- Все будет хорошо, малыш, все будет хорошо, - нашептывала Анни притихшему Давиду-

В лифте в офис доктора Рик смотрел на безжизненного сына, дремлющего на плече Анни, и паника охватила его. Что случилось? Что, если это серьезная ползучая болезнь, которая будет продолжаться всю жизнь? Всю жизнь ходить с ним по докторам и специалистам. Что, если он постоянно будет болен? Нет! Не может того быть! Это пройдет! -

Высокая, темноволосая, голубоглазая доктор Ли Солвей взяла Давида на руки и осторожно раздела его. Она мгновенно определила, кто есть кто, и поняла, что вопросы надо задавать Анни о распорядке дня ребенка, его привычках и питании. Анни отвечала со знанием дела. Рик, нервничая, наблюдал, как доктор осматривает, пальпирует ребенка, а тот лежит пассивно и очень уж тихо.

- Заметно было, что он с меньшим усилием сосал бутылочку?

- Думаю, да. Но я решила, он просто не голоден.

- Вы даете ему твердую пищу?

-Да. Доктор Уэйл разрешил ему рисовую кашу в прошлом месяце.

- На воде?

- На смеси.

- Вы даете ему только то, что рекомендовал доктор Уэйл?

- Конечно. И Кора тоже. Женщина, которая меня подменяет, когда у меня выходной.

- То есть никто из вас не давал ребенку мед? - правой рукой доктор держала крошечное тело Давида и повернулась взглянуть на Анни.

- Нет, мэм.

Рик встал. Он вполуха слушал вопросы доктора, но слово "мед" застало его врасплох, и он примерз к месту.

- Что плохого в меде? Я давал ему мед на прошлой неделе чуть-чуть на кольце.

Доктор взглянула на Рика:

- То, что сейчас с ним происходит, боюсь, вызвано медом. Его немедленно надо положить в Детский Госпиталь, надеюсь, запор у него не такой сильный, что мне не удастся взять анализ. Думаю, у него детский ботулизм. Запор и потеря мускульной силы.

- От меда?

- Организмы ботулизма изолируются в меде, которым кормят новорожденных, и они от этого могут заболеть. Дети до года очень восприимчивы. Не хочу вас пугать, но сейчас появилась догадка, что невыявленные случаи детского ботулизма являются причиной внезапной детской смертности. У него дыхание очень поверхностное. Я вызываю скорую.

В ушах Рика зазвенело. Не может быть! Доктор ушла в офис. Анни одевала Давида, который слабо хныкал. Рик слышал, как доктор просила скорую подъехать к медицинскому зданию.

Мед. Понимание, зачем он дал ребенку мед, было как пощечина. Чтобы трахаться. Заставить сына замолкнуть, чтобы на полу его комнаты трахнуть девицу, появившуюся в дверях и скинувшую платье. "Бог мой! Мой сын умирает, чтобы наказать меня за то, что я самое низкое, отвратительное существо на земле. Пожалуйста, не дай страдать этому ребенку из-за моего тщеславия, моей похоти, моей слабости.

Ослепленный, подавленный своей виной, раздираемый ужасом, он сел в скорую с Анни, Давидом и доктором, и пока машина выезжала на улицу, сидел, закрыв лицо руками от стыд а и отчаяния.

24

Время шло, и недобрые чувства Элейн проходили. Просыпаться и знать, что в соседней комнате сопит ребенок, придавало каждому утру радость Рождества. Запах детской пудры, заполонивший детскую, шелковистость чудесных волос Роуз, нежная, мягкая складочка под ее подбородком приводили Элейн в восторг. Она поднимала мягкий, теплый комочек из кроватки и нежно клала его рядом с Митчем в их большую кровать. Во сне он тянулся и начинал ласкать ножку дочери. И счастье заливало Элейн.

Ее семья. Наконец-то. Она не допустит, чтобы ее неуверенность отравляла ее радость. Даже те первые месяцы, когда ночи напролет она ходила по квартире с шелушащимся лицом дочери, были счастьем. А когда Митч держал свою крошечную дочуру на руках, он преображался. Исчезало давление дня, озабоченность на лице. Он казался таким свободным от забот и в мире с самим собой, когда держал Роуз и кормил, сидя в кресле-качалке. Иногда они вместе засыпали: сначала она, а потом за ней - он.

