– А ты мне горло перережешь? – спросил я, она напряглась, похоже, я угадал, потому распахнул пасть и захохотал: – Глупенькая, я пошутил… Меня зарезать невозможно. Моя смерть отделена от тела.

Она удивилась:

– Как это может быть?

Я прорычал лениво:

– Бессмертным быть нельзя. Но можно свое уязвимое место отделить от себя. Я, например, держу его вот в том камне…

Она проследила за моим указующим когтем, грустно улыбнулась.

– Ну да, ну да. Я, чтобы тебя обмануть, должна украсить тот камень цветами и гирляндами, чтобы ты поверил, что я поверила. На самом же деле твоя смерть находится на дальнем диком острове в море, где спрятана в сундук, а тот на дереве…

Я сказал с уважением:

– Умная девочка. Откуда ты это знаешь? Впрочем, неважно. Главное, чтобы не делала глупостей. А то твоя неудачная попытка меня зарезать разбудит во мне зверя, и я тебя сожру на месте. С туфлями… Как хорошо пахнет! Похоже, у твоих родителей не так уж много слуг?

Она сразу ощетинилась, лицо напряглось.

– Мой отец умрет с горя!

– Он сам тебя отдал, – напомнил я.

– Его заставили, – сказала она с заблестевшими глазами. – Сказали, что он нарушил закон, взяв с собой в переход через пустыню женщину. И хотя он брал меня с собой и раньше, но тогда ты не попадался на дороге, мерзкий монстр!.. А сейчас все решили, что ты послан в наказание за попрание святых законов…

– Каких именно?

Она отмахнулась.

– Всегда можно что-то найти, если нужно.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Она вздрогнула, спросила настороженно:

– А тебе зачем?

Я прорычал угрожающе:

– Женщина, откуда в тебе столько вопросов? Имена почему придуманы такими вот умными, как я, драконами? Для удобства. Раз уж я тебя не съем… сегодня, то лучше тебя называть как-то иначе, чем «Эй ты!».

Она проговорила неуверенно:

– Мириам.

– Настоящее имя? – спросил я.

Она огрызнулась:

– А почему нет?

– Да как-то боишься его называть, – заметил я. – Воровка, наверное?.. Тебя не ищут за кражу нижнего белья короля?

Она переспросила:

– Что такое нижнее белье?

Я махнул лапой, когти скрежетнули по полу, оставляя мелкие искорки.

– Господи, опять вопрос… Ладно, пусть будет Мириам. Все-таки лучше, чем «Эй ты!» и «Женщина!». Вообще-то даже хорошее имя. Древнее и красивое. Ты лопай, лопай!.. Откармливайся. Я худых не люблю. Мы все любим полненьких, хоть на худых и оглядываемся. Ты где вообще-то живешь?

Она снова непонятно почему насторожилась, подобралась, на лице четко проступила враждебность.

– А тебе зачем?

Я шумно вздохнул, по пещере прокатился ветер, а угли из костра разметало по пещере. Мириам сперва отшатнулась в испуге, но когда поняла, что я еще не нападаю, кинулась сгребать угли обратно в кучу, словно вот сейчас вся каменная пещера вспыхнет жарким огнем, и мы все сгорим в жутких корчах и с жалобными криками.

– Женщина, – сказал я со скукой, – ты точно не скрываешься за кражу или другие непотребные, судя по твоему виду, деяния?

– Нет…

– Тогда почему такие вопросы?

– В Иглеазе, – ответила она.

– Это где?

Она махнула рукой:

– В той стороне. Маленький такой городок, даже не городок, а так, поселение, зато на перекрестке дорог перед Большой Пустыней.

Я кивнул, в следующий полет посмотрю, где этот Иглеаз. Относить эту отважную дочь степей придется глубокой ночью. Правда, есть небольшая, но серьезная загвоздка…

Мириам спросила внезапно:

– А у тебя есть имя?

– Имя? – удивился я. – Есть… А зачем тебе?

– А как к тебе обращаться? Просто дракон? Или ящерица? Рептиль?..

Я подумал, кивнул:

– Да, конечно. Зови меня Шумилом. Это… подходит.

Она чуточку улыбнулась.

– Ну вот и хорошо. Шумил – вполне для крупного рептиля. Итак, Шумил, что ты планируешь дальше?

Я подумал, почесал голову.

