Его язык распух, увеличившись раза в три, словно в рот запихали чертов ломоть ветчины, и Джезаль едва мог дышать. Вся правая сторона лица горела огнем. С каждым креном тележки его челюсти громко клацали, и разряды адской боли отдавали от зубов в глаза, шею и даже корни волос. Повязки частично закрывали его рот, и ему приходилось дышать через левую сторону, но даже воздух, скользящий в горло, причинял боль.

Его охватывала паника. Все тело изнывало от боли. Одна рука была крепко примотана к груди, но другой рукой он слабо ухватился за бортик повозки, чтобы сделать хоть что-нибудь. Глаза вылезали из орбит, сердце колотилось, он шумно и тяжело дышал.

— Гха! — сумел выдавить он. — Гр-р-ха!

Но чем настойчивее он пытался заговорить, тем сильнее наваливалась боль. Вскоре ему казалось, что его лицо сейчас расколется пополам, а череп разлетится вдребезги…

— Спокойно.

В поле зрения, покачиваясь, вплыло покрытое шрамами лицо. Девятипалый. Джезаль попытался ухватиться за него, но северянин поймал его руку своей лапищей и крепко сжал.

— Ну-ка, успокойся и послушай меня. Да, тебе больно. Боль кажется невыносимой, но это не так. Ты думаешь, что умираешь, но это тоже не так. Слушай меня, потому что я сам это испытал и знаю, о чем говорю. Теперь с каждой минутой, с каждым часом, с каждым днем тебе будет легче.

Джезаль почувствовал, как вторая рука северянина легла на его плечо и мягко подтолкнула его обратно в повозку.

— Сейчас тебе нужно просто лежать, и все будет хорошо. Ты понял? Тебе досталось самое легкое, везучий ублюдок!

Джезаль позволил своему телу отяжелеть и упасть назад. Все, что от него требовалось, это лежать. Он стиснул огромную ладонь, и Девятипалый сжал его руку в ответ. Боль как будто уменьшилась. Она была по-прежнему ужасна, но он мог с ней совладать. Дыхание стало глубже. Глаза закрылись.

Ветер носился над выстуженной равниной, ерошил короткую траву, теребил его изорванную куртку, его засаленные волосы, его грязные повязки, но Джезаль не обращал на это внимания. Мог ли он справиться с ветром? Мог ли он хоть с чем-то справиться?

Он сидел, прислонившись спиной к колесу повозки, и широко раскрытыми глазами смотрел на свою ногу. К ней с обеих сторон было привязано по обломку копейного древка, туго примотанных рваными полосами одежды. Они удерживали ногу в прямом положении. Рука выглядела не лучше — она была зажата между двумя досками, выломанными из щитов, и крепко привязана к груди. Бледная кисть безвольно болталась, пальцы свисали, бесчувственные и бесполезные, как сосиски.

Жалкие импровизированные попытки лечения. Джезаль ни разу не видел, чтобы что-либо подобное кому-то помогло. Возможно, его бы это даже позабавило, если бы, к несчастью, он сам не оказался пациентом. Он никогда не выздоровеет. С ним покончено, теперь он обломок, развалина. Станет ли он калекой вроде тех, которые стояли на углах перекрестках Адуи? Он всегда избегал их.

Инвалид войны, оборванный и грязный, сующий свои культи в лицо прохожим и тянущий скрюченные пальцы за медяками, — неуютное напоминание о том, что у солдатской службы есть и темная сторона, о чем люди предпочитают не думать.

Станет ли он теперь калекой, как… Жуткий холод пополз по его телу. Как Занд дан Глокта! Он попытался пошевелить ногой и застонал от боли. Суждено ли ему до конца дней ходить с тростью? Шаркающий кошмар, которого все сторонятся. Живой урок для других, на него показывают пальцами и шепчутся за спиной. Вот идет Джезаль дан Луфар! Когда-то он был многообещающим юношей, красавцем, он победил на турнире, и толпа рукоплескала ему. И кто бы мог подумать!.. Какая потеря, какая жалость, пойдемте скорее, он приближается!..

А потом он подумал о том, на что теперь похоже его лицо. Он попытался пошевелить языком и сморщился от пронзившей его мучительной боли, но все же успел понять, что география его ротовой полости до ужаса изменилась. Все было перекошено, расшатано и сдвинуто. В зубах зияла дыра, по ощущению — около мили шириной. Губы неприятно кололо под повязкой. Все разбито и раскромсано. Он превратился в чудовище!

