Если Творец смилостивится и умрут лишь двое из четверых - пусть среди выживших будет Мирабелла!
Глава пятая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Ровно пятьдесят семь шагов - Элгэ считала против собственной воли. Под треск багровых факелов и отчаянные попытки почувствовать то, что впереди...
На пятьдесят восьмом девушка заметила слабый отблеск и резко загасила факел.
Октавиан отстал от сообщницы лишь на миг. В последней искре погибающего огня мелькнуло бледное лицо, закушенные губы. Предаст или нет?
- Они здесь, - беззвучно шепнула илладийка.
И диверсанты вновь заскользили вперед. Точнее - зашуршали, затопали стадом южных элефантов. Затрещали весенними медведями по бурелому.
Элгэ расшумелась так, что не услышит лишь безнадежно глухой столетний дед. А Октавиан ломится еще громче!
Тридцать пять торопливых шагов - и ни звука впереди.
А потом донеслось едва слышное пение. Юный Мальзери в темноте сжал запястье подруги - правое, со шпагой. Целый миг (в него уложились три дружных шага в почти кромешном мраке) юноша был под угрозой удара кинжалом. Прежде чем отпустил руку Элгэ. И девушка поняла, что ему просто не по себе.
Заунывный вой на незнакомом языке (точно ли незнакомом?) холодит кровь в жилах и ей. Что-то здесь определенно не так с этим языком. А еще - с этими подземельями и мертвым городом!
Но Октавиан - просто испугался или понимает перевод? Уже не спросить. Время утекло сквозь пальцы...
- Ничего, - беззвучно шепнула девушка, приблизив губы к уху друга. В конце концов, она - старшая и должна быть смелее. - Уже пришли.
Воистину, утешение из утешений!
Пение - всё громче. Как неотвратимые раскаты просыпающейся грозы. Гром уже есть, молнии - сейчас будут. Как и лесной пожар. Как раз посветлело. А вон и первый факел впереди...
Гроза - настоящая! - это хорошо. Это - не тысячелетняя толща холодного камня над твоей головой!
- Готовься! Сейчас!
Элгэ угадала верно. То ли, как змея, почуяла человечье тепло, то ли агнцы Творца подсказали. Вместе с голубями.
Из-за поворота девушка осторожно выглянула сама. Октавиану не доверила.
Стражи застыли шагах в пятнадцати от незваных гостей. Открытые кирасы - бей не хочу в шеи. Умеет ли Октавиан метать кинжалы? Плох тот сын мидантийца, что не умеет. Мальзери положено мастерски владеть кинжалом, стилетом, ядом, удавкой. Как илладийцу - шпагой и дагой. На то они - Мальзери и илладийцы.
Шорох рядом - Октавиан тоже оценил врага. А все предыдущие шуршания и шебуршания существовали лишь в воображении Элгэ. Ей себя и напарника слышно, врагам - нет.
Диверсанты нырнули обратно. Илладийка ткнула кинжалом в точку на стене, указав на себя, потом - правее. И - кивок в сторону Октавиана. Его подбородок согласно мотнулся вниз.
Какие отчаянные у парня глаза! Больные.
Убивал ли он прежде? Не только в спину, вообще?
- Это - враги, - беззвучно прошептала Элгэ.
Юноша вновь кивнул. С тем же выражением глаз.
Больше нет времени. Если не убивал - убьет сейчас.
Два согласных шага. К повороту - как к обрыву в омут. И как в танце. Она обещала научить Октавиана илладийским танцам. А теперь им больше не танцевать обоим. Никогда.
Два взгляда. Коршуны выбирают добычу. Короткий свистящий полет. Только бы Октавиан не промахнулся!
Неловкое, подрубленное падение двух тел. Тоже танец. Левое - раньше, правое - следом.
Быстрее!
Бесшумно или гремя не хуже закованных мертвецов, Элгэ и Октавиан ринулись вперед. Забрать у трупа оружие - не мародерство.
Пистолеты. Очень хорошо! Просто отлично. Удастся подороже продать жизни.
Кирасы и каменный пол встретились - отнюдь не шелестом осенней листвы. Но не слышно ничьих шагов, кроме собственных. Будто Элгэ и Октавиан здесь одни. Только они и пение.
Нет, не так. Они и речитатив - заглушающий всё и вся...
