Дверь опять шевельнулась, за ней мелькнула незнакомая широкая физиономия, широкие плечи, и дверь опять стала на место.
Посторонний, этого ещё не хватало! Ирина возмущённо поспешила вслед за ним. В буфетной его не было, он стоял в кухне, заглядывая в шкафчик. Оказался высоким и крепким, но её так рассердила возможность из-за него опоздать на выступление тётки Евгении, что она строго спросила:
- Что вы тут делаете?
- Кыш, - сказал он, даже не поворачивая головы, и открыл другую дверцу.
- Уходите отсюда немедленно.
- Кыш, - повторил он.
- Посторонним здесь находится нельзя. Это служебные помещения.
- А я не посторонний на этом празднике жизни, - сказал он и наконец соизволил взглянуть на неё. Медленно заложил руки назад, под фалды какого-то немыслимого сюртука и покачнулся на ногах: с носка на каблук и назад. Затем кивнул и направился к ней вальяжной походкой. У Ирины вроде бы было время для отступления, но какое-то внутреннее чувство говорило ей, что он не даст ей это сделать, что его неторопливость притворная.
- Ну и что теперь? Чего мадам от меня хочет?
- Послушайте, гражданин, - сказала Ирина. - Идите отсюда и играйте в свои игры где-нибудь ещё!
Он уставился на неё, качая головой. Потом поднял правую ручищу с растопыренной пятерней, явно чтобы толкнуть Ирину в лицо:
- Ку-ку...
Проделал это быстро. Но ещё быстрее она качнулась в сторону и ногой ударила его в солнечное сплетение.
Он успел среагировать - начал улыбаться, его насмешила жалкая, как он думал, попытка "мадам" защититься. Но перед ним была бывшая балерина, которая до сих пор раза два в неделю стояла у балетного станка.
Наверняка он почувствовал то же самое, если бы его лягнула лошадь. Но упал не сразу. Согнулся, схватился за живот, как человек, у которого начались желудочные колики. Теперь его рукам было не до её лица. Постоял так несколько секунд, вытаращившись на неё и не двигаясь.
Затем, всё так же согнутый, упал набок.
А Ирина быстро вышла в холл, чтобы набрать номер охраны, которую им выделили на время праздника.
- Послушай... эй... дамочка... девушка...
Она обернулась. Нахал полз за ней на четвереньках, лицо его кривилось глупой улыбкой.
- Послушай, я... как это... извиняюсь. Прости меня, глупо вышло.
- Да неужели? - Ирина была настороже, субъект мог заговорить ей зубы, а потом стукнуть.
- Я не собирался тебя трогать, правда-правда. Вот чертовня. Просто не люблю, когда на меня повышают голос.
- Не нужно ходить в чужие помещения и кышкать.
- Я больше не буду.
- Как вы открыли дверь?
- А что, нельзя? Ключом открыл... правда-правда.
Ей вдруг стало смешно от этого его ребяческого "правда-правда". Но она всё ещё была настороже.
- У вас есть документы? Как вас зовут?
- Иван Евсеевич Кроков, - смиренно ответил он, сел на полу и достал из кармана брюк водительские права.
- Кто-о-о?!
- Иван. Евсеевич. Кроков, - покорно и внятно повторил он.
- Вы из Ключевого? Специалист по старинному французскому? - упавшим голосом спросила Ирина.
- Могу и старинный французский, но не сейчас... сейчас мне как-то не по себе. Вы не могли бы развести чайную ложку соды на стакан воды.
"Боже в небе, ну почему все эти специалисты сразу не представляются? Сначала Алексей, теперь этот... Иван Евсеевич. А вдруг не захочет переводить дневник?" - в отчаянии подумала Ирина.
22
Хотя она успела только к последним минутам выступления тётки Евгении, но была поражена чистотой и силой её голоса. Однако голос голосом, а в выборе песни, её постановке и аранжировке чувствовался настоящий профессионализм. Ирина поняла, что с этого дня будет относиться к занудству и сплетням тётки если и не более доброжелательно, то снисходительнее: как к заскокам примадонны провинциального театра.
