В следующей комнате Надежда, как и собиралась, подоспела к одиннадцатичасовому общему чаю. Она очень натурально смутилась, хотела выйти, но ей не позволили и усадили за стол с чашкой. Народ в этом секторе подобрался веселый, начальник был молодой, заводной, Надежду уважал за спокойный характер и неоднократно звал к себе работать. Вернулась из командировки Леночка Костикова, привезла документацию по новому заказу и торт «Птичье молоко». Под общий хохот Лена в который раз начала рассказывать Надежде свою историю.

В Москву должен был ехать главный конструктор на утверждение важного заказа, но в последний момент что-то там перерешили, Москва колебалась, поэтому главный не поехал, а в Москву послали Леночку просто привезти документы. Билет был уже заказан, отменять ничего не стали, а так как главный конструктор по рангу приравнивается к генералу и директору завода, то Лена в первый раз в жизни оказалась в СВ. Придя пораньше, она скромно села в уголке и стала ждать отправления поезда. На второе место явился какой-то плешивый хмырь. Увидев Леночкины круглые коленки, опрометчиво выставленные на общее обозрение, хмырь плотоядно улыбнулся и, по выражению Леночки, совершенно потерял человеческий облик. Когда до Леночки дошло, что ей предстоит провести целую ночь наедине с этим типом, она, дождавшись отправления поезда, отважно отправилась по вагону, заглядывая во все купе, с целью найти подходящего человека, чтобы поменяться местами.

– И вот, представляете, Надежда Николаевна, иду я по вагону, везде мужчины такие солидные, все начальники, все с портфелями, и вдруг слышу из одного купе женский смех. Ну, думаю, повезло. Стучусь, там дядька такой крупный и девица шикарная.

Я и говорю ей: давайте, мол, поменяемся, чтобы нам с вами в одном купе ехать. А они так друг на друга посмотрели, а потом как захохочут, остановиться не могут, этот дядька покраснел весь, я думала, вообще задохнется. А я чуть со стыда не сгорела за свою глупость, потом проводник меня пожалел, иди, говорит, в последнее купе, там мужчина с женщиной посторонние едут. И правда, мужчина такой приличный, на вашего Лебедева похож, сразу согласился, собрал вещи и вышел. А зато тетка так на меня посмотрела, что я думаю, уж лучше бы с тем хмырем ночевала, отбилась бы как-нибудь, а так тетка ночью подушкой еще придушит.

Ну, сидим, друг на друга смотрим, потом чайку попили, ее как прорвало. Рассказала мне, что живет она вроде ничего, замужем, детей двое, но муж ей изменяет с близкой подругой. И как узнала она об этом, так с тех пор сама не своя и жить не хочется.

Разводиться с мужем нельзя, на квартиру они стоят в очереди от его работы, да и зачем же этой стерве, близкой подруге то есть, собственного мужа за просто так отдавать!

И посоветовали ей умные люди мужу изменить, может, полегчает на душе. А где мужика-то найти? Работает она в такой же организации, как наша, подходящих мужчин там мало, все на виду, если что и выйдет, сплетни пойдут – не отмоешься. До мужа дойдет, а ему только повод дай – сразу ее бросит. А тут ее в командировку послали, и такой, случай удобный она из-за меня упустила. И так мне ее жалко стало, что хоть обратно к тому хмырю беги! Ни за что больше в СВ не поеду!

Пока все оживленно обсуждали Леночкин рассказ, Надежда тихонько порылась в столе с увольнительными. Какие-то быстренько просмотрела, а одну книжку за сентябрь выпросила с собой, якобы у нее потерялась старая увольнительная и не попала ли к ним случайно, а то теперь в отделе режима новую книжку не дают.

В следующем секторе Надежда застала гробовую тишину. Это было неожиданно, потому что, по сведениям Надежды, начальник сектора Яков Михайлович Свердлин («Прошу не путать!» – всегда сердился Яков Михайлович, когда его фамилию по привычке называли не правильно), так вот, Яков Михайлович взял две недели за свой счет по уходу за детьми или за внуками, на этот счет мнения сотрудников разделились.

