- Элгэ... - еще более тихий шепот.
Впереди - насколько хватает факелов - просто темный коридор. Выбитый в камне. Людьми или дикой природой?
Просто коридор. Но это еще не значит, что любой шорох не разнесется на всё подземелье.
Хорошо, что впереди проход не сужается. Потому как Элгэ не повернется спиной к Октавиану. Нельзя - если находишься севернее Илладии.
- Элгэ, это не тот коридор. Я видел другой вход...
Лжет или нет - уже неважно. Искать другой вход - поздно. А тот, кто помог его найти, заслуживает доверия не больше Октавиана. Но и не меньше.
- Я думаю, тем они больше не пользуются... - она вроде как шепчет. Или это врет ее тщеславие?
Зов накрыл разом, волной. Не дал расслышать ответ Октавиана.
Элгэ не сошла с ума. Тогда на ее отчаянный призыв к древним богам и в самом деле ответили. Боги или кто другой, их заменяющий, - неважно. Но то, что зовет сейчас, совершенно иной природы. Нечто дикое, первобытно-звериное, не терпящее отказа. Оно не говорит, как его умолкнувший предшественник. Только зовет, ждет и требует. И торопит.
Треск факела довел до сведения Элгэ: еще крепче сожми тонкую чадящую палку нежной девичьей рукой - и ветвь переломится. Оставит их лишь с факелом Октавиана.
Нечто, чем бы оно ни было, не только заполошно орет в уши, в голову и в остатки здравого рассудка. Еще и указывает дорогу. К тому, чью тень успел обрисовать первый пришедший на зов. Тот, кто еще говорил по-человечески ...
- Октавиан, нам туда, - прошептала Элгэ прямо в его встревоженные черные глаза. Горящие сейчас ярче обоих факелов. - Быстрее! Нас ждут.
3
Это - могила. Только там бывает столь черный мрак. И только там ты не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. А от стылой земли идет насквозь промораживающий холод. Мать сдержала слово - согрешившую дочь лорда Таррента похоронили заживо!
Эйда дернулась. Тут же ощутив разламывающую боль в затылке. И впившиеся в запястья веревки.
Связаны руки! Отчаянный крик рванулся из пересохшего горла. И застрял на полпути, остановленный плотной тканью. Повязка! А еще одна давит на лоб, переносицу и щеки! Или это мерещится, на лицо просто натянут саван, а сама Эйда - ослепла?! Ее спеленали и зарыли в могилу - задыхаться! Карлотта обещала закопать "глупую шлюху" вместе с ребенком... С "ублюдком" - так она говорила...
Мирабелла! Мирабелла!!! Что они сделали с девочкой?!
- Приступайте! - холодный, размеренный голос может принадлежать человеку из плоти и крови. А может - и потустороннему существу.
Но даже Бездна из Льда и Пламени и вечные муки для грешницы и прелюбодейки - это не медленное удушье в могиле и небытие!
Огненно-Ледяная Бездна - это не страшно. Она всего лишь означает, что ты не исчезнешь навсегда...
Эйда яростно дернула головой. И едва не потеряла сознание - от вспыхнувшей багровым огнем боли. Что сделали с ее дурной башкой? В заволокшей глаза тьме взбесившийся лесной пожар нещадно рвется от затылка к вискам! Сжигает все связные мысли...
Едва не соскользнув в беспамятство, девушка вновь ощутила под головой стылый холод.
Ледяной камень выстужен веками. И тянет жизнь из любого, кто дышит. Но он же и остужает пламя в затылке. И унимает боль...
Камень?
Осторожно, пытаясь вновь не лишиться чувств, лиаранка повернула пудовую голову набок. Теперь каменное ложе кажется почти зимним металлом. Когда-то, в Месяц Сердца Зимы семилетняя Эйда схватилась за железный крюк клети...
Стиснув зубы, девушка яростно терлась щекой об отполированный камень... алтаря.
Повязка наконец съехала. Одновременно с пронзившей разум догадкой. Это - не Бездна Льда и Пламени. Туда Эйде отправиться еще только предстоит...
И она не ослепла. Если только это не произойдет сейчас - от резанувшего глаза огня факелов...
Зачем факел так близко? И почему он тогда не согрел камень?
Эйда зло отвернулась. Отчаянно пытаясь разогнать багровую рябь в глазах.
Боль в голове накрыла осенней волной. Альварен не выпустит, он всё помнит и не прощает...
За что Эйду прощать? Да еще и какому-то озеру... Перед ним-то она в чём успела провиниться?!
Сквозь красноватый туман медленно проступает серая трещина. А когда треснула по швам жизнь Эйды - той проклятой весной или раньше?
Ветвится прореха в камне - как река с кучей протоков. Или змея со змеятами...
- Мама!..
Какая трещина? Ты - на алтаре! А кричит твой собственный ребенок!
Веревки вгрызлись в запястья, лодыжки... Зато слабеет онемение в руках - теперь их нещадно закололо.
Железо! Под руками опять клятое стылое железо - как тогда, в детстве. Только теперь их от него не оторвать - даже оставив в жертву примерзшую кожу!
Яростный багровый свет дико пляшет в глазах. Отдается нескончаемой болью в несчастной голове. Пляшет вместе с... комнатой. Кривляются факелы по краям. Фигуры в черных балахонах скачут вокруг каменного ложа... и распластанных на алтаре тел. Два - справа, одно - слева.
Боль не дает шевельнуть головой, а терять сознание - нельзя. Не успеешь очнуться.
- Мама!..
Во имя Творца и всех агнцев Его, во имя Темного со змеями, где Мирабелла?! Справа? Слева? Почему не понять?! Голос же слышен...
Чем Эйду тогда ударили? Цела ли вообще голова? Некогда об этом думать - пытайся ее приподнять. Давай! Представь, что ты - Ирия!..
Первым из пленников девушка узнала Диего. Первое тело справа. Буквально рукой дотянуться можно. Если руки свободны...
Мальчишка - связан, с наглухо перетянутым ртом. Но в сознании! Ему повязку сорвать не удалось. И жреца в черной хламиде, воздевшего над Диего нож, илладиец не видит. Но явно чувствует - ибо рвется из пут с бешенством дикого леопарда.
За Диего неподвижно простерт кто-то еще - головой к его ногам. Видно лишь светлые волосы и черную одежду. Да еще руки - тоже связанные над головой.
Девушка едва не зажмурилась - решила, что убийца ударит прямо сейчас. Но тот и не пошевелился. Пока.
Кого же привязали к Эйде?! И почему не видно чужих ног возле ее лица? Голову настолько не наклонить... они, наверное, сломали Эйде шею!
Лесной пожар обратился потусторонним пеклом, подземелье вновь завертелось морским смерчем... Но девушка уже увидела всё.
Да, ноги заметить трудно - потому что они коротки. Напротив глупой лиаранки привязан ребенок.
Что-то не так... Борясь с красными мошками в глазах, девушка поняла, что именно. Они завязали рот и глаза и Мирабелле. Это - бесчеловечно, дико, невозможно, это...
И как же тогда девочка звала на помощь?!
Ближайший черный жрец, нарушив оцепенение, резко обернулся к Эйде.
- Всё готово, - бесстрастно раздалось откуда-то сзади.
Туда уже не заглянуть при всём желании. Только еще отчаяннее захотелось оказаться как можно дальше - в охапку с дочерью! Да и прочих жертв прихватить.
Забиться бы сейчас под одеяло и молиться, молиться! Умолять о помощи и спасении кого-нибудь большого и сильного! Того, кто обязательно придет и спасет!
Отголоски детских страхов ожили. Говорят, дети чувствуют такое лучше взрослых. Дети и животные. Только им никто не верит. Эйде никогда не верили...
Жрец обернулся к ней - и она едва удержалась, чтобы не зажмуриться при виде кривого ножа. Конец!
Серп взлетел над головой... И остановился. Пустые рыбьи глаза уставились на Эйду. И ясно, почему...
Сейчас он вернет ей на глаза повязку.
Нет. Не обращая внимания, что жертва зряча, чернорясник затянул тягучее пение на неизвестном языке. И хор голосов подхватил мерзкий речитатив.
Что леденит кровь сильнее - древние, давно мертвые слова или нависший над шеей полумесяц? Кривая черная тень заслонила полпотолка... Перережут горло или вырвут сердце?!
Чтобы не видеть, Эйда вновь повернула пылающую голову набок. Другой черный истукан держит нож над Диего. Еще несколько полукругом бредут к алтарю. С факелами. И поют.