А вот выдумка "идальго" и "мельника" насмешила её своим остроумием и незамысловатостью: Алексей просто-напросто прицепил себе торчащую метлой бороду. Теперь он мог притворяться даже исполнителем индонезийских напевов или песен африканского племени: движения его губ надежно терялись в густых зарослях волос. Ирина присоединилась к громким аплодисментам публики и помахала ему рукой.
И вообще она чувствовала себя весело и непринужденно после рюмочки вишнёвой наливки, выпитой у одного из прилавков. Храбрость во хмелю немногого стоит, но в роли королевской дочки не нужна была ясная голова, а после эпизода с Кроковым ей понадобилось вернуть уверенность в себе.
- Что случилось? - спросил Алексей.
Он уже успел избавиться от бороды, вытер грим и опять был занят не своей ролью, а проблемами Ирины. Ей же чертовски хотелось объяснить ещё кому-то злосчастный удар ногой.
- Конечно, Иван Евсеевич уже не раз бывал здесь и считался своим. Конечно, ему было разрешено ходить по всем помещениям дворца. Но это не повод нажимать мне на нос, как на кнопку звонка, и говорить "ку-ку"!
- Категорически не рыцарское поведение с благородной дамой, - ответил Алексей, и они дружно рассмеялись.
Да, Рощин действовал на неё лучше наливки: одновременно бодряще и успокаивающе. Он слегка подшучивал над артистами и зрителями, рассказал к месту пару анекдотов и всё время вел себя так, словно находиться рядом с Ириной было не обязанностью его, как вежливого мужчины, а непритворным желанием. Приятное чувство, в наше время не часто возникающее само по себе без долгих и старательных усилий женщины. И хотя в их возрасте решаться на что-то серьёзнее флирта, если они почти незнакомы, рискованно, но, подумала Ирина, не дуть же до конца жизни, то на молоко, то на воду, то...
- А как там зелёная тетрадка, не потерялась? - спросил Алексей.
- Что? Какая... Ну да, тетрадка... нет, при мне.
- Теперь у тебя два переводчика, и для верности можно сделать две копии и отдать каждому из них. Пусть переводят в удобное для себя время.
Отличная мысль, как и многое, что подсказывал ей этот мужчина! Более того, он даже вызвался сейчас же съездить в магазин возле заправки, где по его словам находилась ксерокопия.
- А у тебя есть права? Ты мне не говорил.
- Как-то к слову не пришлось. Ну что, согласна?
- Спрашиваешь! Очень хорошо ты придумал. Тётку Евгению я ещё могу периодически уговаривать переводить, но вот Иван Евсеевич на меня теперь имеет зуб, и вообще, сейчас он здесь, а через час опять исчезнет. Вот ключи и тетрадка, а вот деньги.
- Ты меня обижаешь, - отстранил Алексей её руку с банкнотой. - Я и сам заинтересовался. Очень, знаешь ли, таинственная история с этим Ксаверием и медведем.
- Ну хорошо, - кивнула Ирина, - только не забудь переодеться.
Алексей насмешливо подмигнул ей:
- Ни за что! А ты не скучай, развлекайся, сейчас, кажется, как раз будет спектакль из жизни старосветского высшего общества.
- Я помню, помню. Это единственный раз, когда я участвую в представлении. Я должна подойти к сцене, чтобы тётка Евгения сказала: "Это дочь короля, которому помогла микстура нашего кузена, которому он подарил табакерку с своим портретом".
- Ну, так будь королевской дочкой, веселись, а я сделаю копии: одна нога здесь, другая там.
Ирине вдруг стало заранее скучно без его добродушных насмешек, ненавязчивых комплиментов, постоянного и искреннего желания ей понравиться.
- Не спеши, будь осторожнее, я тебя буду ждать. Не только из-за копий.
И всё же она веселилась и танцевала. После "сцены с королевской дочкой" многие обратили на неё внимание. А она ведь была хорошей танцевальной партнершей. Каждый танец с ней оспаривали сразу несколько человек. Это было похоже на тот сон с драгоценностями... как раз перед приездом сюда. Настоящее и глупенькое ребячество, но как приятно, что ею восхищаются, что она пользуется успехом, что ей не нужно за что-то отвечать, что-то организовывать. Душа её отдыхает и поёт, а сама она плывет по течению, как тогда, на реке, в лодке с Алексеем.