Как выяснилось, экскурсию организует одно из этих наших турбюро, на которые жалобица из синагоги жалобу писала, а я переводил (тараканы на подгоревших спагетти). Я об этом мокрощелке напомнил, а она говорит, что хочет по-русски рассказы экскурсовода слушать, чего в немецких бюро нет. Ну, ладно. Приготовился к худшему, запасся лекарством от всех болезней в стеклянной таре, поехали.
Ехать надо в Льеж, а программа насыщенная: на первом этаже музея будет ретроспектива Шагала, на втором – выставка «Венера от Боттичелли до Модильяни». Собрался полный автобус бывсовлюда, казахские немцы и еврейские эмигранты. «Фашисты» и «жиды» – так они друг друга ласково называют, и я буду для краткости. На две партии четко поделены и с нескрываемой неприязнью друг на друга поглядывают. И мы с мокрощелкой в самом конце, на последнем сиденье, чтобы целоваться в дороге можно было.
Путь к прекрасному начался с плотного завтрака. «Жиды» – все больше булочки, маслице, ватрушечки, а «фашисты» сразу на котлеты с пивом налегли. Сидят, жуют, наворачивают. По автобусу колбасное облако поплыло. Гид им про барокко, а автобус ему – про жареную куру: закуси, родной, потом доскажешь. Гид про Брейгеля-старшего, а они ему – рюмашку: дерни, мол, легче будет горло драть. «Жиды» поели, сложили пакеты и заснули, а «фашисты» от пива к водке перешли. Скоро уже и первый блев случился. А в автобусном туалете кнопка слива всегда где-то, хрен знает где, под рукомойником спрятана, ее наши бывсовлюди никогда найти не могут – надписей не понимают. Поэтому часа через два после начала каждой экскурсии в автобусе дух нагнетается. Немецкие немцы тут же высадились бы и жалобы подали, а наш человек ничего, терпит, ко всему привык, котлеты жует и курой закусывает. Блев разбудил «жидов»: «Ах, да как это так?.. Что за хамье!.. Мы на прекрасное едем смотреть, а тут такое!.. От кого убежали, те за нами по пятам следуют!.. Деревенщины!.. Придурки!» И прочее в таком духе, брюзжат.
«Фашисты» тоже в долгу не остаются: «Это кто же за кем по пятам прибыл: мы за вами или вы за нами?.. Мы на родину предков приехали, а вам чо тут ваще надо?.. Откудова вас столько из города Жидомира?.. Нам из-за вас, шакалов, всю социалку ополовинили!.. Мало вас травили, гадов!..» И тоже в подобном духе. В общем, возле музея первая стычка произошла. Силы неравные: «жиды» – в возрасте, толсты, неповоротливы и все больше женского пола, а «фашисты» – мужики с крестьянскими кулаками (их, оказывается, скопом с курсов послали, сами ни за что бы не поехали, не хватает еще денег на всяких шагалов тратить, мало их по синагогам развелось). Ничего, обошлось без крови.
Вошли в музей гуськом. А в залах не пошумишь – там весь мир ходит: и голландец важный, и канадец поджарый, и итальянцы душистые, и датчане тихие, и американцы с наглыми улыбками. Парфюм, вежливые жесты, красивая одежда. Притих наш бывсовлюд, распри забыл, курточки-болоньи одернул, пошуршал-пошуршал – и пошел двумя стайками Шагала осматривать, причем «жиды» гаммы и цвета обсуждали («Видишь, Лева, вначале он больше светло-голубой использовал, а потом на синий перешел». «И как не побоялись поручить ему Оперу в Париже расписывать?» «Можно проследить движение вверх». «Изумительный сиреневый тон»), а «фашисты» все больше пытались понять, что именно и конкретно нарисовано: «А это чего, петух?» «Нет, козел, вон рог у него». «Сам ты козел, это не рог, а хохол». «Бабу безногую и пса-урода трехлапого видели?» «А слыхали, гид говорил, вот такую картинку за сто миллионов продали?!» «Не бреши, вот ту маленькую?..» «А это кто же, мамочка, то ли кот, то ли индюк…» «Он чего, краску в хозтоварах для обоев брал?.. Все синее и синее!»
А я тем временем в зал Венеры пошел. Всяких баб там повидал: толстых и худых, красивых и уродок, цветных и черно-белых, плоских и выпуклых, на холсте и бумаге, из железа и дерева, в бронзе и камне. От голого мяса в глазах зарябило. И с кем только эта Венера не трахалась!.. С Аресом и Зевесом, с Гефестом и Парисом, с Марсом и Вулканом, с Адонисом и Гермесом, еще со всякими античными плейбоями, кого мы и не знаем!.. Конечно, при такой клиентуре немудрено и венерическое подхватить: у Гефеста сто процентов простатит был, Парис наверняка от трихомоноза умер, а Гермес вековой гонореей страдал. А Венерам хоть бы хны – сидят без дела и только о ебле и елде думают.
