– Не знаю, – ответил он. – Я всегда считал ее довольно красивой.

– Это так и есть, – согласилась она, одаривая его улыбкой. – Она красивая, Джеральд. Но тем не менее немного неуместная. А храмы, наверное, смотрятся здесь чуть претенциозно. – Она весело посмотрела на него. – Но они очень живописны, не могу не признать.

– Да, – сказал он, – мне всегда так казалось.

Про себя Присцилла весело подумала, что сэр Джеральд Стейплтон не отличается изысканным вкусом. Но это было не важно. Она его все равно любит. О, она очень нежно его любит!

Был только один короткий эпизод, ненадолго испортивший волшебство. Им встретилась компания посетителей, которые окликнули Джеральда, – и, мгновение поколебавшись, он подошел к ним поговорить, оставив ее стоять на лужайке, через которую они шли. Он вернулся к ней через минуту, не больше, и Присцилла отвела глаза, поймав на себе любопытствующие взгляды двух леди и чуть насмешливый – одного из джентльменов.

Это стало напоминанием о том, что ей не следует давать волю своим фантазиям. Она не гуляет по Кью-Гарденз со своим мужем. Она – его содержанка и потому не должны сталкиваться с его более респектабельными знакомыми.

По этому поводу не следовало огорчаться. Она и не стала огорчаться. Она не допустит, чтобы это происшествие испортило ей день. Она давно примирилась со своим нынешним положением.

– Они хотели убедиться, что я буду на обеде у лорда Херви, а потом поеду со всеми в театр, – объяснил Джеральд. – Я об этом почти забыл. Пора мне отвезти тебя домой, Присс. Ты видела достаточно?

– Да, достаточно, – ответила она, хотя на самом деле была готова ходить здесь еще многие часы, опираясь на его руку. – Ты был очень добр, привезя меня сюда, Джеральд. Я очень благодарна.

– Не стоит благодарности, – возразил он. – Будет только справедливо, Присс, если я буду тебя куда-то водить, когда смогу.

– Понимаю, – сказала она.

Вечером ей удалось вернуться к книге и сосредоточиться на сюжете. День был чудесным. Он привез ее домой, на пороге поцеловал ей руку, а потом снова вскочил в свою двуколку и уехал. Стоя на крыльце, она помахала ему на прощание, а Прендергаст стоял у нее за спиной и держал дверь открытой, словно был намерен предотвратить ее побег.

– Я несколько дней не смогу с тобой видеться, Присс, – сказал Джеральд при расставании. – Мое имя включили в список гостей, которых Мейджор-сы пригласили в свое поместье на день рождения дочери. С пятницы по понедельник. Один из этих длинных уик-эндов. Я увижусь с тобой, когда вернусь.

– Желаю тебе приятно провести время, Джеральд, – отозвалась она с теплой улыбкой. – Я уверена, что тебе будет там хорошо.

В ответ он только скорчил унылую гримасу.

Она была рада тому, что ему не хотелось ехать. Длинный уик-энд. С пятницы до понедельника, а сейчас был четверг. Это означало, что она не ждет его раньше вторника. Почти неделя… опять.

Но она сказала себе, что это не страшно. Она может почти неделю провести наверху. Почти неделю она сможет быть Присциллой Уэнтуорт.

Она подумала, как бы ей хотелось сходить в театр, и со вздохом открыла книгу. Хотя бы раз. Она не стала бы жадничать. Всего раз, когда будут давать какую-нибудь пьесу Шекспира. «Как вам это понравится», например, или «Венецианский купец».

Всего раз. С Джеральдом.

Она погрузилась в приключения Робинзона Крузо.

Джеральд вернулся в Лондон в понедельник вечером, довольно поздно. Он был в отвратительном настроении. Он сразу же отправился в клуб «Уайте», где был намерен напиться.

По какой-то совершенно непонятной ему причине Мейджорс решил, что его дочь годится на роль будущей леди Стейплтон. И, похоже, сама дочь очень рьяно взялась за осуществление этого плана.

Джеральд весь уик-энд намеренно не отходил от тетки мисс Мейджорс – и даже немного с ней флиртовал. Этой женщине было не меньше шестидесяти, так что легкий флирт казался ему безобидным. Вместо того чтобы пасть духом, ее брат и племянница решили, что сэр Джеральд уже пытается стать членом их семьи.

