– Господи, конечно, нет! – Эндрю ни секунды не сомневался, что сестра говорит правду. – Надо же, разорвали с ней контракт?! – Эндрю не удержался от усмешки, хотя понимал, что это мелочно. – То-то наша мамочка взбесилась!

– Она просто кипела от бешенства. При других обстоятельствах меня бы это только порадовало. Но сейчас… Меня отстранили. Я не просто потеряла возможность участвовать в интереснейшем проекте. Я теперь смогу увидеть эту статуэтку только в музее. Господи, Эндрю, я была так близка к открытию, такой шанс дается раз в жизни.

– Уверяю тебя, когда статуэтку предъявят публике, наша матушка найдет возможность пристегнуть к ней «Станджо». – Он искоса глянул на сестру. – А в этом случае ты должна позаботиться о том, чтобы тебя не обошли.

– Разве я об этом мечтала?! Ее у меня отобрали – вот единственное, что меня по-настоящему волнует.

– Бери, что дают. – Он тоже встал, подошел к бару. И только тогда решился спросить: – Ты видела Элайзу?

Миранда сунула руки в карманы халата, помедлила минуту.

– Да. Она прекрасно выглядит. Думаю, она идеально подходит для заведования лабораторией. Она спрашивала о тебе.

– И ты, конечно, сказала, что я в полном порядке.

Миранда, прищурившись, смотрела, как он пьет.

– А ты хотел, чтобы я рассказала ей, как ты превращаешься в мрачного алкоголика и губишь себя?

– Я всегда был мрачным. – Он поднял бокал, сделав вид, что чокается с ней, и выпил. – У нас вся семья мрачная, так что никуда не денешься. У нее есть кто-нибудь, как ты думаешь?

– Не знаю. Мы с ней не обсуждаем нашу личную жизнь. Эндрю, ты должен перестать пить.

– Почему?

– Потому что это глупо и бессмысленно. Элайза мне нравится, но если уж совсем честно – она этого не стоит. – Миранда пожала плечами. – Да, честно говоря, никто этого не стоит.

– Я любил ее, – пробормотал он, угрюмо глядя в свой бокал. – Старался как мог, чтобы стать лучше.

– А тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, она недостаточно старалась? Может, она тебя не стоила?

Эндрю удивленно взглянул на сестру:

– Я не думал об этом.

– А ты подумай на досуге. Браки часто распадаются. Приходится с этим мириться.

– Если бы люди с этим так легко не мирились, может, браки распадались бы не так часто.

– А если бы некоторые люди не воображали, что главное в этом мире – любовь, может, они с большим умом выбирали бы себе партнеров.

– И все-таки главное в этом мире – любовь, Миранда. Может, поэтому наш мир – такое паршивое место.

Эндрю поднял бокал и залпом осушил его.

Занимался серый холодный рассвет. Мрачное море, вспенивая волны, без устали швыряло их на скалы. Весне придется постараться, прежде чем зима уступит ей место.

Ничто не радовало Миранду.

Она стояла на утесе, и внутри ее все клокотало и бурлило, так же как море у подножия скалы. Миранда смотрела, как взметается пенящаяся масса, вдыхала холодный морской воздух.

Спала она плохо, бессильная ярость не покидала ее и во сне. Было еще темно, когда она проснулась и поняла, что все равно не уснет, и решительно встала с кровати. Надела теплый свитер и брюки, насыпала в кофейник несколько ложек молотого кофе.

Миранда пила крепкий черный кофе из большой белой кружки и смотрела на хмурое небо. Дождь прекратился, но похоже, что скоро пойдет опять. За ночь похолодало, может быть, и снег выпадет. Ну что ж, это Мэн.

Флоренция, с ее ярким солнцем и теплым ветром, была далеко, по ту сторону океана. Однако Миранда всеми помыслами, всем своим ожесточенным сердцем была там.

«Смуглая Дама» была ее пропуском к славе. В конце концов, трудно не согласиться с утверждением Элизабет, что главная цель в жизни всегда – стремление к славе. Учась в университете, Миранда грызла гранит науки, в то время как ее сверстницы порхали с вечеринки на вечеринку и меняли приятелей.

