В России два источника энергии: уголь и нефть. С углем сделать что-либо трудно, его копают во многих местах. С нефтью проще. Почти девяносто процентов добывается на одном пятачке — на Апшеронском полуострове, который отделен от остальной страны Кавказскими горами и морем. Нефтепродукты поступают всего по трем артериям: по Каспию кораблями, по суше железнодорожными составами и по керосинопроводу.

Железная дорога встала. Договориться с эсдеками-меньшевиками было непросто, но в конце концов пришли к общему знаменателю.

Эсеры, которые контролируют Каспийскую танкерную флотилию, поломались-поломались, но тоже согласились присоединиться к общему хору.

А нынче ночью произойдет иллюминация на бакинской Насосной станции. Огненная волна прокатится на восемьсот километров. Во многих местах выведет из строя железную дорогу, вдоль которой проложен трубопровод.

Товарищи в Донбассе и Сибири начнут всеобщую стачку угледобывающей промышленности. Шахтеры пока колеблются, им сейчас стали неплохо платить, но когда начнется всеобщая буза, возобладают пролетарская солидарность и неистребимый дух пугачевщины, присущий русскому народу.

Страна останется без нефти, мазута, машинных масел, а затем и без угля. Но важнее всего — останется без керосина. Встанут станки и транспорт — это еще ладно. Однако если в домах погаснет свет (а на восемьдесят восемь процентов освещение в России керосиновое), наступит эпоха Великой Тьмы.

На темных улицах городов вырастут баррикады. Их заполнят рабочие остановившихся заводов.

На темных просторах крестьянской страны вспыхнут помещичьи усадьбы.

В темных казармах зашевелятся разагитированные солдаты.

Военно-промышленной клике придется забыть об империалистической войне — кинутся спасать собственную шкуру. Но не спасут. Слон самодержавия, трехсотлетний одряхлевший исполин, не устоит на своих тумбообразных ножищах. Рухнет, издохнет.

И тогда всеобщая стачка прекратится. Свет воссияет вновь, озаряя бескрайнюю страну, наконец освободившуюся от рабства.

— Не зря операцию назвали «От тьмы к свету», — сказал Дятел собеседнику.

Черт не был бы чертом, если б в ответ не ввернул шпильку:

— Ты всю жизнь в подполье, в темноте. Сможешь ли ты жить на свету? Не ослепнешь? — В голосе Лукавого зазвучали вкрадчивые нотки. — Может, и о семье задумаешься? Тебе скоро сорок, молодость тю-тю. Скажи мне, человек-остров, а не превратиться ли тебе в полуостров, когда закончится борьба?

— Не подкатывайся, тварь! — свирепо оборвал искусителя Дятел. — Сначала нужно завалить Слона.

И подумал — даже от Черта тайком: когда свершится великое общее Дело, можно будет заняться личным счастьем. Насыпать перешеек к другому острову. А потом, глядишь, создать целый архипелаг.

После того как издохнет Слон, всё это станет возможно.

Фандорин подъехал к Насосной станции на извозчике. Был он в накладной бороде и очках, на голове — инженерская фуражка с околышем горного ведомства.

Предосторожность оказалась не излишней. Хотя уже стемнело, площадка перед воротами и пропускным пунктом была залита электрическим светом. Вокруг же не горело ни одного огонька: производственные корпуса, нефтяные вышки, резервуары, склады казались безжизненными. Забастовка превратила Черный Город в безлюдную пустыню.

Охраняли керосинопровод без дураков: шлагбаум с часовым, прожекторные вышки, вдоль стены — патрули, находившиеся в пределах видимости один от другого.

Эраст Петрович назвался караульному начальнику.

— Так точно, ваше превосходительство. Вас ожидают.

— Где у вас мусорная к-корзинка?

Он отодрал фальшивую растительность, очки сунул в карман. Поручик не удивился: был предупрежден, что действительный статский советник явится в камуфляже.

