– Отважная ты, – признал я. – Вылезай, что мы разговариваем через порог?

– А что, у драконов это плохая примета?

– Мы в приметы не верим, – сообщил я. Подумал, уточнил: – Приметы – для слабых.

Она посмотрела с удивлением, покачала головой.

– У людей тоже только слабые верят в приметы… А ты откуда такое знаешь?

Я широко зевнув, показав огромную пасть и длинные, как ножи, острые зубы.

– Да как-то сожрал одного… – сообщил я небрежно, – философа. Теперь вот маюсь.

Она зябко поежилась.

– Ужасно. Но так можно стать самым умным на свете!

Я прорычал недовольно:

– Вот-вот. А кому это надо? От ума одно горе и много неприятностей. Потому стараюсь мужчин не жрать, вдруг попадется умный? Другое дело – женщины. Все дуры, это хорошо. К тому же дуры вкуснее.

Она подумала, сказала решительно:

– Вообще-то я умная.

– Не бреши, – сказал я равнодушно.

– Почему это я вру?

– Красивая, – сказал я.

Она удивленно вскинула брови.

– Ну и что?

– Значит, – объяснил я, – дура. У вас либо умная, либо красивая. А раз красивая…

Она посмотрела на меня с недоверием.

– Я?.. Никто мне такого не говорил.

– Я говорю.

Она некоторое время смотрела на мою морду, в мои ящеричьи глаза, наконец взгляд ее потух.

– Да, – проговорила она надломленным голосом, – если на взгляд рептилии с крыльями, то да, наверное…

Я зевнул и сказал с удовлетворением:

– Ну вот и доказательство, что дура. Только круглая, просто круглейшая дура не видит, что ты красивая… так что давай откармливайся побыстрее. Скоро есть тебя будем.

Она умолкла, глядя на меня озадаченно, а я снова закрыл глаза. Плечи все еще ноют, это от повторных сетов полета выделяется молочная кислота. Мышцы растут и укрепляются, но растут не во время тренировки, как думают дураки, а во время отдыха, так что я лежал, прислушиваясь к блаженному ощущению ремонта во всем теле, когда крохотные бригады укрепляют мышцы и сухожилия, смазывают суставы, расширяют каналы связи по нервам.

Расположился я далеко от входа в ее каморку, ленивый и расслабленный, глаза прикрыл, вроде бы дремлю, и она решилась выдвинуться на пару шагов, чтобы сгрести выкатившиеся из костра крупные угли обратно. Я этого момента дожидался долго и терпеливо: кончик моего хвоста бесшумно уперся в огромную глыбу камня вблизи входа в ее норку, та заскрипела просто предательски и поползла медленно, как королева на эшафот.

Мириам в страхе оглянулась, но камень уже передвинулся и наглухо перекрыл ей вход в убежище. Она застыла в страхе, разом поняв мое коварство и свою беспечность.

Я лениво открыл оба глаза, поднял голову, зевнул, снова показав красивую пасть и просто прекрасные длинные зубы, огромные и длинные, как лучшие в мире кинжалы.

– Что? – спросил я с драконьим удивлением. – А-а-а… понял-понял. Извини, это нечаянно… Сама знаешь, как это бывает: глаза боятся, а руки делают…

Она промолчала, справедливо предполагая, что у подлого дракона подлая драконья игра, нечестная и коварная. Я поднялся и, медленно шагая на всех четырех, все еще сонный и расслабленный, подошел к ней. Она вскинула голову и, не пытаясь бежать, бесполезно, взглянула мне в огромные драконьи глазища гордо и бесстрашно.

Я смотрел мимо, лапой легко отодвинул камень на прежнее место.

– Ты хотела, – прогрохотал я, смягчая голос, – в норку?

Она медленно, очень медленно повернула голову. Боковым взглядом увидела, что вход открыт, но все еще страшилась двигаться, с моей стороны такое может быть жестокой игрой, вот прямо сейчас схвачу…

Я попятился, она неверящим взглядом наблюдала, как я отступил на шаг, на два, на три, а каждый мой шаг равен ее пяти, потом и вовсе лег, свернувшись в клубок. Ну, как мог.