И еще - нечто просыпается в глубине давно мертвого города. Город умер, а тварь - жива. И очень голодна. Она слишком давно голодала, чтобы теперь удовлетвориться жалкой подачкой...
Девушка бешено встряхнула головой. Лучше не думать, чьи это мысли!
Творец милосердный и всемогущий, откуда Элгэ, дочь Алехандро Илладийского, знает всё это? И зачем ей такое знание?! Лучше бы его не было! Вместе с тварью, что столько веков безопасно продрыхла в толще древнего храма!
Творец милосердный, а вдруг ты тоже спишь? Только тебя не удастся разбудить?
"Если поймешь, что я - уже не я..."
Солнечный диск холодит кожу. Творец спит. Если он вообще существует. Могущественное Зло есть однозначно, но это еще не значит, что в противовес обязательно найдется и Добро...
И словно в ответ, камень под ногами дрогнул в первый раз. Что бы там, в глубине, ни было - оно пробудилось.
2
В особняке жирного мерзавца Гуго у Элгэ было время вспомнить всю жизнь, а здесь - нет. Коридор слишком короткий. Стрела летит - и то медленнее.
Обрыв коридора, за ним - новый виток. Последний. Об этом кричат и бешено колотящееся сердце (будто оно раньше молчало), и бьющее в уши мертвое пение. А особенно - четверо солдат в кирасах. Стража у входа.
А еще под ногами ворочается здоровенная, оголодавшая за века тварь. Хотя она-то как раз ни в чём не виновата. Только в том, что хочет жрать.
Полсотни шагов. Нас - двое, врагов - четверо. Элгэ не выстрелить с двух рук - пистолеты тяжелы, а женской силе есть предел. Точнее - выстрелить-то можно, а вот попасть в сердце или в голову...
Октавиан? Илладийка не спросила, насколько хорошо он стреляет с левой. И стреляет ли вообще.
Почему эти не замолчат? Почему до свихнутых кретинов не доходит, что их могильные завывания для подземной твари - как красная тряпка для быка?!
Быки, коррида, Илладэн... Вишневые сады и гранатовые рощи... Милосердный Творец, помоги убить тех, кто хочет, чтобы Диего больше никогда не увидел Илладэна!
- Элгэ, что будем делать?
Шепот еле уловим даже тебе самой. Значит - не вздрагивай. Стражам за углом не слышно точно.
А вот выстрелить и одновременно метнуть кинжал Элгэ не сумеет. На шум из-за поворота выскочат те, поющие. И наверняка они способны не только выть! У змей просто обязаны быть ядовитые жала...
И ладно еще, если за углом только певцы древних склепов и голодных тварей. А если в придачу десяток солдат?
А если здесь, в подземелье, их - сотни?! И они сейчас на шум со всех сторон...
А если небо обрушится на землю, а земля полетит в огненные тартарары, паникерша?
- Стреляем на счет три. Раз, два...
А уцелевшим - по кинжалу за ухо!
Дикий грохот, заложила уши отдача, бьет в нос острый запах, слезятся глаза. Горелый порох, дикий вопль впереди...
Кто попал - Элгэ, Октавиан или оба? Или...
Двое врагов - на полу. Один - неподвижен, второй корчится.
Двойка уцелевших вскидывает пистолеты. Медленно-медленно, как в сонном мареве... Элгэ с Октавианом тоже еле шевелятся - да что же это с руками?
Из-за спин шакалов выплывает некто в черном. С жезлом, или что там у него палкообразное в руке - орудие восточного боя?
Кинжалы летят во вражеские морды. Элгэ и Октавиан, пригибаясь, ныряют назад - за стену. Кажется, одновременно. Оба - со скоростью сонных мух на солнцепеке.
И могильная тишина. Только пуля свинцовым кинжалом срезала илладийке прядь лохматых волос. У самого виска. А вторая сбила со стены мелкий камешек на голову Октавиана.
Не продохнуть от горелой вони... Ничего, терпимо.
Живы! И даже не ранены.
Почему так тихо? Пули не свистят, враги не орут, и тела валятся абсолютно бесшумно. Как там, на площади...
Вернется слух? Должен.
За черной фигурой ворвалась вторая, третья, а за ними - оглушительный мир звуков. Лязга, воплей и стонов. Рева, топота и проклятий. На эвитанском.
