Он повернулся к Смайли.

— Она напомнила мне Моби Дика. Большого белого кита-людоеда.

— Ну, так что же? — нетерпеливо спросил Мендель.

— Я показал ей фото молодого дипломата по фамилии Мундт, которое взял в нашем архиве. И Элизабет сразу узнала в нем приятного мужчину, который приехал за нотами, оставленными в гардеробе Эльзой Феннан. Интересно, не правда ли?

— А как же?..

— Я заранее знаю, что хочет спросить наш молодой детектив. Тебе интересно, не опознал ли его и Джордж? Ответ положительный. Это тот самый негодяй, который пытался заманить его в собственную квартиру на Байуотер-стрит. Весьма мобильный человек, ничего не скажешь.

Мендель поехал в Митчам. Смайли смертельно устал. Снова шел дождь, похолодало. Смайли плотнее завернулся в пальто и, несмотря на усталость, с умиротворенным удовольствием смотрел на проплывавшие мимо оживленные улицы вечернего Лондона. Ему всегда нравилось путешествовать по земле. Даже сейчас, если бы он встал перед таким выбором, то предпочел бы пересечь всю Францию на поезде, но не сел бы в самолет. В его памяти все еще жила магия шумов ночных поездок по Европе, странная какофония переклички звуковых сигналов и голоса французов, нарушавшие его английские сны. Энн это тоже любила, и они вместе совершили две длительные поездки, пусть комфортабельными их условия назвать было трудно.

Когда они добрались до места, Смайли сразу же улегся в кровать, а Мендель заварил чай. Они выпили его в спальне, отведенной для Смайли.

— Что будем делать дальше? — спросил Мендель.

— Хочу съездить завтра в Уоллистон.

— Тебе нужно хотя бы еще день провести в постели. Зачем тебе туда?

— Повидаться с Эльзой Феннан.

— Одному опасно. Мне лучше поехать с тобой. Посижу в машине, пока ты будешь с ней беседовать. Она ведь иудейка?

Смайли кивнул.

— Мой отец был иудеем, — заметил Мендель. — Но не придавал этому никакого значения.

Она открыла дверь и какое-то время молча смотрела на него.

— Могли бы предупредить о своем приезде, — сказала она.

— Я подумал, что лучше этого не делать ради собственной безопасности.

— Не понимаю, о чем вы, — произнесла она после небольшой паузы.

Было видно, что ложь далась ей с огромным трудом.

— Могу я войти? — спросил Смайли. — У нас не так много времени.

Она выглядела постаревшей, утомленной и, похоже, не столь воинственно настроенной. Проведя его в гостиную, рассеянно указала на кресло.

Смайли предложил ей сигарету и закурил сам. Эльза Феннан встала у окна. Наблюдая за ней, замечая участившееся дыхание, лихорадочный блеск в глазах, он понял, что она почти утратила волю к сопротивлению.

А потому, когда он с ней заговорил, его голос звучал мягко и без признаков агрессии. Для Эльзы Феннан это был, вероятно, именно тот голос, который она так хотела услышать: успокаивающий, придающий сил, сострадательный, создающий иллюзию безопасности. Она медленно отошла от окна; правая рука, которой она держалась за раму, как бы нехотя скользнула вниз и потом упала вдоль тела в жесте, означавшем покорность судьбе. Эльза села напротив него, глядя с такой верой и надеждой, с какой возлюбленная могла бы смотреть на любовника.

— Вам, должно быть, сейчас очень одиноко, — сказал он. — Никому не под силу выдерживать одиночество вечно. Нужна смелость. А трудно быть храброй, когда рядом никого нет. Они не способны этого понять, верно? Им не ведомо, как это может быть сложно — все время чувствовать на себе грязь обмана и лжи, жить в изоляции от нормальных людей. Они считают, что вы способны держаться на том же топливе, которое поддерживает их самих, — на развевающихся флагах и бравурных патриотических маршах. Но вам нужно совсем другое топливо, когда вы остаетесь одна, не так ли? Вас вынуждают все время кого-то ненавидеть. А где взять на это силы, если то, что вы любите, так далеко от вас, настолько потеряло очертания, что перестало ощущаться родным?

Он сделал паузу. Скоро, подумал он, уже скоро ты сломаешься. И мысленно отчаянно молился, чтобы она приняла его, приняла предложенное утешение. Он снова посмотрел на нее. Да, скоро она сломается.

