– Бдим?

Он смерил меня взглядом с головы до ног, подниматься не стал, я хоть и принц, но из чужой страны, к тому же вообще, ха-ха, консорт, уже все, даже слуги, знают.

– Еще как, – ответил он вяло. – Бдим, а как же…

– А как? – поинтересовался я.

– А никак, – ответил он почти нагло. – Что тут бдить?.. Все всегда спокойно.

– Говорят, – сказал я, – лорд Чедвик пробует передвинуть межу…

Он отмахнулся.

– Так передвигать можно двести лет, пока отсюда ее увидишь. Глупое занятие – торчать здесь. Но что поделаешь, за это платят.

Я посмотрел по сторонам, вид прекрасный. Замок хоть и не на горе, но во все стороны ровная, как обеденный стол, поверхность, видно далеко и четко, ветра нет, пыли подниматься пока вообще рано, воздух чист, как детское горе.

Он наблюдал за мной с ленивой насмешкой, а я всмотрелся в далекую искру света, странно подрагивающую, словно огонь в маяке, периодически перекрываемый заслонкой, чтобы привлечь внимание.

– Что это за?..

Он посмотрел в ту сторону.

– Что… а-а, вы видите? Будто огонек от далекого костра?

– Примерно, – ответил я, – только не оранжевый.

– Тогда это мандрагора, – ответил он уверенно. – У меня не такие острые глаза, но знаю, что там может светиться только она. Погодите, вот когда стемнеет, она будет не просто светиться…

Я посмотрел на небо, еще далеко и до полудня, солнце не скоро спрячется за темными с поджаренными краями облаками, чтобы эта самая мандрагора разгорелась во всю мощь.

– Надо бы посмотреть, – пробормотал я. – Время до вечера есть.

Он вздрогнул, быстро-быстро перекрестился, трижды сплюнул, и все в таком темпе, что я едва успевал видеть, что делает.

– Ваше Высочество! – сказал он патетически. – Вы хоть и консорт, но должны же понимать, что туда никто в здравом уме не сунется. Хотя насчет консортов, правда, не знаю. Мандрагора светится там, где согрешил Адам!.. А это самое проклятое место на земле!

– Ну уж и самое, – проговорил я. – Что за мания величия…

– Ваше Высочество, – заверил он, – народ не ошибается! Все так говорят.

– Много же этот Адам грешил, – сказал я с уважением. – Эта мандрагора где только не растет…

– А светится?

Я пожал плечами.

– Видел только днем. При ярком солнце.

– Значит, – сказал он с убеждением, – светится только наша.

– Что, – поинтересовался я, – здесь Адам как-то согрешил особенно?.. Хотя да, сперва очень тесно общался с Лилит, а также со всякими, гм… Хотя и потом, все-таки прожил девятьсот тридцать лет… Странно было бы ожидать, что все это время будет делить постель только с Евой, мы же унаследовали от него не только мозги, но и всякие там чувства?.. Да и после смерти Авеля он расстался с Евой на сто тридцать лет, все это время греб под себя все, что хоть как-то… В общем, я быстро. Туда и обратно. Только посмотрю.

Он вскрикнул в ужасе:

– На нее даже смотреть близко нельзя!.. А уж попытаться выдернуть из земли… Она так кричит, что всякий сходит с ума. Чтобы ее выдернуть, сперва затыкают уши смолой или воском, привязывают к ней черную собаку, а потом, волоча на длинной веревке перед собакой кусок мяса, понуждают ее тянуться за ним. Мандрагора выдергивается из земли, бедная собака издыхает, а у счастливца в руках оказывается этот волшебный корень…

– Что? – сказал я грозно. – Собака издыхает?.. Да я таких самих заставлю руками выкапывать!.. Нет уж, обойдемся без этого сгустителя астральной энергии или что там ему приписывают…

Он вскочил, зябко передернул плечами, но на глазах ожил, сказал быстро:

– Вы здесь гость, старый лорд велел вас оберегать и всячески угождать… ну, по мере сил, чтоб не чересчур.

– А чересчур, – спросил я, – это сколько?

