Меня ничего не связывало с жертвами. Мы не дружили. Странно, что Энстон решил убить именно эту семью. Та женщина кричала, что виновата я. Она до самой казни, пока пила не коснулась ее тела, проклинала меня.

В сущности, я ничего не могла сделать. Я не могла даже утверждать, что эти люди были живы в тот момент, когда я ответила на вызов с незнакомого канала. Мне могли прислать запись. А главное, я не понимала, чего от меня хотят. Макс, что ли, отчебучил номер? Я ж ему сказала, что, пока не решен вопрос с Энстоном, даже думать о повторном венчании не буду. А потом еще и к черту его послала. Максу, конечно, все это семечки. И не так ругались. И сценарий давно отработан: Макса посылают, Макс уходит, проворачивает немыслимую аферу в немыслимые сроки, возвращается довольный – с цветами, шампанским и отчетом о проделанной работе.

Проблема в том, что остановить Макса можно только пулей. Слов он не услышит. Кстати, правильно сделает. Потому что преступник всегда угрожает. Он говорит тебе: не сопротивляйся, убью. И ты веришь, выполняешь все его требования, он уходит безнаказанным. И приходит еще куда-то. А чего бы не прийти, раз все получается? А если ты откажешься подчиниться – тогда рано или поздно звучит выстрел, и кто-то умирает. И вся толпа трусов кидается на тебя – потому что убили из-за тебя. Из-за того, что все сдались, а ты нет. И даже если ты потом убьешь преступника, возненавидят все равно тебя. Вот если бы ты не полез, человек остался бы жив… Конечно, легко геройствовать, не тебя же убили. Нельзя, говорят они, поддерживать закон ценой человеческой жизни. Она священна.

Поэтому там, где ценят жизнь превыше всего, правят бал преступники.

Я могла бы многое напомнить. Могла бы напомнить про гарнизонную круговую поруку. Про то, как все замалчивали преступления командующего. И Она тоже. Эту ситуацию создала не я, а все те приличные женщины и мужчины, подленькие, трусливенькие, которые лицемерили и лгали. Они все – не жертвы, а соучастники. Добровольные. И всех новеньких втягивали в порочный круг, кого обманом, кого силой. Все такие, говорили они, и вы должны быть такими же. Когда никто не выделяется, не так обидно.

Я знала, что забуду их крики. И брызги крови, клочья во все стороны. Все забуду. Разведчик должен уметь не только помнить, но и забывать. Есть методики. Забуду прочно. А пока я сидела и бесстрастно смотрела. Подонки желали убедиться, что я испугалась. Перебьются.

Когда сеанс связи закончился, я прикинула, что могу сделать. Послать это в полицию? А с какими, простите, комментариями? Теоретически ни с какими. Дескать, какие-то подонки убивают моих бывших сослуживцев. И как я должна объяснять, что у меня в досье – ни слова про службу в армии? Нет, полиция отпадает. Тем более что, если я хочу успеть спасти хоть кого-то, посылать надо в местную полицию. А у нее нет допуска на территорию базы. Военная полиция? Она под Энстоном. Федералы? Эти, во-первых, долетят только через месяц, а во-вторых, наш неуважаемый военный министр не даст им войти на базу. Он же лучший друг Энстона. Остаются военная контрразведка и личные каналы.

…Уснуть я не смогла. Строго говоря, даже и не пыталась. Я несколько раз прогнала запись ультиматума, убедилась, что это не монтаж. Энстон, похоже, думал, что объяснять мне ничего не нужно, я сама все знаю. Сейчас ему доложат, что убеждению я не поддалась, и он перейдет к другим методам. Самое простое – послать убийцу. Нанять кого-то, кто территориально находится поблизости, – пустяк, у него не только в четвертом округе все куплено. Лучше бы мне подготовиться к визиту.

