Командир был благодарен лодке, сберегавшей жизнь экипажу среди жестокой океанской стихии. Был благодарен экипажу, сберегавшему лодку среди льдов, донных хребтов, ядовитых рассолов. Нерасчленимый в походе, нераздельно сплетенный с реакторами, турбиной, винтами, встроенный в ракеты, торпеды, электронные и звуковые приборы, экипаж на берегу распадался на множество хаотических судеб. Среди моряков были угрюмые меланхолики и дурашливые весельчаки, несносные выпивохи и вспыльчивые забияки, медлительные тугодумы и лукавые хитрецы. Но, погрузившись в лодку, соединив себя с титаном, сталью, взрывчаткой, подключив свои сердца и мускулы к сжатому воздуху и раскаленному урану, они становились похожи. Оказывались элементами огромной живой машины, противодействующей мирозданию, которое стремилось их сплющить. Командир воспринимал экипаж как отец, опекающий многолюдную семью. Как первобытный вождь, управляющий в железной пещере расплодившимся родом. Как настоятель монастыря, позвавший братию на духовное служение и подвиг. Лодка была подводным русским монастырем, где совершали подвиг монахи. Командир, в черной форме подводника с серебряными погонами капитана первого ранга, был схимником в черном облачении, на котором блистающими нитями была вышита Голгофа с крестом и серебряным черепом.

Акустик Плужников прислонил ушные раковины к чутким мембранам приборов, и его розовое ухо распустилось, словно цветок, вышло за пределы стальной оболочки. Плыло в океанских потоках, внимая музыке подводных сфер, стеклянных песнопений, металлических рокотов, каменных хрустов и скрежетов, как если бы терлись друг о друга донные хребты, осыпались гранитные лавины, шелестели от подводного ветра кроны могучих деревьев. Это сталкивалась насыщенная солью вода с пресноводным течением, рождая печальный звук столкновения. Опускались в глубину охлажденные слои, продавливая тяжестью водяной купол, сотрясая гулами океанскую бездну. Звенела капля, ударяясь о другую. Вздыхала пылинка метеорита, упавшая в океан. Цокал панцирь креветки, скользнувший по лодке. Гудела ласта кита, толкнувшая сгусток воды. И среди голошений мира не умолкал нежный бессловесный голос, полный волшебной женственности, прекраснее которого не было ничего во Вселенной. Словно над лодкой продолжала струиться дивная звезда с золотистыми и голубыми лучами. Вслед кораблю в пучине мчались разноцветные ангелы. Алая роза плыла перед крейсером, источая благоухание.

Плужников уловил отдаленный, многократно заглушаемый звук, похожий на треск холста, когда лопаются крепко сотканные нити. Звук стал слышнее, резче, как если бы взрывались срезанные заклепки, стягивающие листы железа. Этот стучащий, режущий звук перешел в устрашающий грохот, словно долбил пулемет, укладывая пули прямо в ушную раковину. Ухо, набитое стальными сердечниками, закупоренное долбящим звуком, ужаснулось, кровоточило, желая спрятаться в глубину оболочки.

– По пеленгу восемьдесят обнаружена цель!.. Подводная!.. Классификация – «Колорадо»!..

Командир обратился к старпому:

– Они караулили нас на маршруте… Опять устроили гонки… Может быть, адмирал в неслужебное время участвует в ралли?

– Похоже, он выступает в «Формуле-1», – невесело отозвался старпом.

– Неподходящее место для гонок, прямо скажу. Глубины до ста метров. Вертикальный маневр затруднен. – Мысленным взором он обозрел океан, где обе лодки двигались параллельными курсами, между поверхностью, где бушевал шторм, закручивая черные рулоны волн, и каменным дном с заостренными гранитными надолбами. – Полный вперед!.. Самый полный!..

Лодка сделала горячий вдох и ринулась мощно вперед.

Вначале они скользили на параллелях, неуклонно сближаясь. Словно «Колорадо» давила «Москву» набухшей бортовиной, сгоняя ее с маршрута.

– Опасно маневрирует, гад, – сокрушался старпом, видя, как «Москва» плавно искривляет траекторию, стремясь сохранить дистанцию. – Обнаглели, суки! Был бы Советский Союз, не посмели бы!

