Как видно, сегодняшние взгляды А. И. Солженицына полностью совпадают со взглядами Киреевского, высказанными в сороковых годах прошлого столетия, как будто и не прошло с того времени 135–140 лет.

В. Г. Белинский, рассматривавший эти взгляды славянофилов, соглашался с ними в том, что социальная борьба послужила исходным пунктом духовного и общественного развития Западной Европы. Но между тем как славянофилы считали ход этого развития чем-то вроде печальной ошибки или непоправимого несчастья, Белинский признавал его разумным и видел в нем источник духовного богатства. И точно так же он соглашался со славянофилами в том, что Россия социальных завоеваний не знала. Но между тем как славянофилы видели в этом отсутствии некий драгоценный дар судьбы, Белинский находил в нем причину нашей духовной бедности. На него клеветали (так же, как сегодня клевещут на марксистов), когда говорили, что он с презрением смотрит на русский народ (или когда сегодня говорят о 20-х годах, когда «последовательно выветривалась вся русская традиция и русская история»). Но в русской истории он не видел той борьбы, которая на Западе не прекращалась, по его словам, ни на минуту, и этим объяснял неразвитость бесконечно сильного духом русского народа. При отсутствии внутренних причин развития оставалось апеллировать к внешним. Отсюда горячее сочувствие Белинского реформам Петра Великого: русскому народному духу надлежало «быть возбужденным извне». (см. Г. В. Плеханов «О Белинском» (1910 г.)).

До какой степени сходна сегодняшняя позиция Солженицына с позицией славянофилов 150-ти летней давности, видно из того, как сейчас Солженицын выступает против зажима в СССР всех свобод. Точно так, как тогда славянофилы выступали против запрета царским правительством всех демократических свобод. На это обратил внимание Н. Бердяев в упомянутой мною книге.

«Несмотря на консервативный элемент своего миросозерцания, славянофилы были горячими защитниками свободы личности, свободы совести, мысли, слова и своеобразными демократами, признавали принцип верховенства народа… Они защищали монархию на том основании, что лучше, чтобы один человек был замаран властью, всегда греховной и грязной, чем весь народ (Аксаков).

Славянофилы верили в народ, в народную правду, и народ был для них, прежде всего, мужики, сохранившие православную веру и национальный уклад жизни». (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»).

Оглядываясь назад, на споры 130–140 летней давности между западниками и славянофилами, повторенные разногласиями между марксистами и народниками в конце ХIХ-го — начале XX веков, мне хочется с особой силой подчеркнуть, что история развития России после аграрной реформы 1861 года и особенно после столыпинской аграрной реформы 1906 года, пошла не по особому славянофильскому и народническому пути, а по пути, предсказанному русскими демократами ХIХ-го века и марксистами. Это с предельной точностью было исследовано на большом историческом и статистическом материале Туган-Барановским в его книге «Русская фабрика в ее прошлом и настоящем», Лениным в книге «Развитие капитализма в России» и Н. Бердяевым в книге «Истоки и смысл русского коммунизма».

Особый путь России, предсказанный славянофилами и народниками, в жизни не состоялся. Россия гигантскими шагами двинулась догонять Западную Европу по капиталистическому пути и не только в городе, но и в деревне, в которой с колоссальной быстротой шел процесс классовой дифференциации. Утверждения славянофилов ранее и Солженицына теперь, что в России не было классовой борьбы, также опровергнуты фактами великих крестьянских бунтов в прошлом, а в начале века — волнениями и стачками рабочих.

Да и что было бы с Россией, если бы славянофилам удалось задержать ее развитие и оставить русский народ в состоянии неподвижности, а западноевропейские страны, США и Япония продолжали бы свой путь, как это было в действительности в истекшие 130 лет? Ясно, что Россия в этом случае превратилась бы в объект для колониальной добычи капиталистических стран.

Что было бы с русской деревней, если бы она продолжала оставаться в патриархальной неподвижности, в то время как в передовых странах был бы достигнут современный уровень производительности труда? В экономическом отношении русская деревня ничем не отличалась бы от современной индийской, южно-американской, или африканской деревни.

Хочется вспомнить слова Г. В. Плеханова, сказанные им по поводу споров Чернышевского со славянофилами о русской самобытности:

«У нас нет никакого основания хвастаться нашей самобытностью, сводящейся к страшной отсталости. За Чернышевским навсегда останется заслуга борьбы с нашим хвастовством, откуда бы она ни исходила.

В существовании и развитии капитализма, — писал Г. В. Плеханов, славянофилы видели одно только зло, не замечая его революционной стороны… Идеализируя народ, они идеализировали не ту особенность развития, которая заключается в нем благодаря его общественно-экономическому развитию, а весь тот характер, который он имеет в настоящее время». (Г. В. Плеханов «В. Г. Белинский» (речь, 1898 год)).

Вот и сейчас, желая восстановить в народе его характер, Солженицын ищет решение этого вопроса не на путях прогресса, а путем возврата к прежним условиям жизни, хотя бы на просторах Сибири.

Солженицын отвергает насилие большевиков, как явление, чуждое русскому народу, навязанное ему извне, больше того, как осуществленное не русскими руками, а пришлыми элементами: австрийцами, мадьярами, латышами, евреями, китайцами и другими народами. Формы, которые приняло насилие коммунистов, чужды русскому характеру, в основе своей справедливому и религиозному. Совершенно иначе, чем Солженицын, толкует вопрос о русской революции Н. Бердяев в своей книге: «Истоки и смысл русского коммунизма».

«…Русские революционеры в прошлом, — пишет он, — всегда были тотальны. Революция была для них религией и философией, а не только борьбой, связанной с социальной и политической стороной жизни. И должен был выработаться русский марксизм, соответствующий этому революционному типу и этому революционному тоталитарному инстинкту. Это — Ленин и большевики. Большевики и определили себя единственным ортодоксальным, то есть тоталитарным, интегральным марксизмом, не допускающим дробления марксистского миросозерцания и принятия лишь его отдельных частей.

Этот «ортодоксальный марксизм», который в действительности был по-русски трансформированным марксизмом, воспринял, прежде всего, не детерминистическую, эволюционную, научную сторону марксизма, а его мессианскую, мифотворческую, религиозную сторону, допускающую экзальтацию революционной воли, выдвигающую на первый план революционную борьбу пролетариата, руководимую организованным меньшинством, вдохновленным сознательной пролетарской идеей. И Ленин доказал на практике, что это возможно.

…Не революционному народничеству, а именно ортодоксальному, тоталитарному марксизму удалось совершить революцию, в которой Россия перескочила через стадию капиталистического развития, которая представлялась столь неизбежной первым русским марксистам. И это оказалось согласным с русскими традициями и инстинктами народа. В это время иллюзии революционного народничества были изжиты, миф о народе-крестьянстве пал. Народ не принял революционной интеллигенции. Нужен был новый революционный миф, и миф о народе-крестьянстве был заменен мифом о пролетариате… Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом. Появилась рабоче-крестьянская Советская Россия… Ленин вернулся по-новому к старой традиции русской революционной мысли». (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»).

В то время как идейное сходство Солженицына и Бердяева состоит в их религиозных взглядах и в их любви к русскому народу, их отличие состоит в разной оценке прошлого России, его влияния на характер народа, и в разном видении мессианской роли русского народа.

Н. Бердяев, считая русский характер Божьим даром, рассматривает жизнь русского народа в окружающем мире в движении и заботится о том, чтобы Россия не оказалась жертвой своей отсталости. Солженицына заботит только сохранение народного характера как драгоценной и вечной ценности, в том виде, как он был воспитан отцами православной церкви.