Я позвонила мамуле и сказала, что к полудню домой не приду. Я решила дойти до «Квинс-отеля» и съесть там гамбургер в окружении едва знакомых мне людей с радиостанции. Но в четверть первого заявилась Альма:
– Не хочу, чтобы ты ела в одиночестве в такой день.
Так что мне пришлось идти в «Квинс-отель» вместе с ней.
Альма пыталась заставить меня вместо гамбургера съесть сэндвич с яйцом и выпить стакан молока вместо колы, утверждая, что мое пищеварение, наверное, в не лучшем состоянии, но я воспротивилась этому. Она дождалась, пока мы не взяли еду и не уселись за стол, а потом сообщила:
– Так вот, они приехали.
Минуту или две я соображала, кто эти «они».
– Когда?
– Вчера вечером, где-то к ужину. Как раз когда я ехала к тебе. Наверное, я могла бы их встретить.
– Кто тебе сказал?
– Ну, Бичеры живут рядом с Маккуарри, помнишь?
Миссис Бичер преподавала в четвертом классе, Альма – в третьем.
– Грейс их видела. Она тогда уже прочла газету, так что знала, кто это.
– Ну и какая она? – спросила я, преодолевая себя.
– По словам Грейс – далеко не девочка. Где-то его лет. А что я тебе говорила? Она точно подруга его сестры. И по части внешности призов не возьмет. Но ты не думай, она в порядке.
– Она крупная или мелкая? – не унималась я. – Блондинка, брюнетка?
– На ней была шляпа, так что Грейс не разглядела, но ей показалось, что скорее темноволосая. Крупная. Грейс сказала, что у нее корма, как у рояля. Наверное, при деньгах.
– Это Грейс сказала?
– Нет, это я. Просто предполагаю.
– Клэру нет необходимости жениться ради денег. У него у самого есть деньги.
– По нашим меркам – может, но он – другое дело.
Всю вторую половину дня я думала, что Клэр придет или хотя бы позвонит мне. И тогда я смогу спросить у него, что это такое он сделал. Мне в голову лезли самые безумные объяснения, которые он мог бы мне дать, вроде того, что эта бедная женщина больна раком и жить ей осталось всего шесть месяцев, а она страшно бедна (поломойка в мотеле, где он жил) и он решил скрасить ей остаток дней. Или что она шантажировала его зятя по поводу финансовой махинации, и Клэр женился на ней, чтобы заткнуть ей рот. Старушки, отдуваясь, вползали по лестнице в наш отдел, заготовив душещипательные истории о подарках внукам на день рождения. Все внуки и внучки Джубили, похоже, праздновали дни рождения именно в марте. Они все должны быть мне благодарны – не я ли внесла чуточку волнительного разнообразия в их обыденность? Даже Альма выглядела гораздо свежее, чем всю прошедшую зиму. Я ее не виню, думала я, но это правда. И кто знает, может, со мной произошло бы то же самое, если бы Дон Стоунхаус вдруг выполнил свои угрозы изнасиловать ее и отколошматить – это он так сказал, не я – до полусмерти. Я бы жалела ее и изо всех сил старалась ей помочь, но я бы, наверное, подумала, ну как это ни ужасно, но хоть что-то произошло за эту долгую зиму.
И речи быть не могло о том, чтобы прогулять ужин, дома мамуля уже накрывала на стол. Она ждала меня, приготовив хлебец с лососем, салат из капусты и морковки с изюмом, как я люблю, и фруктовый десерт «браун бетти». Но посреди ужина слезы вдруг потекли по мамулиным нарумяненным щекам.
– Мне кажется, уж если кто-то и должен здесь плакать, так это я, – сказала я ей. – Что такого ужасного случилось с тобой?
– Просто… просто я так привязалась к нему, – ответила она, – так привязалась. В моем возрасте не так уж много людей, прихода которых ждешь всю неделю.
– Что ж, мне жаль, – сказала я.
– Но стоит мужчине потерять уважение к девушке, он сразу от нее устает.
– О чем это ты, мамулечка?
– Даже если ты не знаешь, мне ли это рассказывать?
– Как тебе не стыдно, – сказала я и тоже заплакала. – Родной дочери сказать такое.
Надо же! Я ведь всегда считала, что она не знает. И конечно, у нее не Клэр виноват, она во всем винит меня!