– Мы теперь и есть Советский Союз… Столица нашей Родины – «Москва»… Сбросить ход до десяти узлов!..

Лодка умерила неукротимый бег, отпуская вперед «Колорадо», которая, вопреки ожиданиям, не сбросила скорости, но стала равномерно и мощно удаляться, оставляя позади утомленный крейсер. Стремилась в норвежский порт, всласть нагонявшись за русской субмариной, продемонстрировав превосходство в маневре и ходе, показав обессиленным русским мощь американских реакторов, турбин и винтов. В Керкинесе, в ночном офицерском клубе, моряки придвинут к себе толстые стаканы с виски, станут смотреть, как в аметистовых вспышках у хромированной штанги танцует мулатка с фиолетовой грудью, доставленная «боингом» из Нового Орлеана.

– Баба с воза – кобыле легче, – произнес старпом, видя, как лодка спрямляет дугу траектории, возвращаясь на прежний курс.

Плужников слушал отлетающий звук американских винтов, который напоминал теперь едва уловимый шелест пузырьков в бокале шампанского.

Томас Доу появился в центральном посту, где адмирал Грайдер вел управление субмариной, стоя перед обширным электронным экраном, на котором координатная сетка лучисто разбегалась от полюса к берегам Скандинавии, к Новой Земле и к северному очертанию Сибири. На электронной плоскости были видны обе лодки, разделенные голубым пространством; несколько сухогрузов, пробиравшихся вдоль Кольского побережья; русский эсминец, выполнявший на полигоне учебные стрельбы; два самолета-разведчика «Орион», барражирующие над эсминцем; американский сателлит, ведущий разведку в районе главной базы русского флота. Нажатием клавиши адмирал вызывал на экране контуры донного рельефа, вектор течений, направление и скорость ветра в районе нахождения лодки. Доу застал его в тот момент, когда адмирал высчитывал время, оставшееся до возвращения «Колорадо» в норвежскую базу.

– Я вынужден вас отвлечь, адмирал. – Доу заиграл складками, искусно создавая на лице магическую геометрию, которая загадочным образом повторяла графику голубого экрана, словно маг использовал мимику для копирования электронной карты. – Теперь, когда русская лодка вышла на мелководье и проходит узкость, вынужденно помещая себя в мешок, самое время вскрыть пакет, врученный мне министром обороны, и зачитать приказ Президента…

Темная, отливающая синью бородка Доу, волнистые ироничные губы, легкий эффектный взмах руки, в которой оказался конверт, скрепленный малиновой сургучной печатью, придавали разведчику сходство с факиром, что вызвало раздражение адмирала. Оно проявилось в трепете лучистых морщинок у глаз, напоминавших прожилки на крыле серебристой бабочки. Жестом фокусника, готового извлечь из конверта не лист бумаги, а шумную разноцветную птицу, или отрубленную женскую голову, или букет живых цветов, Доу сломал сургуч с оттиснутым американским орлом. Вскрыл конверт. Вытряхнул из него бумажный лист с нежно сквозящими водяными знаками. Направил на адмирала немигающие кристаллические глаза с набором кварцевых черно-желтых колец.

Адмиралу показалось, что две отточенные ложечки поддели его глазные яблоки и аккуратно вычерпывают из глазниц. Доу перевел оптический прибор на бумагу, отчего водяные знаки слабо вспыхнули, как голограммы, и голосом ведущего Си-эн-эн стал читать:

Томас Доу протянул листок адмиралу, сопровождая жест немигающим взглядом, от которого водяные знаки переливались, как рыбьи чешуйки. Адмирал принял лист белой бумаги, не отличаясь от него цветом лица. Прочитал, поворачивая на свету изысканный иероглиф Президента, отливавший лаком застывших чернил.

– Вы хотите уничтожить лодку с атомными реакторами на борту, с ядерными торпедами и комплексом ядерных крылатых ракет, а также с грузом спецоружия, взрыв которого сместит полюс на двести километров? Вы хотите это сделать в мирное время, когда Россию и Штаты скрепляют партнерские отношения? – Лицо адмирала напоминало слоновую кость, на которой грубый резец выточил губы и нос.