Перед выездом Эраст Петрович позвонил Сент-Эстефу. Сказал, что ночью на станции ожидается диверсия, но предпринимать ничего не нужно. Людей там достаточно, а контроперацию возглавит лично он, Фандорин. К господину директору было две просьбы: дать начальнику охраны нужные распоряжения и прислать форменную одежду.

— И всё? — нервно спросил Эммануил Карлович. — Вы шутите! Я немедленно еду на станцию.

— Ни в коем случае. Это насторожит д-диверсантов.

Сент-Эстеф вздохнул и смирился.

— С Богом! Я буду у аппарата.

Дежурный командир охранения капитан Васильев выполнил полученные по телефону инструкции в точности.

— Никаких изменений в обычном распорядке до прибытия вашего превосходительства не производилось. О диверсии знаю только я и мой помощник капитан Симонашвили. Известно ли, в чем именно состоит замысел преступников? Что это будет: штурм, подкоп, атака бомбистов?

— Не з-знаю. На какое время назначено нападение, тоже неизвестно. Поэтому не будем медлить. Проведите меня по территории, потом пойдем внутрь.

Осмотр выявил то, что и требовалось установить: здесь много небольших построек — подсобок, сарайчиков, будок, складских помещений. Если в расположение проникнет небольшая группа боевиков, спрятаться ей будет нетрудно.

«Как проникнет? А черт ее знает. Однако не собирается же Дятел в самом деле штурмовать объект, который охраняется целым батальоном жандармов, в лоб? Значит, придумал что-нибудь хитрое. Возможно, он и его люди уже где-то здесь. Ждут удобного момента или назначенного часа».

— Хорошо. П-покажите, где находятся уязвимые места станции.

— У нас тщательно продуманы меры противопожарной безопасности, — на ходу объяснял капитан. — Все покрыто толстым слоем невоспламеняемого лака. Трубы, по которым поступает с заводов керосин, снаружи огнеупорны. Единственная зона, где опасно любое возгорание и тем более взрыв, это насосный зал. Но вы сейчас увидите, как строго он охраняется.

Коридор, которым они шли, сделал поворот и вывел к двери. Над нею поблескивала странная металлическая дуга. Часовой с «маузером» на поясе отсалютовал начальнику и молча протянул руку.

Васильев стал расстегивать кобуру.

— Это техническая новинка, металлодетектор. Если кто-то пытается пронести внутрь металлический предмет весом более ста граммов, срабатывает сигнал тревоги. Поэтому огнестрельное оружие нужно сдавать. Даже мне. Мало ли что? Произойдет самопроизвольный выстрел, рикошет. Страшно вообразить. В насосном зале у охраны только короткие кинжалы в кожаных ножнах.

Оба сдали часовому пистолеты, капитан отстегнул шашку.

Пошли дальше — сверкающим, ослепительно белым проходом. Если б не всепроникающий резкий запах керосина, можно было бы подумать, что это сверхсовременная клиника или научная лаборатория.

С каждым шагом всё громче звучало мощное уханье, будто неподалеку шумно дышал запыхавшийся исполин.

— Здесь сердце всей керосиновой индустрии. К нему, как кровеносные сосуды, сходятся трубы от всех перерабатывающих заводов, — с чувством объяснял капитан, видимо, гордясь своей службой. — Мощный Ваттовский насос загоняет поступающий керосин в трубу и толкает жидкость так, что она несется со скоростью 10 метров в секунду. На следующей станции, которая в пятидесяти километрах керосин снова подкачивают. И так далее до самого Батума. За год отсюда уходит почти миллион тонн. Мы даем свет всей России и половине Европы!

Он открыл стальную дверь и перешел на крик — ритмичное уханье стало оглушительным.

В противоположном конце просторного зала поблескивал боками огромный чан высотой почти до потолка, то есть никак не короче десяти метров. По верхней части стен и просто по воздуху к резервуару тянулись трубы — по ним в насос поступал керосин.