– Нет, мне нечего стыдиться, только не мне, – продолжала она, всхлипывая. – Пусть я уже старуха, но я знаю: если мужчина теряет уважение к девушке, он на ней не женится.
– Будь это так, в городе вообще не было бы свадеб.
– Ты сама упустила свой шанс.
– А ты мне за все время ни словечка не сказала, пока он ходил сюда, а сейчас я и слушать не буду, – отрезала я и ушла наверх.
Она не пошла за мной. Я сидела и курила час, другой, третий… Я не стала раздеваться. Я слышала, как она тоже поднялась по лестнице, как легла спать. Я спустилась в гостиную и какое-то время глядела в экран телевизора, показывали несчастные случаи на дорогах. Я надела пальто и вышла из дому.
Есть у меня маленькая машина – Клэр подарил мне ее год назад на Рождество, малыш «моррис». На работу я на нем не ездила – работа в двух кварталах, глупо ехать туда на машине, хотя некоторые ездят, я даже знаю таких. Я пошла за дом и задним ходом выкатила машину из гаража. Я села за руль впервые с того воскресенья, когда мы с мамулей ездили в Таппертаун навестить тетю Кэй в доме престарелых. Летом я пользовалась машиной чаще.
Я посмотрела на часы и удивилась – двадцать минут первого. Меня слегка знобило, я чувствовала слабость от такого долгого сидения. Жаль, я не взяла у Альмы ее таблеток. Я решила сняться с места, но пока не придумала, куда именно поеду. Я колесила по улицам Джубили, на которых не было ни одной машины, кроме моей. В домах ни огонька, улицы черны, дворы бледны от залежавшегося снега. Мне казалось, что в каждом из этих домов обитают люди, которые знают что-то, мне неведомое. Люди, которые понимают, что произошло, и наверняка предвидели, что это случится, и только я одна ничего не знала.
Я выехала с Гроув-стрит, свернула на Минни-стрит и увидела его дом с торца. Там тоже не было света. Я обогнула дом и посмотрела с фасада. Интересно, им тоже приходится красться по лестнице наверх и врубать телевизор? Но женщина с кормой, как у рояля, на такое не пойдет. Не сомневаюсь, он сразу же привел ее в старухину комнату и сказал: «А это новая миссис Маккуарри», так оно и было.
Я припарковала машину и опустила стекло. А потом, не соображая, что творю, надавила на клаксон со всей силы и не отпускала, пока не устала рука.
Этот звук раскрепостил меня, теперь я могла кричать. И я крикнула:
– Эй, Клэр Маккуарри, я хочу поговорить с тобой!
Никто не ответил. И я заорала на его темный дом:
– Клэр, выходи!
Я снова нажала на клаксон, два, три – не знаю уж, сколько раз. В перерывах между сигналами я орала. Я будто наблюдала за собой со стороны, я была далеко-далеко, такая маленькая, стучала кулачком, и кричала, и сигналила, сигналила, куражилась, вытворяла все, что взбредет мне в голову. И это было так приятно! Я почти забыла, зачем это делаю. Я принялась ритмично сигналить, аккомпанируя своим воплям.
– Клэр, ты выйдешь, в конце концов? Стакан-лимон, Клэр Маккуарри, выйди вон!.. – кричала я, рыдая посреди улицы, и мне было плевать на все.
– Хелен, ты что, хочешь перебудить весь город? – спросил Бадди Шилдс, сунув голову в открытое окно.
Он ночной констебль, и раньше я учила его в воскресной школе.
– Это просто серенада для новобрачных, – сказала я, – а что такого?
– Я должен просить тебя прекратить этот шум.
– А мне не хочется прекращать.
– Ладно, Хелен, ты просто немного расстроена.
– Я зову его, зову, а он не выходит, – сказала я. – Я просто хочу, чтобы он вышел!
– Ну, будь паинькой и перестань сигналить.
– Я хочу, чтобы он вышел!
– Перестань, Хелен, больше не сигналь, ни звука больше.
– А ты заставишь его выйти?
– Хелен, я не могу заставить человека выйти из его собственного дома, если он не хочет.
– Я думала, ты представитель закона, Бадди Шилдс!
– Так и есть, но закон тоже не всесилен. Если ты хочешь с ним увидеться, почему бы тебе не прийти днем и не постучать в дверь тихо-мирно, как и положено приличной даме?