– На наше усмотрение, – заверил он, – так что если пойдете смотреть на мандрагору, а то еще и выдергивать, то я, как покорный слуга герцога, пойду вас сопровождать!

Я сказал понимающе:

– Что, настолько обрыдло торчать, как петух на заборе?

– Еще как, – ответил он честно.

– Хорошо, – сказал я. – Пойдем. Не люблю сидеть без дела.

– А пировать? – спросил он.

Я отмахнулся.

– Это тоже не дело, а завершение дела. Пировать просто так… это позор. Пир должен быть только после победы!

Он послушно пошел следом, едва не наступая от усердия на пятки, хотя я спускался не так уж и важно, все равно никто не видит и не оценит.

– Тебя как зовут? – спросил я.

– Франк, Ваше Высочество.

– Иди вниз, – распорядился я, – и скажи во дворе, чтобы оседлали моего вороного и что-нить поплюгавее для тебя. А я пока поднимусь к себе, собаку надо взять.

Он ухмыльнулся.

– Это обязательно. Они жутко обижаются, если оставлять дома.

Бобик ринулся мне на шею, исцеловал, как-то почуял издали, что сейчас отправимся хотя бы в короткий поход, это же так интересно – видеть новые места!

– Даже кухню оставишь? – спросил я. – В самом деле преданный друг.

Он тяжело вздохнул, кухню оставлять всегда жалко, но что поделаешь, просторы зовут и кличут, нельзя не откликаться на их зов.

Когда мы вышли во двор, Франк уже помогал седлать, не доверяя конюхам, крепкого буланого коня, где только и присмотрел такого красавца, а мой Зайчик стоит смирно, даже не замечая испуганного и напряженного как струна конюха, что держит его повод и делает вид, что это он отважно вывел этого зверя из конюшни.

Франк, завидев нас, ухмыльнулся и, затянув подпругу, лихо поднялся в седло. Зайчик подставил бок, я прыгнул в седло, не коснувшись стремени, как не побахвалиться, когда вон в окно выглядывают две женские мордочки, а Франк разобрал повод и крикнул:

– Эй там, морды!.. Открыть ворота людям.

Бобик, показывая, что он тоже людь, первым проскочил в щель, не дожидаясь, пока распахнут во всю ширь.

Я крикнул предостерегающе:

– Бобик, не туда!.. Шателлен подождет, сперва во-о-он туда, видишь там искорку?.. Или для тебя не искорка, я ее тоже сейчас не вижу, но там растет мантикора… тьфу, мандрагора.

Он недослушал, ринулся в ту сторону. Мы проехали через ворота, Франк оглянулся и недовольно пробурчал:

– Не нравится мне наш священник.

– Чего?

– Мог бы благословить на дорогу…

– А как у него служанка? – спросил я.

– Хороша, – ответил он в удивлении. – А что?

– Королева Маргарита, – сказал я, – правительница Наварры, как-то сказала, что легче расторгнуть сотню браков, чем разлучить одного священника с его служанкой.

Он ухмыльнулся.

– Это точно!

– Мне он тоже не понравился, – сказал я. – Зануда, а не воин.

Он удивился:

– Священник должен быть воином?

– Царство Божье, – сказал я патетически, – нужно защищать, как любое другое царство.

Он покрутил головой, для него это сложновато, да я и сам не знаю, зачем сказал, вообще идея свернуть с прямого пути в Шателлен для пока не так и нужного разговора с королем Бурнандии кажется все более неуместной.

А завтра, когда дурь пройдет и жалость к юному барону Джильберту еще повыветрится, уже могу и совсем передумать делать этот пока что лишний крюк. Сейчас нужнее знать, какую позицию занимает Найтингейл, чтобы увереннее разговаривать с Барбароссой, а не поддаваться мелким человеческим слабостям, оправдывая их высокими словами.

Кони пошли напрямик, оставив дорогу далеко в стороне. Бобик понесся вперед, опять же каким-то образом сообразив, что нужно туда и никуда иначе, только по дороге все же ухитрился изловить здоровенного толстого барсука и принес его, отчаянно брыкающегося.

Я указал взглядом на Франка, Бобик сунул ему прямо на седло, Франк едва успел подхватить, как Бобик умчался.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.