В устах Мунди история звучала так, словно «черная смерть» гостила здесь сравнительно недавно, чуть ли не на его памяти.

Они выбрались из машины, придерживая двери, которые ветер словно норовил сорвать с петель, и пошли в сторону деревни — Мунди впереди, а Смайли замыкал шествие. Снежная крупа, мелкая, но жесткая, хлестала по лицам. В такую погоду да еще ночью поход вверх по склону холма становился чем-то предельно странным. Изгиб вершины скалы, завывание ветра, облака снежной дроби, ясно различимые на фоне луны, темные домишки, которые они тщательно обходили стороной, — все это казалось принадлежностью какого-то иного мира.

Мунди сознательно уводил их влево, и Смайли сообразил, что так они минуют центр деревни, а значит, не попадутся на глаза никому из ее обитателей. После примерно двадцати минут ходьбы, когда они порой оказывались по колено в снегу, их путь пролег дальше вдоль приземистой каменной ограды, разделявшей два поля. В дальнем конце правого из них они заметили чуть проглядывавшее бледное мерцание света, настолько смутное, что Смайли даже сначала отвел глаза в сторону, а потом снова посмотрел в том же направлении, убеждаясь, что свечение ему не померещилось. Ригби остановился и жестом остановил своих спутников.

— Теперь за дело возьмусь я, — сказал он и добавил, повернувшись к Смайли: — Я был бы признателен, сэр, если бы вы некоторое время держались чуть поодаль. Если возникнут проблемы, никому не нужно, чтобы вы оказались в них замешаны, верно?

— Конечно.

— Тед Мунди, а ты следуй за мной.

И они пошли дальше вдоль ограды, пока не добрались до ступенек, по которым можно было перейти на другую сторону. Теперь церковь была видна вполне отчетливо — невысокая постройка, больше напоминавшая амбар, чем храм. В одном из маленьких, но все равно разделенных рамой на четыре части окошек горел неверный свет, словно пламя свечи внутри тоже колыхал ветер.

— Она там, — едва слышно прошептал Мунди, и они с Ригби пошли вперед, а Смайли держался на некотором расстоянии у них за спинами.

Они пересекли поле, ведомые Ригби. Церковь была уже совсем близко. К ставшему привычным завыванию бурана добавились новые звуки: скрип плохо пригнанной двери, шелест снега по крыше, свист ветра в отверстиях полуразрушенного здания. Полицейские, шедшие впереди Смайли, остановились уже практически в тени церковной стены и принялись перешептываться. Мунди бесшумно двинулся в сторону и скоро исчез за углом. Ригби выждал еще несколько секунд, а потом решительно шагнул к двери и толкнул ее.

Открылась она с трудом, издав при этом неприятно громкий скрип. Мгновение спустя Ригби уже оказался внутри. Смайли приготовился ждать снаружи, но внезапно все остальные ночные звуки перекрыл крик — визгливый, испуганный и резкий. При этом складывалось впечатление, что у него нет какого-то единого источника, словно ветер приносил его отовсюду, а потом вздымал к поднебесью. И у Смайли перед глазами сразу возникла Джейни, какой она предстала перед ним ранее этим вечером. В ее крике было столько же ужасающего безумия, сколько присутствовало его в бессмысленных речах. Он подождал, пока эхо вопля затихло, а потом робко и не без страха вошел в открытую дверь.

Две свечи и масляная лампа, стоявшие на просторном и почти пустом алтаре, освещали помещение маленькой церкви. Перед алтарем на одной из ступеней святилища сидела Джейн, тупо глядя на них. Ее невыразительное лицо покрывали зеленые и синие пятна, грязная одежда была утыкана еловыми ветками. Пол перед ней устилали трупики мелких грызунов и птиц.

Каменные церковные скамьи тоже «украшали» тушки различных мертвых животных, перемежаясь с пучками травы и листьев, которые она прежде назвала своими оберегами. Между свечами Джейн установила грубо связанный из двух палок крест. Отстранив Ригби, Смайли быстрым шагом миновал центральный проход церкви, обогнул сидевшую на ступени Джейн и замер только перед самым алтарем. Посмотрев на него внимательнее, он негромко окликнул Ригби.

Верхушки самодельного креста венчала, подобно диадеме, свернутая в три витка нитка зеленых бус.