Она с легким вскриком метнулась в спасительное убежище, прижалась там к стене. Я слышал, как что-то выкрикивает, явно называет себя дурой, что так увлеклась, и как хорошо, что дракон еще больший дурак, просто редкостный…

– Ну и сиди там, – буркнул я. – Обещаю туда не… лезть.

– Спасибо, – проговорила она с трудом.

– Хотя мог бы, – сказал я на всякий случай, женщины дуры, им нужно все объяснять подробно, – думаешь, я тебя там не достал бы?

Она заметно побледнела, спросила слабо:

– К-к-ак?

Я прорычал:

– Да вот так…

Она застыла, когда я просунул в щель лапу. До противоположной стены, правда, не достал, но это потому, что все четыре у меня короткие и мощные. Я сделал усилие, сосредоточился, снова надулся, заставляя кровотоки понести питательные вещества и все, что нужно, в зависшую в воздухе лапу.

Добавил я ей длины чуть-чуть, но этого хватило, когти проскрипели по стене, посыпалась крошка.

Тут же раздался женский вопль:

– Не надо!

Я задержал лапу в воздухе.

– Теперь веришь?

– Да!

Я осторожно, чтобы не задеть женщину, вытащил лапу обратно. Она зудела и чесалась от быстрой трансформации, тем более что я тут же велел организму прекратить это безобразие и выровнять все четыре по стандарту.

Когда я снова лег посреди пещеры, Мириам осторожно выглянула. На ее лице ясно читалась злость, но не на меня, а на себя, что промахнулась, думая, что там в относительной безопасности.

– Но я все-таки останусь здесь, – проговорила она дрожащим голосом, – хорошо?

– Хорошо, – согласился я благодушно. – Мелким животным необходимо… гм… личное пространство.

Она продолжала выглядывать из пещерки, на лице непонимание, переспросила:

– Что-что?

– Личное пространство, – пояснил я важно. – Каждый мелкий зверек должен иметь и свое личное пространство, поняла? В любой клетке, тесной или просторной, вы чувствуете себя незащищенными. Нам время от времени приходится за вами чистить и убирать мусор, а бедные пташки с ума сходят, порхая всюду и бросаясь на прутья! Дуры, как все женщины. Но если там же в клетке сделать еще одну крохотную клеточку, пусть как раз по размерам птички или мыши, вы будете спокойно смотреть на руку, что чистит мусор прямо возле вашего носика или клювика и преспокойно ждете, когда уберемся из клетки вообще.

Она слушала внимательно, но с растущим удивлением на лице.

– Странный ты дракон, – сказала она с непонятным выражением, в котором я уловил и оттенок презрения. – Откуда такое знаешь?.. Ах да, еще одного умного съел…

– Увы, – согласился я горестно. – Теперь вот то о звездах думаю, то о тайнах материи… Не знаешь, что это такое?

– Не знаю, – ответила она настороженно. – Какие у материи могут быть тайны? Крои да шей…

Я вздохнул.

– Ну вот, знаешь. А он не знал… А еще мудрец!

Она спросила внезапно:

– А ты откуда взялся?

Я ответил удивленно:

– Странный вопрос… Как и все на свете – из яйца. Правда, люди появляются совсем не из яйца, хотя вообще-то, если посмотреть шире…

Она быстро прервала:

– Я имею в виду, раньше в наших краях говорящих драконов не было. Так, летают всякие, но тупые, как и все мужчины.

Глаза ее начали хитро поблескивать, голос стал предельно дружелюбным. Ага, вот прям щас и скажу, на каком острове растет тот дуб с сундуком в ветвях, где бережно хранится моя жизнь в зайце.

– Издалека, – ответил я скромно. – Прямо от трона моего повелителя. Вот так взял и припорхал.

– А кто твой повелитель?

– Могучий и свирепый повелитель всех драконов на свете, – ответил я с почтением и поклонился, стукнувшись лбом о каменный пол. – Кто дает и берет, наделяет и отбирает, жалует и разжалует… Да так, что мало не покажется.

Она зябко передернула плечами.

– Ужас…

– Почему?

– Оказывается, – объяснила она с вызовом, – есть и пострашнее тебя? Никогда бы не подумала.

– Я не страшный, – возразил я. – Я вообще-то красавец. И умница. И у меня хороший аппетит, кстати… Вот когда начнем тебя неспешно так это кушать…

Она сердито сверкнула глазами.