Его пригласили сопровождать их в Воксхолл и в оперу в ближайшие две недели. И что ему оставалось делать, когда приглашение было сделано лично и настолько неожиданно, что у него даже не было нескольких секунд, чтобы придумать убедительный повод для отказа? Он принял приглашение в оперу. Что касалось Воксхолла, то он смог только нахмуриться, устремить взгляд в пространство и заявить, что не уверен, что уже не обещался кому-то на этот вечер, хоть сейчас никак и не может вспомнить, кому было дано это обещание.

Опера! Да он ее терпеть не мог! Он ничего не имел против музыки. По правде говоря, он играл на фортепиано ради собственного удовольствия, когда жил в деревне, и когда-то, к его немалому смущению, даже услышал, что обладает некоторым талантом. Но оперу он ненавидел. Это были сплошные пронзительные сопрано, и трагические герои и героини весьма драматично умирали на сцене.

И Воксхолл! Если он весь вечер не будет проявлять бдительности, то опомниться не успеет, как эта девчонка затащит его в одну из самых темных и пустынных аллей. А на другом конце этой аллеи его будет поджидать ее папенька с радостной улыбкой.

Будь он проклят, если он такое допустит! Пока он жив, он не позволит, чтобы его окрутила какая-нибудь хитрая девица. Он обязательно объяснит, что на тот вечер уже дал кому-то обещание.

– Немного перебрали, а, Стейплтон? – жизнерадостно осведомился лорд Баркли вскоре после полуночи.

– Значит, я страшно медлителен, – мрачно ответствовал Джеральд. – К этому времени я рассчитывал перебрать серьезно, а не немного.

Он поднял руку, подзывая официанта.

– Неужели ваша новая пташка уже дала вам отставку, Стейплтон? – спросил кто-то еще.

Джеральд внимательно посмотрел на янтарную жидкость в рюмке, а потом выпил ее одним глотком. Это было еще одной причиной его мрачного настроения. Присс. Весь уик-энд он не мог избавиться от мыслей о ней. Каждую ночь он метался и ворочался в постели, желая ее. Он считал часы, когда сможет отправиться к ней вечером в понедельник.

Он представлял себе ее стоящей в центре гостиной, маленькую и изящную, приветственно протягивающую к нему руки. И лицо ее светилось от радости встречи с ним. Он представлял себе изящный изгиб ее спины, открывавшийся, когда он расстегивал ей платье, ее теплое и мягкое тело, гостеприимно принимающее его.

Проклятие! Ему не следовало этого делать. Ему надо было оставить ее там, где она была. Кит сама занялась бы тем мужчиной, который бил и унизил Присс. И потом, она ведь была всего лишь шлюхой, так что могла ожидать, что время от времени с ней будут обращаться грубо. Это его нисколько не касалось.

А в какую-то из ночей у Мейджорсов, когда он находился между сном и бодрствованием, образ Присс почему-то смешался с его воспоминаниями о матери. Теплая улыбка, которой светился ее взгляд, радостно открытые объятия – и ощущение, что ты нужен и тебе рады.

Его мать внезапно умерла, когда ему было восемь лет. Она просто исчезла из его детства. Его не позвали к ее смертному одру, не водили на похороны. И только спустя пять лет он неожиданно узнал, что на самом деле не было ни смертного одра, ни похорон. Его матери надоело жить с его отцом, и она отправилась к двум своим незамужним сестрам.

Она не взяла с собой своего маленького сына, не попрощалась с ним, не писала ему и даже не посылала каких-то подарков или других знаков своей любви. Это означало, что он тоже ей надоел, что она никогда его не любила и что все ее заявления о любви и демонстрация теплых чувств были всего лишь притворством.

И в лице Присс он тоже не видит искренней радости, как и в ее объятиях. Она прекрасная профессионалка: конечно, ее ведь обучила Кит, а Кит обычно называли лучшей! Присс была женщиной, которая зарабатывала себе на жизнь, хорошо выполняя свои обязанности.

Ему нельзя принимать иллюзию за реальность. Он решил, что не пойдет к ней. Вместо этого он пришел в клуб, чтобы напиться.