Его разбудило эхо словно услышанного заново отчаянного крика. Ему хотелось поспать подольше, но часы показывали только половину восьмого утра. Он включил лампу на прикроватной тумбочке, потому что за окнами все еще было темно, и, жмурясь, оглядел свой номер. На спинке стула висели его брюки с насквозь промокшими от снега штанинами. Рядом с кроватью стояли ботинки — придется купить новые. А рядом на тумбочке лежали листки с заметками, которые он успел сделать глубокой ночью, прежде чем улегся спать. В основном это был восстановленный по памяти монолог Полоумной Джейни, произнесенный ею во время поездки обратно в Карн, поездки, которую он едва ли когда-нибудь забудет. Мунди сидел рядом с Джейн на заднем сиденье. Она разговаривала сама с собой, задавая вопросы совсем по-детски, а потом терпеливым тоном взрослого, для которого ответ очевиден, давала разъяснения.

Казалось, ее сознанием овладела одна мысль, превратившаяся в одержимость: она видела дьявола. Она видела, как он летит вместе с ветром, расправив за спиной серебристые крылья. Фантастическое воспоминание то забавляло ее, то наполняло осознанием собственной важности и красоты, а иногда вселяло ужас, она начинала плакать и умоляла его уйти. Тогда вмешивался Мунди, спокойным и доброжелательным голосом увещевая ее и стараясь успокоить. Смайли поражался: неужели у полицейского вошло в привычку терпеть подобные сцены, не обращать внимания на вонь, исходившую от грязных тряпок, заменявших этой женщине одежду и укутывавших покрытое язвами тело? Неужели ему не в тягость возня с безумной, которая цеплялась за него, кричала или рыдала в голос? Ведь с ночи убийства она жила, постоянно скрываясь от всех, находя себе пропитание среди остатков урожая в полях или в мусорных баках… Что делала она той ночью? Что на самом деле видела? Она ли убила Стеллу Роуд? А быть может, только стала свидетельницей, вообразив преступника в образе дьявола, летевшего в потоке ветра? Почему он представляется ей именно таким? Если Джейни не убивала Стеллу Роуд, то что напугало ее до такой степени, что она три долгие зимние ночи в ужасе зверьком металась по окрестным лесам? Или это дьявол, вселившийся в саму Джейни, направлял ее руку, когда она забивала до смерти Стеллу? Тот ли это дьявол, который улетел потом с ветром?

Но есть еще бусы, плащ и следы, которые оставила не она. Как быть с этим? Он лежал в постели, ломал голову, но не мог прийти к какому-то определенному выводу. А потом пришло время вставать: наступило утро похорон.

Когда он уже выбирался из постели, зазвонил телефон. Это был Ригби. Голос его звучал напряженно и взволнованно.

— Мне необходимо вас видеть, — сказал он. — Вы можете прийти ко мне?

— До или после похорон?

— Лучше бы до. Прямо сейчас. Получится?

— Буду у вас через десять минут.

Впервые за время их знакомства Ригби выглядел усталым и встревоженным.

— Это по подводу Полоумной Джейни, — объяснил он. — Шеф хочет, чтобы мы выдвинули против нее обвинение.

— В чем?

— В убийстве, — резко ответил Ригби и швырнул через стол тонкую папку с делом. — Старая дурочка оговорила себя… Это можно истолковать как признание.

Они сидели молча, пока Смайли читал более чем необычный протокол заявления. Он был подписан инициалами Полоумной Джейни — Дж. Л., — выведенными детским почерком крупными буквами. Констебль, снимавший показания, поначалу попытался сделать текст короче и понятнее, но к концу первой страницы понял тщету своих усилий. Смайли дошел до того места, которое можно было посчитать описанием убийства:

И тогда я говорила своей милой. Говорила ей: «Ты — плохая женщина, с дьяволом знаешься», — но она меня не слушала, понимаешь, и я на нее обозлилась, но ей было все равно. А я не могу терпеть, когда они ходят с дьяволом по ночам, и я сказала. Ей нужен был оберег, мистер, вот в чем вся штука. Вот правда. Я ей сказала, мистер, но она слышать не хотела. В этом были все слова Джейни, но она прогнала дьявола. То есть Джейни прогнала. И она должна мне спасибо сказать, моя милая, а ее бусы я взяла, для святых взяла, чтоб украшать церковь, а пальто — чтоб мне стало тепленько.