Чья-то тень упала на его лицо, и Джезаль сощурился, глядя против солнца. Над ним стоял Девятипалый, сжимая в огромном кулаке мех с водой.

— Вода, — буркнул он.

Джезаль покачал головой, но северянин, не обращая внимания, присел рядом на корточки, вытащил пробку и протянул ему мех.

— Надо попить. Промыть рот.

Джезаль раздраженно выхватил у него мех, осторожно поднес к менее поврежденной стороне рта и попытался наклонить. Раздутый мех свесился набок. Несколько мгновений Джезаль сражался с ним, прежде чем понял, что не сможет напиться, имея только одну действующую руку. Он снова упал на спину, закрыл глаза и тяжело задышал через нос. Очень хотелось скрипнуть зубами, но он быстро одумался.

— Ну-ка… — Джезаль почувствовал, как ладонь северянина скользнула ему под затылок и твердо приподняла голову.

— Гхх! — яростно выдохнул он и попытался воспротивиться, но все-таки позволил телу расслабиться и покорился унизительной процедуре. Его поили, как ребенка.

В конце концов, зачем притворяться, когда ты абсолютно беспомощен? Тепловатая вода с неприятным вкусом просочилась ему в рот, и он попытался сделать глоток. Ощущение было такое, будто он глотал крошеное стекло. Джезаль закашлялся и выплюнул воду — точнее, попытался выплюнуть и обнаружил, что это слишком больно. В результате ему пришлось наклониться вперед, чтобы вода сама вытекла у него изо рта. Большая часть струйкой пробежала по шее, впитавшись в грязный воротник рубашки. Он со стоном тяжело откинулся назад и здоровой рукой отпихнул мех.

Девятипалый пожал плечами.

— Ну хорошо, но потом придется попробовать еще раз. Тебе надо пить. Ты помнишь, что произошло?

Джезаль покачал головой.

— Была драка. Мы с этой вот красоткой, — он кивнул на Ферро, которая ответила угрюмым взглядом, — управились почти со всеми, но троим все-таки удалось нас обойти. Ты неплохо разобрался с двумя, но третьего не заметил, и он врезал тебе по зубам палицей. Попало тебе сильно, и что из этого вышло, ты и сам знаешь. — Он кивнул на забинтованное лицо Джезаля. — Потом ты упал. Похоже, он ударил тебя еще пару раз, так что у тебя сломаны рука и нога. Могло быть гораздо хуже. На твоем месте я бы благодарил мертвых, что Ки оказался рядом!

Джезаль моргнул, переводя взгляд на ученика. При чем тут он? Но Девятипалый уже отвечал на его вопрос:

— Ки подбежал и треснул его по башке сковородкой. Да не просто треснул! Разнес ему голову вдребезги, правильно я говорю? — Он ухмыльнулся ученику, а тот сидел, уставившись на равнину, — Крепкий удар для такого худышки, а, малыш? Сковородку, правда, жалко.

Ки лишь пожал плечами, словно пробивал людям головы каждое утро. Джезаль подумал, что должен благодарить этого хилого дурачка за спасение жизни, но как-то не чувствовал себя спасенным. Вместо слов благодарности он выговорил — шепотом, стараясь как можно тщательнее произносить звуки и ничего себе при этом не повредить:

— Эфо офень фтрафно?

— У меня бывало и похуже. — Вот уж воистину небольшое утешение! — Ты справишься, не волнуйся. Ты молодой. Рука и нога срастутся быстро.

То есть лицо, заключил Джезаль, будет заживать целую вечность.

— Рана — это всегда тяжело, и тяжелее всего в первый раз. Я плакал, как ребенок, над каждой из этих ран. — Девятипалый указал на свое искалеченное лицо. — Почти все плачут, тут ничего не поделаешь… Если это тебе поможет.

Джезалю это не помогло.

— Офень… фтрафно?

Девятипалый поскреб густую щетину на своей щеке.

— У тебя сломана челюсть, не хватает нескольких зубов, рот порван, но мы заштопали тебя как надо.

Джезаль сглотнул, с трудом осознавая происходящее. Его худшие страхи подтверждались.

— Рана у тебя серьезная и неприятная. Пока ты не сможешь ни есть, ни пить, ни говорить без боли. Ну и целоваться, конечно, хотя здесь об этом можно не волноваться. — Северянин ухмыльнулся, но Джезалю было не до смеха. — Да, плохая рана, это точно. Именная рана — так говорят там, откуда я родом.