– Сдвоенная алгебра – да.
– Ну, стало быть, тогда тебя с них отпускаю – заявил Николай Петрович, – Иди.
Старшеклассник искренне удивился:
– Да зачем, Николай Пе…
– Иди-иди! – настаивал директор и Сашин учитель математики по совместительству, – За целый год ни одного урока не пропустил – надоел уже! Надо же делать хоть иногда исключение. Только домашнее задание сдай – и чеши отсюда. Давай-давай, топай, Киселёв!
Недолго думая, Саша отдал ему свою домашнюю работу и попрощавшись, удивлённо пошёл в гардероб. Да уж – такого поворота его жизнь давно не делала. Если и был человек, который выходит на улицу только для того, чтобы пойти в школу, ну или на самый крайний случай – в магазин, то это был Киселёв Александр. С тех пор, как появилась Стена, жизнь Саши практически не менялась вот уже как почти полтора года. А тут – на тебе: директор подбивает на прогул! Та, что не желала его больше видеть и знать, неожиданно объявилась в совершенно чужой стране! «А я точно ещё в своей Вселенной?» – полушутливо-полусерьёзно подумал двенадцатиклассник. Хотя если по-честному, шутить сейчас было не то время, да и не то место: под звонкую трель школьного звонка Александр скорее набросил на плечи куртку, нацепил рюкзак и молча вышел из школы.
Выбравшись из-за ограждения через узкую дыру в заборе, Саша поспешил в сторону улицы Горького – там, на пересечении с Сакко и Ванцетти его ждала самая странная, и наверное, самая невозможная встреча в его жизни. В голове всё ещё стояло стойкое непонимание: для чего? Именно тогда, когда он почти забыл о ней, снова напоминать о себе. Эта рыжая ведьма – что ей от него надо? Почему именно он – тот, кто совершенно точно не захочет её видеть? После двух с лишним лет отсутствия – стоит ли вообще заново вспоминать то, что уже не вернёшь? Вопросы в голове её бывшего ухажёра плодили друг друга, как кролики и Саша только и делал, что разбирался в них, на ответы же попросту не было времени. До назначенной встречи у Стены уже оставалось немногим больше тридцати минут, а ему ещё надо было пройти через весь проспект Кирова. Напряжённо думая, а скорее – бессмысленно гадая, чего ожидать от Настасьи, громко хлюпая сапогами по тротуарной плитке, Саша почти бегом пересёк улицу Чапаева.
Яркое полуденное солнце на иссиня-голубом небосводе вовсю слепило глаза, обжигая своими горячими лучами правую сторону лица двигающегося в сторону Горького школьника. Стайками оккупировавшие чёрные нити проводов, над проспектом о чём-то своём бойко щебетали воробьи. Свежий, не тронутый выхлопами машин ветер приятно освежал мысли, заставляя на некоторое время забыть о цели пешего похода. На окраине пока ещё абсолютно голые, здесь посаженные год назад вместо старых молодые деревца как раз успели дать первые нежно-зелёные листочки – центральные кварталы Северного Саратова уже впустили к себе в гости весну. Сверкающий билбордами, неоновыми вывесками, «саратовский Арбат» был так похож на какое-нибудь Пятое Авеню на Манхеттене: чистенький, без единого пятнышка грязи или снега проспект увлекал за собой, приглашал пройти дальше вглубь. Не по-буднему праздничная и яркая, пешеходная улица как могла привлекала к себе взгляды немногих гуляющих здесь в будний день горожан.
Одновременно с тем глаза резали никем не тронутые, ни от кого не скрытые, наоборот, как бы выставляемые напоказ незаживающие раны, оставленные штурмом города двухлетней давности: почти каждый дом где-нибудь да ощутил на себе огневую мощь войск американцев – точно изъеденное короедом гнилое дерево, местами штукатурка попросту зияла дырами 223-го НАТО-вского калибра. Большая часть когда-то жилых квартир давно опустела: заколоченные фанерой окна – выеденное яйцо, тонкая белая скорлупка без какого-либо содержимого. Каждый третий дом не имел жильцов вовсе. Здание аптеки на пересечении с Вольской было почти разрушено – из четырёх этажей только один и остался. Практически сокрушив центральный, Фрунзенский район Северного Саратова, «Кровавая весна» оставила после себя стойкое ощущение того, что ходишь по самому настоящему Сталинграду. Такой контраст жизни и смерти на одной улице создавал впечатление города-призрака, не так давно оставленного цивилизацией, и если не знать, что это самое ядро административного центра почти на миллион душ, было бы очень сложно с этим поспорить.