– Ну, раз мы с тобой договорились пока не есть тебя…

– …а сперва откормить, – подхватила она, видя, что я запнулся, – вы, рептилии, как и все мужчины, предпочитаете упитанных, хоть и засматриваетесь на худеньких, то ты будешь мне носить много хорошей еды…

– …пока ты не сбежишь, – прервал я. – Думаешь, не понимаю? Нет уж, никуда ты не сбежишь…. Даже если бы могла.

Она вскинула голову и посмотрела мне в страшные глаза прямо и с вызовом.

– Почему?

– Люди побоятся тебя принять обратно, – сказал я. – Логика проста: лучше отдать тебя одну, чем следом явится разгневанный дракон и сожрет всех, а остальных просто убьет, разорвет, сожжет…

Она слабо пискнула:

– Разве ты обманут? Ты сам меня не съел.

– Сразу, – уточнил я. – Не съел сразу. Но вообще мы договорились съесть тебя чуть позже. Откормленную. А если сбежишь, люди испугаются, что дракон явится мстить.

Она помолчала, затем я услышал тяжелый вздох.

– Гадкая ты рептилия… но людей знаешь. Они такие. Схватят, свяжут и снова отдадут тебе. На муки.

– Какие муки? – возразил я. – Я тебя сразу же и съем. Даже худую.

– Подавишься, – буркнула она.

– Проверим? – предложил я.

В ответ она швырнула через щель в меня увесистым камнем.

– Сильная женщина, – сказал я с одобрением.

– А ты гад чешуйчатый!

– Да, – согласился я горделиво и выгнул шею, чтобы полюбоваться на свое великолепное тело с высоким, блестящим алмазными иглами гребнем, ровными плитками брони на спине, переходящей в крупную чешую на боках и мелкую – на брюхе. – Ты молодец, все время восторгаешься, какой я замечательный красавец. Я это люблю.

Она озадаченно промолчала.

Итак, зовут ее Мириам, она единственная дочь проводника караванов. Он уже сорок лет водит их через пустыни, прямо Моисей, но вчера случилось страшное: были потеряны два бурдюка с водой, что вообще-то пустяки, но когда у единственного на всем пути родника расположился огромный дракон, все поняли, что погибнут, если повернут назад, но так же погибнут, если попытаются достичь ближайшего, но вообще-то далекого города, с их ничтожными запасами воды.

– Богатые караванщики, – сказала она потухшим голосом, – во всем обвинили моего отца.

– У сильного всегда бессильный виноват, – сказал я, почесал голову и сказал гордо: – Сам придумал. Ну, почти. Здесь.

Она сказала потерянно:

– Как будто он мог знать, что на дороге вдруг появится дракон!

– Красавец и умница, – вставил я. – И в знак дикого восторга мне подарили тебя. Это же так понятно!

Она бросила на меня злой взгляд.

– Что ты за…

– Не отвлекайся, – сказал я благожелательно, – потом расскажешь, какой я замечательный. Что было дальше?

Она тяжело вздохнула.

– Отец оправдывался, как мог, но они велели схватить меня и отдать чудовищу… в надежде, что тот взамен даст приблизиться к воде. Так и получилось. Думаю, они счастливы. Но отец мой может не пережить такого тяжкого горя…

Я ощутил сильнейший укол совести, о таком повороте как-то не думал.

– А чего ты потащилась с отцом? – спросил я грубо. – Это неженское дело.

Она пожала плечами:

– У бедных многое из неженского становится женским. Я сильная, отцу была нужна моя помощь. Да и сама не люблю сидеть на месте.

– Это заметно, – проворчал я.

Она вскинула брови.

– Что?

– Что не любишь сидеть дома, – пояснил я, – и ждать, когда тебя кто-то возьмет замуж. Но что делать, мир таков. Женщина должна сидеть дома и сопеть в тряпочку.

Она возразила с негодованием:

– Я не такая!

– Да вижу, вижу… Не трудно в мужском мире?

Она с самым независимым видом покачала головой.

– Зато интересно. Я не люблю сидеть сложа руки. А у мужчин всегда есть работа, есть занятия.

Она сидела ровно, спина прямая, взгляд гордый, уже позабыв, что я и есть то самое чудовище, нельзя все время жить в страхе, хотя некоторые люди живут, но такие и живут недолго, и существование их назвать жизнью трудно.