Радость, восторг и восхищение каждым поворотом развития девчушки еще больше сближали Митча и Элейн. Она звонила в магазин и докладывала об успехе каждого кормления, каждого грамма набранного весами Митч благоговейно выслушивал все.

- Подожди, бэби, - сказал он как-то днем, и она услышала, как он отключился.

Наверное, он перезвонит сейчас из бокового офиса, чтобы свободнее с нею говорить.

- Послушай, - возобновил он разговор, - на следующую неделю я пригласил сестер и их семьи на обед.

Элейн молчала. Она знала, что между ним и сестрами появилась натянутость. Знала, что с тех пор как она вошла в его жизнь, он и сестры отдалились. Иногда ей казалось, что причина этой бреши в том, что у них с Митчем нет детей.

- Может, сейчас, когда у нас тоже есть ребенок, все наладится, - Митч вслух высказал мысли Элейн.

- Может.

- Хей, знаешь, что обычно говорила мама, когда у меня была стычка с одной из них.

- Ты уже говорил мне, - откликнулась Элейн. - Она всегда говорила: "Кровь гуще воды".

- Иногда они упрямы и глупы как и их мужья, но правда в том, что кроме тебя и моей крохи, они - все, что у меня есть в этой жизни. Я должен сделать усилие. Ты не против, если они с мужьями и детьми придут на обед в эту субботу?

- Конечно, милый. Ты же знаешь, я без ума от их детей. И они будут в восторге от своей новой кузины.

- Люблю тебя, Элейн. Такой, как ты в мире больше нет, - выдохнул Митч и повесил трубку.

Элейн потянулась за бумагой и карандашом, чтобы сделать лист необходимых покупок к следующей субботе, когда что-то заставило ее замереть. Может, сантимент, только что выраженный Митчем. Как он это сказал, сказал как-то неуклюже, будто когда он произносил эти слова, кто-то вошел в офис. Голос показался ей натянутым.

Идиотка. Она измотана бессонными ночами, и везде ей видится подвох. На днях нагрубила Карин. На славную Карин, мягкую, такую безобидную, что однажды, обнаружив в дамском туалете паука, она загнала его в бумажный стаканчик, а потом выпустила на улице, но не убила!

- Я очень рада за тебя, - тогда сказала ей Карин, - что эта женщина не напоминает о себе. Всегда боялась, что однажды она заявится и потребует ребенка назад.

Элейн уставилась на нее.

- Никогда ничего такого не приходит в голову ни мне, ни Митчу. Лучше займись своими делами, договорились?

Карин несколько раз в тот день извинялась перед ней.

Элейн сделает все, что в силах, чтобы быть милой с семьей Митча в субботу за обедом.

Ей придется. Кроме ее мамы, три сестры де Нардо и их семьи - единственная семья для Роуз.

А Роуз как и сама Элейн", будет единственным ребенком, и потому, какая бы ни была цена за эти отношения - они того стоят.

Митч любил, надев передник, колдовать над гамбургерами, снова и снова переворачивая их, пока не доводил до совершенства. Дети гонялись друг за дружкой в крошечном садике за скользящими дверьми, и Элейн подумала, как же будет чудесно, когда они с Митчем найдут дом с большим двором. Вот тогда дети смогут играть там в игры, а Роуз Маргарет к тому времени будет уже большая и станет играть вместе с ними.

- Знаешь, что? - заметил Ханк, муж Бетси, внимательно разглядывая свою новую родственницу, - самое странное, она нисколько не похожа на Митча, но очень похожа на Элейн. Забавно. Очень забавно.-

Исключая моменты, когда им приходилось разнимать подравшихся детей, Кити и Мари- Каталина держались вместе, баюкая в руках бокалы белого вина, которые подала им Элейн.

Они не включали ее в свой разговор, пока она с Роуз на плече не подошла к ним.

- Хорошо она спит? Митч говорил, что она плохо спала, - спросила Кити.

Ни к чему не обязывающий разговор о детях. Элейн понимала это, но была благодарна, что хоть что-то было адресовано ей.

- Еще нет, - ответила она, - ночью просыпается один-два раза. Сколько было вашим, когда они стали соблюдать часы? - она надеялась, что спросив совета, она перекинет мостик, и отношения потеплеют.

- Наверное, лет девять, - Мари-Каталина ответила, шутя. - Клянусь, мой Крисси все еще просыпается в 3-4 часа утра. Но некоторые дети уже с 6-ти месяцев спят всю ночь, - добавила она.