— Я сказал, что у нас мало времени. Вы поняли, что я имел в виду?

Она разглядывала сложенные на коленях руки. Смайли заметил темные корни ее осветленных волос и не мог понять, зачем ей вообще нужно было их осветлять. Она то ли в самом деле не расслышала вопроса, то ли сделала вид.

— Когда в то утро месяц назад я уехал от вас, то отправился домой в Лондон. А там уже ждал мужчина, который хотел меня убить. Той же ночью ему это почти удалось. Он ударил меня по голове три или четыре раза. Я только что вышел из больницы. Но мне еще повезло. Ведь существовал человек, у которого он брал напрокат машину. Не так давно речная полиция выловила его труп из Темзы. На нем не обнаружили следов насилия — он был просто накачан виски. Они не знали только одного — этот человек годами даже не приближался к реке. Но мы ведь имеем дело с очень опытным негодяем, не так ли? С профессионально обученным убийцей. И он стремится устранить всех, кто вступал в контакт с Сэмюэлом Феннаном. Или с его женой — не забудем и о ней. И есть еще та юная блондинка в репертуарном театре…

— Что вы такое говорите? — прошептала она. — В чем хотите меня убедить?

Смайли внезапно овладело желание причинить ей боль, окончательно сломать ее волю, избавиться от нее, как от врага. Слишком долго, пока он лежал в полнейшем бессилии, образ этой женщины преследовал его, представлялся некой силой — таинственной и потому страшной.

— В какие игры вы с ними играли? Вы двое? Неужели вы думали, что можно шутить с их могуществом, флиртовать с ними, ничем или почти ничем не рискуя и не жертвуя? Неужели вы считали себя в этом танце ведущим партнером, который может в любой момент остановиться? Что все под контролем у вас самих? Какие мечты вы лелеяли, миссис Феннан, не понимая, что им нет места в мире этих людей?

Она закрыла лицо ладонями, и он увидел, как слезы заструились между пальцами. Ее тело начало сотрясаться в рыданиях, а слова она выдавливала медленно, с усилием:

— Я… Я ни о чем не мечтала. Мечта была только у него. Да, и великая мечта… — Она продолжала плакать в горькой безысходности, а Смайли, чувствуя одновременно торжество победителя и стыд, ждал, чтобы она продолжила говорить. Но Эльза внезапно вздернула голову и посмотрела на него, не утирая все еще струившихся по щекам слез. — Посмотрите на меня, — сказала она. — Какие еще мечты могли у меня оставаться? Я мечтала о длинных золотистых локонах, но меня обрили наголо. Я мечтала иметь красивое тело, но его искалечили голодом. Мне довелось видеть, во что превращаются люди, так как же я могла верить в человеческое совершенство? И я твердила ему: не разрабатывай законов, не придумывай мифических идеалов, не выноси категорических суждений, и люди могут быть счастливы. Стоит дать им еще одну великую доктрину, вооружить грандиозной теорией, выдвинуть великий лозунг, и смертоносная игра начнется сызнова. Я не раз повторяла ему это. Мы говорили ночами напролет. Но нет, этот маленький мальчик вынашивал свою мечту, и если новый мир строился, Сэмюэл Феннан должен был стать его строителем. «Послушай, — говорила я ему. — Тебе дали все, что необходимо для жизни, — дом, деньги, вклад на будущее. Зачем же ты работаешь против них?» А он отвечал: «Я делаю это для их же блага. Я — их врач, и однажды они сами признают это». Он был ребенком, и им манипулировали, как ребенком, мистер Смайли.

Он не осмеливался вмешиваться, не пытался прерывать ее.

— Пять лет назад он познакомился с этим Дитером. В горнолыжном отеле рядом с Гармишем. Позже Фрайтаг сказал нам, что так и было запланировано — ведь Дитер не мог кататься из-за изуродованных болезнью ног. Тогда вообще все казалось нереальным. Фрайтаг было не настоящим именем. Эту кличку дал ему сам Сэмюэл Феннан — вспомнив Пятницу из «Робинзона Крузо». Дитеру это показалось настолько забавным, что Сэм никогда больше не обращался к ним иначе, как мистер Робинзон и Пятница. — Она прервалась и посмотрела на Смайли с чуть заметной улыбкой. — Извините, мой рассказ довольно бессвязен.