В ее жизни не было периода, когда рушатся устои, отрицаются правила и традиции, не было сумасшедших влюбленностей. Соседка по комнате в общежитии однажды назвала ее дефективной, подруга обзывала ее занудой. В глубине души соглашаясь с ними, Миранда решила проблему следующим образом: сняла себе маленькую квартирку и переехала из общежития.

Так лучше. У нее никогда не было тяги к общению. Под внешним спокойствием и невозмутимостью скрывалась глубокая застенчивость; Миранде куда приятнее было иметь дело с книгами и учебниками.

Ее честолюбие имело одну цель: стать самой лучшей. А добившись успеха, увидеть, как гордятся дочерью ее родители, как они, потрясенные, одобрительно улыбаются и качают головами. Ее саму злило, что именно это стремление лежит в основе ее успехов, она так никогда и не смогла отбросить эти мысли.

Сейчас ей под тридцать, она возглавляет солидный институт, считается талантливым ученым. И до сих пор в ней живет жалкая надежда услышать слова одобрения из уст ее родителей. Сколько можно, пора наконец избавляться от этого комплекса.

Конечно, ее заключение обязательно подтвердится, и тогда к ней придет заслуженная слава. Она напишет работу о «Смуглой Даме». Но никогда в жизни, никогда не простит она Элизабет того, что мать так грубо и несправедливо отстранила ее от работы. В глубине души она не могла простить Элизабет того, что у нее была на это власть.

Ветер пробирал до костей, пошел снег. Миранда начала спускаться.

Яркий луч мощного прожектора с маяка шарил по воде, хотя в обозримых пределах не было видно ни одного судна. Он светит от заката до рассвета, год за годом, думала Миранда, безо всяких сбоев. Многие видят в маяке одну лишь романтику, для Миранды же маяк был воплощением надежности.

В отличие от людей, на которых далеко не всегда можно положиться.

Отсюда их дом казался темным и сонным, его причудливый силуэт был словно выгравирован на сером небе.

Покрытая инеем прошлогодняя трава похрустывала под ногами. Место, где когда-то был любимый бабушкой сад, казалось теперь шрамом на теле.

В этом году, пообещала себе Миранда, она соберет почерневшие листья и высохшие стебли и займется наконец садом. Сделает садоводство своим хобби – она же давно хотела заиметь себе какое-нибудь хобби.

Она с удовольствием вернулась в теплый дом. Подогрела остатки кофе и, обжигаясь, сделала несколько глотков. Миранда решила поехать сегодня в институт пораньше, пока дороги свободны.

Сидя в тепле взятого напрокат «Мерседеса», он наблюдал, как «Лендровер» плавно проехал по заснеженной улице и свернул к месту парковки Новоанглийского института истории искусств. Прямо как танк в наступлении.

Не женщина, а картинка, подумал он, наблюдая, как она выходит из машины. Футов шесть, не меньше. Закутана в серое пальто – не столько модное, сколько удобное и теплое. Ярко-рыжие пряди волос (такой сексуальный цвет!) упрямо выбивались из-под черной вязаной шапочки. В руках у нее был толстый, набитый бумагами портфель; походка ее была решительной и целеустремленной, она вполне подошла бы какому-нибудь боевому генералу.

Но за этой независимой поступью скрывалась неистребимая сексуальность женщины, которая убедила себя, что может обходиться без мужчин. Бедная овечка!

Даже в этом тусклом утреннем свете он узнал ее безошибочно. Такую женщину, подумал он с улыбкой, ни с кем не спутаешь.

Он сидел здесь уже около часа, развлекаясь ариями из «Кармен», «Богемы», «Женитьбы Фигаро». Вообще-то он уже сделал все, что намеревался, но теперь был рад, что дождался ее появления.

Ранняя пташка. Так любит свою работу, что приезжает холодным снежным утром раньше всех остальных. Ему нравились люди, любящие свою работу. Видит бог, он свою любил.

Какова она, доктор Миранда Джонс? Он представил, как она входит в здание, проводит пластиковой карточкой по кодовому замку, набирает свой личный шифр. Он ни минуты не сомневался, что, войдя внутрь, она аккуратно включит сигнализацию.