Погрузившись в свои унылые размышления, Саша дошёл до улицы Горького и, даже не оглядевшись по сторонам, свернул направо и вышел прямо на середину проезжей части. По этой дороге, в этом направлении уже давно никто не ездит: просто некуда – впереди улица упирается прямо в Стену. Людям только и остаётся, что использовать опустевшую от пробок улочку как парковку – слева и справа практически впритык к домам на тротуаре стройными рядами стояли автомобили. Сухой, потрескавшийся от времени и взрывов снарядов асфальт оставлял на душе ощущение пустыни. То слева, то справа, следы ударов авиации НАТО всё чаще попадались на глаза. По мере приближения к Стене число обитаемых, «живых» квартир становилось всё меньше и меньше – опасность границы отпугивала, давя на подсознание. Приближаясь к разделившей некогда единый город черте, Саша сильно занервничал: что ему там делать? Не зря ли он вообще туда идёт? Может, стоит, пока не поздно, повернуть назад?
Но пройдя мимо улицы имени Железного Феликса, двенадцатиклассник поднял голову и устремил свой взгляд строго вперёд. Там щурящиеся от яркого солнца карие глаза узрели, наверное, самое необычное для местного человека зрелище: здесь, на пересечении Горького с Сакко и Ванцетти, Стена, разделившая Саратов на две половины, уже не выглядела такой устрашающей. Ни контрольно-следовой полосы, ни сетки под напряжением, сигнализации, снайперов – только голый серый бетон, за которым другой город и другая страна. Отсюда, прямо за оградой уже можно было разглядеть эти странные, из ниоткуда возникшие на месте старых двух – или трёхэтажные, разукрашенные в оранжевые, фиолетовые, голубые и прочие цвета радуги дома – Южный Саратов, перешедший по итогам перемирия Колонии, точно назойливая моль, шутоподобно играл своими красками перед лицами жителей Севера. Всякий, кто хоть раз бывал здесь до войны, сразу замечал: этих зданий на южной стороне улицы прежде никогда не было – почти подчистую разрушенный ударами НАТОвских сил, город по ту сторону границы возродился из пепла ещё до строительства Стены. Северянам оставалось только диву даваться: как они это сделали? Откуда у них такие силы и средства, что теперь тот Саратов выглядит даже лучше, чем его северный сосед? Это казалось невероятным: там, за Стеной, теперь всё совсем иначе – по сути, от прежнего Саратова в южной части осталось только название. И пусть здешние политики все в один голос твердят, что перед ними «ярчайший образец пропаганды проамериканского правительства Азовщины – потёмкинская деревня», что чуть дальше от границы вовсю процветают хаос, нищета и разруха, что людей, бывших граждан России, оказавшихся там, вовсю притесняют, факт оставался фактом – другое государство позаботилось о внешнем виде своей части города. В отличие от его северной территории.
Уже подходя к Стене, Саша увидел, как к какому-то маленькому, наподобие театральной кассы киоску тянется длинная, почти на всю длину Сакко и Ванцетти очередь – все эти люди стремились назначить встречу хотя бы на сегодня. Переговорная улица, «Окно в Америку», квартал самоубийц – кто как называет это место. И если первые два названия ещё понятны обывателю, то последнее имело, как бы грубо это ни звучало, самый что ни на есть сакральный смысл. Каждый раз, приходя сюда на встречу, люди оставляли здесь частичку себя: знать, что там, за толстым слоем бетона, ещё есть кто-то, кто тебе дорог, но ни уйти, ни уехать туда, и уж тем более – забрать его оттуда ты уже никогда не сможешь, было страшнейшим из испытаний для саратовцев. Почти круглые сутки по обе стороны от Стены сюда выстраивалась такая километровая очередь: люди со всех концов разделённых границей городов стремились назначить сыну, дочери, брату, свату, другу, куму или просто какому-нибудь знакомому встречу здесь, у «окна». Пускай всего на пять минут, пусть их будет разделять толстое пуленепробиваемое стекло, а потом они не смогут видеть и слышать друг друга ещё целый месяц, они встретятся – расскажут друг другу, что у них там происходит, узнают, что было хорошего и плохого, как течёт жизнь по обе стороны Стены. Немыслимая, непостижимая разуму ценность для тех, кто не живёт в Саратове – городе, бесстыдно разделённом на Северный и Южный.