У меня никогда не было много оружия. Два пистолета, шокер и нож. Один пистолет гражданский, маленький и плоский, чтобы хорошо помещался в сумочку. Да, пулька легонькая, заряд слабенький. А мне хватает. Ввязываться в перестрелку на пятидесяти метрах с пистолетом довольно глупо, а с десяти я попаду в глаз даже плевком. Второй пистолет, большой, стандартной армейской модели, преимущественно лежал в сейфе у Августа, и брала я его раз в год, и то по настоянию босса. Носить его можно было только в наплечной кобуре, и лучше бы под толстой курткой, иначе вид у меня становился загадочный, типа «сиськи набок». У Августа-то был не ствол, а форменное стенобитное орудие. Опять же, не из любви к «главному калибру», а потому, что именно этот пистолет оказался удобнее других под его руки. Августу не надо было решать проблему «как засунуть эту дуру в эту маленькую сумочку», потому что он носил квадратные пальто, плащи и длинные пиджаки. И кобура с железкой весом в полтора килограмма не напрягала его нисколько. Шокер – шокер у меня был очень дорогой и качественный, да. А вот нож я предпочитала маленький, с коротким, но очень прочным клинком, складной.

На Эвересте практически везде – разоруженная зона. Кампусы ведь. Меня при въезде предупредили, что в отеле хранить и носить оружие можно, но в ста метрах от входа начинается зона, где огнестрел под запретом. Шокер можно. Нож можно только бытовой. Ну, как у меня – клинок три дюйма.

Я взяла с собой маленький пистолет, запасной магазин, шокер и нож. С таким арсеналом долго не продержаться. Выполнила разогревающую гимнастику. Рукопашка – это, конечно, не оружие, когда тебя убивать пришли, но может пригодиться. Я осмотрела окна, передвинула мебель. В коридоре послышался шум, и я мигом оказалась у двери, распластавшись по стене, с пистолетом. Какие-то поддатые балбесы пытались куда-то пройти, но наткнулись на дедушку из номера напротив. Дедушка надтреснутым голосом урезонивал хулиганов, грозил вызвать полицию. Потом я услышала голос Йена, разбуженного этой ссорой. Вскоре стало тихо.

К утру мне прислали еще три ролика. Таких же. Убито еще три семьи… последняя – вместе с детьми. Это уже какой-то бред. Перебор даже для Фронтира. Энстон сошел с ума.

Я не выходила из номера весь день. Старалась отвлечься работой. Уточняла показания Шона Ти. Поколебавшись, позвонила Крюгеру и сдала ему адрес Гранта, который у нас числился среди разыскиваемых, в обмен на информацию о нынешних кораблях Бейкера. Да, большой и маленький. Сейчас в рейсе. Повезли овощи на Эверест, оттуда пошли на Альпин за промышленным грузом для Кангу, с Кангу порожняком на Эверест, тут берут холодильные установки для Таниры. Как я посчитала, на все про все с максимальными задержками – две недели. Корабли ушли в рейс пятнадцатого сентября и до сих пор не вернулись. Они были на Эвересте, но на Альпин не пришли. Однако Бейкер не подавал заявления о пропаже.

Двумя часами позже Крюгер отзвонился и сказал, что дом обнаружил, он пустой, люди по нему работают. Уже откопали четыре женских трупа в саду.

Господи, сколько же трупов.

Днем заглянул Йен. Переменился в лице, увидев меня.

– Плохо выгляжу? – равнодушно уточнила я.

– Не хочу быть бестактным, но да. Ты как будто неделю не спала.

Тут Йен заметил пистолет на столе.

– Делла, что случилось?

– Тебя это не касается.

– Делла?

– Йен, это не банда. И… уходи. Услышишь шум – не высовывайся. Это моя война.

Не хочу отвечать еще и за твой труп, подумала я, но не сказала.

– И передай Нине мои извинения. Я не смогу пойти на концерт.

Йен погрустнел, но спорить не решился. Ушел.

А я осталась. Подготовила все, чтобы никто не усомнился в причине моей насильственной смерти. Упаковала все ролики, присланные с базы «Антуан», так, чтобы в момент гибели они отправились к Августу. Написала ему очередной отчет, про корабли Бейкера. Ответа не было.

Я помнила, что он просил звонить голосом. Я не могла. Боялась, что разревусь, у меня начнется истерика и я смогу выговорить только одно: «Забери меня отсюда как можно быстрее!» Я ж потом в глаза ему смотреть не смогу.

Когда пришел Макс, я даже обрадовалась.

Он очень деликатно попросил разрешения войти. Я сунула в карман конверт от Даймона и открыла дверь. Макс явился с цветами и большой коробкой.

– Я думала, ты на концерте.