Дело в том, что в жизни Якова Михайловича была большая любовь – его собака сенбернар Манечка. На самом деле у нее было очень длинное иностранное имя, паспорт и родословная, но Яков Михайлович нежно называл ее Манечкой. Манечка успешно заменяла Якову Михайловичу все увлечения, несостоявшуюся карьеру, детей и вообще всех родственников, кроме жены. Говорили, что в молодости он подавал большие надежды, даже с налету защитил какую-то блестящую диссертацию в университете, но потом, естественно из-за национальности, ни в какую приличную контору не попал, а только смог устроиться в институт начальником сектора, по протекции замдиректора Слуцкого, с которым давно приятельствовал и даже дружил домами.

Как всякий нежно любящий отец, Яков Михайлович старался оберегать свое чадо от вредного влияния посторонних собак и безумно ревновал Манечку к ухажерам. Перед Манечкой замаячила перспектива остаться старой девой. В последний год собачий клуб забил тревогу. Якова Михайловича вызвали на комиссию, провели строгую беседу. Был поставлен ультиматум: сейчас или больше никогда! Появился жених – огромный сенбернар, чемпион породы. Скрепя сердце, Яков Михайлович согласился, в глубине души надеясь, что жених Манечке не понравится, и он спустит негодяя с лестницы. Но надежды Якова Михайловича не оправдались, ибо, едва увидев из окна, как жених выходит из шикарной иномарки, Манечка радостно гавкнула, а дальше процесс знакомства и всего прочего прошел как по маслу. Через некоторое время стало ясно, что Яков Михайлович скоро станет дедушкой.

И тут возникли сложности. Как существа глубоко интеллигентные, жена Якова Михайловича и Манечка относились друг к другу весьма корректно до тех пор, пока Манечка не поняла, что она в интересном положении. Тогда она принялась капризничать, привередничать в еде, а поскольку мужа, который должен был бы удовлетворять ее капризы, не было рядом, все трудности достались на долю Якова Михайловича. Естественно, что терпения жены хватило ненадолго. Кому, например, понравилось бы, если среди ночи, часа в два, когда самый сон и у вас, и у соседей, вдруг раздается жуткий вой, а когда вы вскакиваете в холодном поту, хватаясь за сердце, ваш муж, вместо того чтобы хорошенько гаркнуть на эту заразу, укладывает ее в спальне буквально на вашу постель, начинает гладить, шептать ласковые слова (ах, нашей девочке приснился кошмар, ах, спи спокойно, моя лапочка!), а вам остается только, будучи притиснутой к стене, сжимать кулаки в бессильной злобе, имея в перспективе бессонную ночь и утреннюю разборку с соседями.

В результате Манечкиных сюрпризов отношения между ней и женой Якова Михайловича безнадежно испортились, и Манечка дала понять хозяину, что эта подойдет к ее детям только через ее, Манечкин, труп, а у нее есть зубы, чтобы постоять за себя и за детей. Примерно в таком же духе высказалась и жена.

Якову Михайловичу пришлось оформлять отпуск за свой счет. Сектор вздохнул свободней. Не то, чтобы Якова Михайловича не любили, нет, в том, что не касалось Манечки, он был вполне нормальным человеком, никому не мешал заниматься своим делом, а тем, кто хотел работать, даже помогал ценными советами, ведь если у человека смолоду голова светлая, то и к пенсии ум никуда не денется. Просто он все-таки здорово достал всех собачьими разговорами и бесчисленными фотографиями. Одна из фотографий, парный портрет размером 18х24, лежала на столе Якова Михайловича под стеклом, и злые языки говорили, что если закрыть у Манечки уши, представить лысину и надеть галстук, то будет вообще непонятно, где Манечка, а где Яков Михайлович. Поэтому все очень обрадовались предстоящим двум неделям отдыха, тем более что заместителем своим Яков Михайлович оставил Валю Голубева, которому все, кроме его персонального компьютера, было до лампочки.

Надежда вошла и удивленно остановилась посреди комнаты. В секторе было уныло, как на кладбище. Все сидели по своим местам и работали. Стол Якова Михайловича был пуст. Надежда в изумлении еще раз оглядела комнату и встретилась глазами с Валей Голубевым. Он подмигнул ей и мотнул головой в сторону. За столом слева сидел новый сотрудник – довольно-таки плешивый дядечка непонятного возраста и наружности и что-то записывал в толстую конторскую книгу. Надежда подошла к Вале и присела на табурет. Валя наклонился к ней и прошептал: