Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вместе с революционизированием общественного движения в России, в социал-демократической партии произошел раскол на радикальное и консервативное крыло. Первое возглавил Ленин, а второе Плеханов.

Характеризуя Плеханова и Ленина как вождей двух течений в марксистском движении в России, Н. Бердяев писал:

«Плеханов мог быть вождем марксистской школы мысли, но не мог быть вожаком революции, как это выявилось в эпоху революции…

Ленин потому мог стать вождем революции…. что он не был типичным русским интеллигентом. В нем черты русского интеллигента сочетались с чертами русских людей, собиравших и строивших русское государство…

Ленин не теоретик марксизма, а теоретик революции… Он интересовался лишь одной темой, которая менее всего интересовала русских революционеров, темой о захвате власти, о стяжании для этого силы. Поэтому он и победил. Все мировоззрение Ленина было приспособлено к технике революционной борьбы. Он один, заранее, задолго до революции, думал о том, что будет, когда власть будет завоевана, как организовать власть… Все мышление его было империалистическим и деспотическим. С этим связана прямолинейность, узость его миросозерцания, сосредоточенность на одном, бедность и аскетичность мысли… Ленин отрицал свободу внутри партии, и это отрицание свободы было перенесено на всю Россию. Это и есть диктатура миросозерцания, которую готовил Ленин. Ленин мог это сделать потому, что он соединил в себе две традиции — традицию русской революционной интеллигенции в ее наиболее максималистических течениях, и традицию русской исторической власти в ее наиболее деспотических проявлениях». (Н. Бердяев «Истоки и смысл русского коммунизма»).

Характеристика Бердяевым Ленина носит двойственный характер. С одной стороны, он правильно оттеняет черты ленинского характера, его узость, сосредоточенность на одном, стремление к захвату власти, короче говоря, его фанатичность и целеустремленность. С другой стороны, он не понял внутренних пружин, которые привели к образованию личности Ленина как марксиста.

Ленин не потому смог осуществить и закрепить революцию в России, что он лучше других почувствовал своеобразие России, а потому, что он лучше других понял революционную сторону учения Маркса и лучше всех русских марксистов уловил пульс революции в России, в стране, где в силу особого сочетания исторических, экономических и политических факторов образовался сложнейший узел противоречий, выйти из которого можно было легче всего путем революции.

То, что его революционные марксистские идеи совпали с тоталитарными идеями максималистской части русской интеллигенции, не больше чем случай.

Но если эти особые черты Ленина действительно были свойственны русской максималистской интеллигенции, то спрашивается, почему же эта интеллигенция не примкнула к Октябрьской большевистской революции, а в своей подавляющей массе стала на сторону ее врагов? На этот вопрос Н. Бердяев отвечал:

«Если остатки старой интеллигенции не примкнули к большевизму, не узнали своих собственных черт в тех, против кого они восстали, это историческая аберрация, потеря памяти от эмоциональной реакции. Старая революционная интеллигенция просто не думала о том, какой она будет, когда получит власть, она привыкла воспринимать себя безвластной, и властность и угнетательство показались ей порождением совершенно другого, чуждого ей типа, в то время как то было ее порождением».

Но если интеллигенция не распознала в большевиках своих традиционных воспреемников, то спрашивается, почему же большевики и Ленин не узнали в русской интеллигенции своих традиционных союзников?

На этот вопрос Н. Бердяев отвечает:

«Коммунисты с презрением называли старую революционную радикальную интеллигенцию буржуазной, как нигилисты и социалисты 60-х годов называли интеллигенцию 40-х годов дворянской, барской. В новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности». (Н. Бердяев, там же).

Ленин, как он неоднократно подчеркивал, направил огонь революции на старую русскую интеллигенцию потому, что она сразу, в первые же дни революции примкнула к врагам большевизма. Так объяснил сам Ленин свое отношение к старой русской интеллигенции. Он писал:

«Что такое саботаж, объявленный наиболее образованными представителями старой культуры? Саботаж показал нагляднее, чем любой агитатор, чем все наши речи и тысячи брошюр, что эти люди считают знания своей монополией, превращая их в орудие своего господства над так называемыми «низами». Они воспользовались своим образованием, чтобы сорвать дело социалистического строительства, открыто выступали против трудящихся масс». (Ленин, «Речь на 1-м Всероссийском съезде по просвещению», 28-VIII-1918 г., том 37, стр. 77).

Но старая русская интеллигенция, как мы показали выше, сама вышла из «низов» и не была по своему социальному происхождению буржуазной. И, наверное, где-то был прав Н. Бердяев, ссылаясь на факт столкновения интеллигенции с большевизмом как на «историческую аберрацию».

Наиболее драматически это противоречие между большевистской властью и интеллигенцией проявилось в письмах профессора Воронежского сельскохозяйственного института М. Дукельского и М. Горького к Ленину и ответа последнего на эти письма. Дукельский писал Ленину (приводим выдержки):

«Прочитал в «Известиях» ваш доклад о специалистах и не могу подавить в себе крика возмущения. Неужели вы не понимаете, что ни один честный специалист не может, если в нем сохранилась хоть капля уважения к самому себе, пойти работать ради того животного благополучия, которое вы собираетесь ему обеспечить. Неужели вы так замкнулись в своем кремлевском одиночестве, что не видите окружающей вас жизни, не заметили, сколько среди русских специалистов имеется правда не правительственных коммунистов, но настоящих тружеников, добывших свои специальные познания ценою крайнего напряжения сил, не из рук капиталистов и не для целей капитала, а путем упорной борьбы с убийственными условиями студенческой и академической жизни прежнего строя…

Постоянные вздорные доносы и обвинения, безрезультатные, но в высшей степени унизительные обыски, угрозы расстрела, реквизиции и конфискации… Вот обстановка, в которой пришлось работать до самого последнего времени многим специалистам высшей школы. И все же эти «мелкие буржуи» не оставили своих постов и свято исполняли взятое на себя моральное обязательство: сохранить ценою каких угодно жертв культуру и знания тем, кто их унижал и оскорблял по наущению руководителей. Они понимали, что нельзя смешивать свое личное несчастье и горе с вопросом о строительстве новой, лучшей жизни, и это помогло и помогает им терпеть и работать.

…Если вы хотите «использовать» специалистов, то не покупайте их, а научитесь уважать их, как людей, а не как нужный вам до поры до времени живой и мертвый инвентарь. Вы не купите ни одного человека той ценой, о которой вы мечтаете.

Но верьте, из среды этих людей, которых вы огульно окрестили буржуями, контрреволюционерами, саботажниками и т. п. только потому, что они подход к будущему социалистического и коммунистического строя мыслят себе иначе, чем вы и ваши ученики…» (Ленин, ПСС, том 38, стр. 218–219).

Нужно отличать старую интеллигенцию из гражданских лиц, которые в основном вышли из трудящихся классов, и старую интеллигенцию из числа военных специалистов, которые в основном были выходцами из привилегированных классов.

Если по отношению к использованию военных специалистов ленинская политика «купли» еще могла быть оправданной, то по отношению к гражданской интеллигенции она была несправедливой.

«Письмо злое и кажется искренним, — писал Ленин в ответе на открытое письмо Дукельского, помещенное в газете «Правда» от 28-го марта 1919 года, но хочется на него ответить… У автора выходит, что мы, коммунисты оттолкнули специалистов, «окрестив» их всякими худыми словами».

Бесспорно, так и было. Частое употребление Лениным и другими ведущими деятелями революции таких слов как «буржуазная» или «мелкобуржуазная» интеллигенция по отношению к такой тонкой и чувствительной части народа не могло создать доброжелательного контакта между властью и интеллигенцией.

128
{"b":"54232","o":1}