Правда, одна рубенсовская Венера из общего веселья выпадала. Называется «Venera frigida»: сидит на корточках, задом к зрителю, и скучное лицо в сторону повернула. У ее ног злобный амурчик носом клюет, а из чащи Пан со вставшим членом выглядывает: почему, мол, не идешь?.. А вот не хочу – и не иду. Нет настроения. Фригидная я. Эй, Венера, сам Пан зовет!.. Он свое дело туго знает, чего кривляться?.. Нет, не хочу – и все. Бывает. Не в настроении. Или еще что мешает. Тут со времен Евы всегда понять трудно, в чем проблема: думаешь, слон, а оказывается – муха. Ловишь муху – и нарываешься на слона. А бабы, видно, и в рубенсовские времена такие же упрямицы были, как и теперь.
На обратном пути в автобусе – та же история: «фашисты» после музея дернули по двести и начали «жидов» дразнить: мол, чего вы, Розензафты и Цифербюмы проклятые, тут булочки кушаете, езжайте в свой Жидостан и с арабами бейтесь, если такие честные иуды!.. Геббельс лосей велел расстрелять за то, что у них жидовский профиль, а вы чем лучше сохатых?.. А «жиды» после такого количества прекрасного душевно устали: снулые сидят, отбрехаться не могут, изнемогают под бременем красоты. Только один какой-то бывший скрипач про культуру что-то вякал, пока жареной свининой по затылку не получил. Слава богу, скоро «фашисты» от пива, жратвы и тряски повырубались. «Жиды» пошушукались – и тоже подушечки под щечки подложили, засопели.
А мне все Венера Фригида мерещилась. И зад ее перламутровый, необозримый, лунным светом облит. И лицо злое – сама не знает, чего хочет. Так тебе и надо, толстухе!.. Рада будь, что хоть кто-то на твои телеса зарится, сейчас другие дамы в моде (мобильные, легкие в управлении, компактные). Конечно, одна кончает браком, а другая – раком, кому что по душе. Но когда сам Пан зовет – отнекиваться не надо, второй раз он своих рогов из чащи не высунет: не ты одна – весь лес его.
Таких вот баб-задавак терпеть не могу: есть причина – говори, нет – чего выкаблучиваться, как тот дубинал с жопьими щеками, что погоду на RTL ведет. А худшие из этих задавак – это рыжие: и упрямы до невозможности, и самые большие бляди. Это, оказывается, оттого, что бог им каких-то гормонов то ли переложил, то ли недодал – вот они свои эмоции сдерживать не могут, часто во внезапную похоть впадают и пилятся напропалую со всеми, кто им под клитор попадет. Или, наоборот, заупрямятся, как ослицы, – и все, с места не сдвинешь, дур набитых. Собаки на сене, кошки на соломе. Вроде моей упрямой мошки Мушки – она тоже на зов никогда не откликается.
(Вчера вдруг объявилась на зеркале, чуть я ее зубной щеткой не прикончил случайно. Очень телевизор любила: сядет на экран – и давай по диагонали бегать [так ей, наверно, удобнее смотреть]. Особенно научно-популярные передачи жалует – как динозавры передохли, ледники сошли и жизнь зародилась… Я ей гнездо из карандашной точилки сделал, но она туда редко влезает, предпочитает в кистях ночевать – свободолюбива. Наверняка в прежней жизни художником беспутным была, вот и пошла по нисходящей… Я ей колбасных крошек в точилку кинул – не ест, вегетарианка. Ей салаты из пыли нравятся, суп-пыльцу подавай или рагу из былинок. Ну, тогда пусть сама себе готовит, я ей не повар.)
Поездка закончилась хорошо – весь автобус всю обратную дорогу беспробудно спал и в темноте не слышал, как экскурсовод о венерах разоряется, рококо с барокко путая (о чем мне сообщила щекочущим шепотом в ухо аспирантка, украдкой вытирая мокрую от спермы ладошку о переднее сиденье).
А живая жизнь дальше идет. Недавно опять в тюрьме пришлось побывать. Противное ощущение, хоть и знаешь, что скоро наружу выйдешь. Вообще тут по спецприемникам много нашего бывсовлюда сидит, без документов, виз и денег. Немцы ума не приложат, что с ними делать. Не успел войти, как Бирбаух выдает мне обходняк:
