Annotation

Мою родную страну уничтожили, семью вырезали, а меня отправили в гарем к Императору. Император - человек жестокий, своенравный, властный и кровожадный. Да и человек ли он вообще?.. НЕ ДО КОНЦА ВЫЧИЩЕН ТЕКСТ.

Денница Александра

Глава 1.

Глава 2.

Денница Александра

Гарем Императора Неживых

Глава 1.

Ког­да ты оби­жен -- бе­ги к род­не. Они по­могут и ус­по­ко­ят. Ког­да нет род­ни -- бе­ги к друзь­ям. Они по­могут и ус­по­ко­ят. Ког­да нет ни дру­зей, ни род­ни -- пос­мотри на се­бя. Воз­можно, все проб­ле­мы в те­бе.

По­чему-то я ни­ког­да не об­ра­щала вни­мания на лу­чики ран­не­го сол­нца. Они та­кие ра­дос­тные, ве­селые, спо­кой­ные и сво­бод­ные.

Сво­бод­ные...

Да­же у вер­ных слуг Сол­нца есть сво­бода, пусть и ог­ра­ничен­ная, но есть, а у ме­ня нет. Нет и ни­ког­да, на­вер­ное, не бу­дет.

Нес­коль­ко ме­сяцев на­зад я спо­кой­но жи­ла у се­бя в Амор­то­ке, в го­роде Гра­буре, на ок­ра­инах. Амор­ток до­воль­но-та­ки ма­лень­кая стра­на в Им­пе­рии. Кли­мат там су­ровый, по­это­му пла­тим Им­пе­рато­ру мы тем, что до­быва­ем раз­ные ру­ды и при­возим во вла­дения Им­пе­рато­ра ме­ха жи­вот­ных.

В Амор­то­ке поч­ти весь год идут то сне­га, то хо­лод­ные дож­ди. Вес­ти с та­кой стра­ной по­лити­чес­кие де­ла не­охо­та, а вот по­лити­чес­кие ин­три­ги -- азар­тно ин­те­рес­но.

В Им­пе­рию вхо­дит во­семь­де­сят три го­сударс­тва, че­тыр­надцать ко­ролевств и двад­цать три стра­ны, ра­нее быв­шие ко­лони­ями. Амор­ток сре­ди всех вы­шепе­речис­ленных имел са­мые ма­лые тер­ри­тории. Мы на­ходи­лись на гра­ни. И это еще при том, что Амор­ток не имел за­щиты ни од­но­го го­сударс­тва или ко­ролевс­тва. Рань­ше мои род­ные зем­ли бы­ли ко­лони­ями, а сей­час прос­то...прос­то Им­пе­ратор то ли за­был про нас, то ли ему бы­ло все рав­но.

Мой отец охот­ник. Был охот­ни­ком, вер­нее. Он учил ме­ня вы­живать в лю­бых ус­ло­ви­ях, ста­вить кап­ка­ны, ло­вить дичь и ори­ен­ти­ровать­ся в мес­тнос­ти по при­роде. Па­па за­пом­нился мне доб­рым муж­чи­ной, с мор­щи­нами и яр­ки­ми, жи­выми гла­зами. Пом­ню, что у не­го был не­боль­шой жи­вотик, что он лю­бил вы­пить пи­ва по суб­бо­там, что он сам го­товил се­бе еду из мя­са, еще и при­гова­ривал, что раз­де­лывать и жа­рить быв­шую жи­вотин­ку -- де­ло не жен­ское. Толь­ко по­чему-то ме­ня он все рав­но всем пре­лес­тям раз­делки жи­вот­но­го учил.

А еще у ме­ня был брат. Ри­он -- жиз­не­радос­тный, ум­ный и са­мый за­вид­ный же­них все­го Гра­бура. По ве­черам он иг­рал или на ви­олон­че­ли, или на гус­лях, или на ги­таре. Свет­ло­воло­сый, с пес­ча­ными гла­зами и хит­рой, как у ди­кой ли­сы, гла­зами. Он мертв. Я ви­дела его хо­лод­ный труп. До сих пор мне по но­чам снит­ся не­ес­тес­твен­но вы­вер­ну­тое те­ло, ра­на от пле­ча до бед­ра, нож по ру­ко­ять в груд­ной клет­ке и раз­рез от уха до уха.

Ему бы­ло все­го двад­цать че­тыре. У него была девушка, и они ждали детей.

Ма­ма умер­ла ра­но. Ско­рее все­го ей по­вез­ло, что она все­го это­го не ви­дела. Ее я пом­ню пло­хо, толь­ко раз­мы­тые об­ра­зы из да­леко­го детс­тва. Ос­тался толь­ко ме­даль­он с от­кры­ва­ющей­ся крыш­кой, под ко­торой ле­жат ее две ста­рые фо­тог­ра­фии. Од­но фо­то -- это она в сем­надцать лет в фи­оле­товом платье, вто­рое фо­то -- это я, Ри­он, па­па и она. Семья.

Умер­ла ма­ма, ког­да мне бы­ло во­семь лет.

Труп па­пы я не ви­дела. Да и не пе­ренес­ла бы я -- точ­но бы на­ложи­ла на се­бя ру­ки.

По ука­зу Им­пе­рато­ра Чер­ные всад­ни­ки втор­глись в Амор­ток. Всех де­вушек, де­тей и ра­ботос­по­соб­ных пе­реп­ра­вили в Се­несу, а там рас­пре­дели­ли ко­го ку­да: ко­го-то на шах­ты, ко­го-то в ин­терна­ты, ко­го-то по раз­ным го­родам на раз­ные ра­боты, ко­го-то в рабс­тво, ко­го-то в га­рем к Им­пе­рато­ру. Кон­крет­но ме­ня -- имен­но к Им­пе­рато­ру.

Пер­вые дни я пом­ню, как в ту­мане. Пла­кала мно­го, го­лова по­том бо­лела, еще в ле­чеб­ни­цу по­пала, по­тому что соз­на­ние по­теря­ла. По­том ме­ня мно­гие де­вуш­ки, то­же яв­ля­ющи­еся на­лож­ни­цами Им­пе­рато­ра, ме­ня нев­злю­били.

По боль­шей сте­пени в га­реме все бы­ли зла­тов­ла­сыми кра­сот­ка­ми. Я бы­ла чер­но­воло­сой, как лю­бая се­верян­ка из Амор­то­ка. А ме­ня нев­злю­били кон­крет­но и из-за внеш­ности, и из-за мо­его об­ра­за жиз­ни. С пер­вых дней ко мне в га­реме смот­ри­тель­ни­цы и ле­кари от­но­сились бо­лее луч­ше, чем к ос­таль­ным. Жа­лели, боль­ше да­вали еды в сто­ловой, де­лали поб­лажки. Мне бы­ло при­ят­но, но к жа­лос­ти я всё ра­но от­но­шусь не так хо­рошо, как ос­таль­ные. Жа­лость -- сла­бость.

Дво­рец Им­пе­рато­ра был не­воз­можно ог­ромным. Сем­надцать эта­жей, де­вять бло­ков, двад­цать ба­шен и еще не­боль­шие до­мики в ок­ру­ге для слуш. Еще бы­ло нес­коль­ко са­дов, рощ, рек и озер. Даль­ше рас­сти­лались ков­ры тем­но-зе­леных ле­сов, где бы­ло зап­ре­щено охо­тить­ся без ве­дома и доз­во­ления Им­пе­рато­ра.

Мы, на­лож­ни­цы, жи­ли бли­же к кор­пу­су Им­пе­рато­ра. На каж­дой де­вуш­ке на ле­вой ру­ке был на­дет ме­тал­ли­чес­кий брас­лет с выг­ра­виро­ван­ным дра­коном, а на кра­ях брас­ле­та бы­ли ка­емоч­ки раз­но­го цве­та.

Зо­лотой цвет -- это фа­ворит­ки Им­пе­рато­ра, у них бы­ли са­мые рос­кошные апар­та­мен­ты.

Крас­ный цвет -- это на­лож­ни­цы ран­гом по­ниже, у них не три ком­на­ты, как у лю­бимец Им­пе­рато­ра, а все­го лишь две, но то­же до­воль­но-та­ки кра­сивые.

Зе­леный цвет уже у на­лож­ниц с од­ной ком­на­той.

А с си­ним цве­том, как у ме­ня, на­лож­ни­цы жи­ли в под­ва­лах, где за­час­тую не бы­ло да­же окон. Это те, кто Им­пе­рато­ру не пон­ра­вил­ся, но вы­киды­вать жал­ко. Ну, или те, кто еще не по­бывал в ло­же у на­шего по­вели­теля.

Моя ком­на­та... моя тю­рем­ная ка­мера. Од­на жес­ткая кой­ка, не­боль­шой шкаф­чик с вы­дан­ной смот­ри­тель­ни­цами одеж­дой, стул и стол. В дру­гой ком­на­те ду­шевая ка­бин­ка и про­чие ту­алет­ные при­над­лежнос­ти.

Но в этих ком­на­тах мож­но бы­ло не чах­нуть весь день. Нам раз­ре­шали вы­ходить на вер­хние эта­жи, где есть биб­ли­оте­ки и ком­на­ты, где мож­но бы­ло за­нять­ся лю­бимым де­лом. Шить, вы­шивать и го­товить я нор­маль­но не уме­ла, а на ули­цу с лу­ком и ме­чом ме­ня уж точ­но не пус­тят.

Я с детс­тва кра­сиво ри­сова­ла ка­рика­туры жи­вот­ных и ма­лень­кие кар­тинки. Па­па учил. По­это­му и вып­ро­сила у смот­ри­тель­ни­цы Ин­ги­нес­сы хол­сты, крас­ки и ка­ран­да­ши. На­рисо­вала я за ночь трех бе­лочек на вет­ке ду­ба. Кра­сиво выш­ло, жал­ко толь­ко, что пло­хо вид­но в све­те, от­да­ва­емым от све­чек и ке­роси­новой лам­пы. По­дари­ла этих бе­лочек как раз Ин­ги­нес­се. Столь­ко бла­годар­ности и теп­ла от чу­жого че­лове­ка я еще ни ра­зу в жиз­ни не ви­дела.

Вро­де бы вче­ра бы­ла сво­бод­ной пташ­кой в род­ных кра­ях, а се­год­ня я в сталь­ной клет­ке с ви­ти­ева­тыми зо­лоты­ми узо­рами.

Быс­тро, од­на­ко, ме­ня­ет­ся жизнь.

Ка­дынь­ям мож­но бы­ло вы­ходить в сад. Даль­ше са­да -- ни­куда.

Ка­дынья... это оз­на­ча­ет и лю­бов­ни­цу, и же­ну, и прис­лужни­цу, и на­лож­ни­цу. Этот тер­мин я вы­чита­ла дав­но в ста­рой и по­тер­той со вре­менем книж­кой ма­тери. Тог­да мне это сло­во в го­лову очень силь­но вре­залось.

Я все на­де­ялась, что ме­ня не вы­зовут к Им­пе­рато­ру на ночь. По рас­ска­зам не­кото­рых де­вушек Им­пе­ратор был в пос­те­ли жес­то­ким, на неж­ность не пред­распо­ложен. И воз­вра­щались от­ту­да, пусть и с ра­дос­тны­ми улыб­ка­ми на ли­це, но с шра­мами и крас­ны­ми по­лоса­ми на спи­не.