и приятных пригорков, скрывавших от взгляда другие лужайки и пригорки, – как будто по полю для гольфа едешь. В итоге мы добрались до невероятных размеров замка. Дом – это слабо сказано. Десятки машин были припаркованы перед домом, а еще и множество микроавтобусов, как они только проехали по сельским дорогам? Мы припарковались, и навстречу нам распахнулась парадная дверь.

– Это не она, – предупредила я, направляясь к встречавшей нас женщине.

Дед тут же ускорил шаги, оттеснил меня и подошел к ней первым.

– Как хорошо, что вы до нас добрались, – приветствовала нас эта женщина робко, но крайне любезно. А улыбка у нее такая широкая, что невольно улыбаешься в ответ. – Я Лулу, – представилась она, голос у нее тихий и высокий, почти верещит, как мультяшка. – Секретарь Альфы. Я заняла для вас место. Даже два, как угадала. – Она быстрым пугливым взглядом окинула деда.

На него часто так смотрят. Добрейший человек – но вид устрашающий, лицо угрюмое, в глубоких морщинах.

– Это мой дедушка.

– О! – восклицает Лулу, и ее голос поднимается от волнения еще октавой выше. – Какая честь – познакомиться с вашими родными. – Лулу изо всех сил жмет ему руку. Затем оборачивается ко мне. Хоть Клеймо и недавнее, однако я уже привыкла не протягивать для рукопожатия правую ладонь. Она сама хватает меня за руку, цепляется, словно за якорь спасения и смотрит на меня выжидательно. Чего она ждет от меня, на что надеется? В растерянности я оглядываюсь на деда.

– Ладно, ладно! – прикрикнул на нее дед, она даже подпрыгнула слегка.

Наконец-то я высвободила руку, а заодно и Лулу избавила от чар, которые, сама того не ведая, навела на нее.

– Прошу прошения, – краснеет она. – Просто встретить вас лицом к лицу – такая радость. Я ваша поклонница – всей душой, всей душой.

– Как и мы все, – с гордостью откликнулся дед.

– Идемте, – позвала нас Лулу, и мы пошли по бесконечным коридорам. – Мы все ждали вас – просто с восторгом. Для нас это так много значит. Большой рывок. Сейчас времена тяжелые, люди очень надеются на вас. – Она приостановилась, сложила руки на груди и с обожанием уставилась на меня.

– Ничего в ней такого нет! – фыркнул дед, а я невольно захихикала. – Двигайтесь уже! Опаздываем.

– В самом деле, – согласилась она и повела нас дальше. – Впрочем, новички всегда опаздывают. Такое укромное место, многие боятся свернуть даже с шоссе. Альфа все продумала.

Дед огляделся по сторонам:

– Ее муж тоже живет здесь?

Я хотела перебить, сказать, что этот дом вовсе не принадлежит Альфе, но Лулу, смущаясь, ответила:

– Да! – и поглядела на дедушку с тревогой.

Лифт, подвальный этаж. Из лифта мы вышли в просторный холл. Впереди двойные двери, под ногами толстые ковры с затейливым узором. Обстановка – словно в роскошном отеле, а не в частном доме.

Лулу остановилась перед двойными дверями, обернулась ко мне. Глаза расширены, полны слез:

– Передать вам не могу, как все взволнованы, как ждут вашу речь. Вы говорите то, о чем все думают, но сказать не смеют, – понимаете? Голос, который десятилетиями заглушали, – и вдруг он звучит из ваших уст. Вы – та, кого мы столько ждали.

– Лулу, я не стану сегодня выступать.

В отличие от Джунипер я не падаю в обморок при одной мысли о публичном выступлении, но пока что сказать мне особо нечего. Я не готовилась, и я еще не знаю, что здесь за люди. Побуду среди зрителей, разберусь, что к чему, потом спрошу у дедушки совета – стоит ли доверять Альфе. Пока я не очень уверена.

– О! – Улыбка погасла. Девушка явно растеряна. – Но ведь мы собрались специально, чтобы послушать вас.

А это уже подстава. Это мне совсем не нравится. Но времени спорить или удирать не осталось – дед одним толчком распахнул перед нами двери.

Все обернулись к нам. Зал огромен, вроде бального, в самом центре с потолка низко свисает люстра. На приподнятой сцене выступает какая-то женщина, зрители в передних рядах слушают ее: вот и хорошо, они не обратили внимания, когда мы вошли. Только задние оборачиваются, тычут локтями в бок соседей, и те тоже принимаются глазеть на меня. Лулу пошла прямиком по центральному проходу в первый ряд, ожидая, что мы с дедушкой пойдем следом, но дед ухватил меня за руку и увлек в задний ряд. Мы отыскали два свободных места, устроились, а Лулу обернулась, хотела с гордостью возвестить о нашем прибытии – и растерялась. Лицо ее пошло пятнами, она поспешно ринулась обратно в холл отыскивать нас.

Человек, возле которого я села, покачал головой и жестом велел нам с дедушкой поменяться местами. Сперва я подумала, что он не хочет сидеть рядом с Заклейменной, но тут же сообразила, что попала на собрание таких же Заклейменных – у этого человека «П» на виске и повязка на рукаве – и нас оказалось подряд трое, а больше двух Заклейменных рядом находиться не могут. Пришлось деду разбавить нашу компанию, и то же самое, отмечаю я, происходит в каждом ряду – в точности как было и в зале суда. Здесь собралось больше ста человек, но обязательно после каждых двух Заклейменных сидит один нормальный. Я-то ожидала увидеть небольшую группу людей, приходящих на консультацию или для общения. На сцене плакат: «Верните наших детей».

Дедушка тоже увидел плакат и шепнул мне: «Опасную она тему затрагивает».

– Она говорит, что на ее стороне и Трибунал, и правительство. Они хотят закрыть интернаты, потому что те дорого обходятся, и передать детей со статусом ПСР в специально обученные семьи, чтобы те воспитывали их по методике Трибунала. – Да, какая-нибудь Мэри Мэй только счастлива будет заполучить малышей и промыть им мозги. От одной мысли мурашки по коже.

Дед толкает меня в бок и показывает в дальний конец комнаты. Я смотрю в ту сторону и вижу подпирающего стену стража, мужчину в черной форме с красным плащом. Следит за происходящим.

Сомнение сильнее прежнего впилось в меня. Да не подстроено ли все это Трибуналом? Не пытается Креван заманить Кэррика, схватить его, заткнуть ему глотку, ведь сумел же он каким-то образом сделать так, чтобы исчезли все стражи? Хитроумная ловушка? Все сильнее тревожась, я оглядывалась по сторонам, высматривая надзирателей, ежеминутно опасаясь, что сейчас они сомкнутся, окружив меня со всех сторон, – но больше в зале стражей не было или если были, то не в официальных облачениях.