-- Как знать, - загадочно сказал я, - всяко бывает.

-- Где твой флюс? - не унималась учительница.

-- Какой такой плюс? - отбивался толстый Сидоров...

...Запись в дневнике: "Ваш сын сорвал репетицию спектакля, прошу родителей зайти в школу".

18

Я в детстве был трусоват. Я и сейчас трусоват. Но несколько раз бывали в моей жизни, когда трусить было еще опасней, чем проявлять смелость. И я ее проявлял. От страха.

Странно устроен человек, когда он маленький. Все смеются, а мне плакать хочется. Бывает наоборот. А иногда, когда волнуюсь, слезы сами текут. Или задыхаться начинаю, особенно, если поплачу. Хочу что-то сказать, а вместе со слезами сопли текут и горло что-то сжимает, одно иканье получается.

Так же и со смехом. Нападет порой смех в такой серьезной ситуации, что все на меня ошеломленно смотрят. А я смеюсь.

Папа говорил, что это истероидный смех, для разрядки нервного напряжения. Но я никогда истеричным не был, истерики - это любимое занятие ябеды Клавки. Как начнет визжать ни с того, ни с чего. Или рыдать, будто на могилке Неизвестного солдата.

Нет, маленький человек устроен не совсем правильно. И странно. Хотя от этих странностей не только вред бывает.

Попал как-то я в неприятность. Мы с Лизой из школы шли, ее портфель нес. И захотел я Лизе стрекоз показать. В старом котловане, где когда-нибудь построят дом, после дождя получилось настоящее озеро, и над ним летали громадные стрекозы с крыльями из слюды. Они летали совершенно бесшумно, не то что мухи или жуки, и выписывали над неподвижной водой разные фигуры. Как будто фантастические самолетики с махающими крыльями. Махолетики.

И тут у самого котлована нас встретило трое больших мальчишек.

Я немного знал этих мальчишек, они водились с Васькой. А Ваську я не любил, побаивался и, после страшного случая с кошкой, вообще обходил его стороной.

Каков Васька - таковы его друзья. Мальчишки сразу окружили нас, дернули Лизу за косичку и стали громко говорить всякие гадости.

-- Смотри, какой ухажер, - сказал один, с рыжей челкой.

-- Этот пацан из Васькиного двора, - сказал второй. - Он что, девчатник?

-- Давайте их в озеро бросим, - сказал третий, - там, говорят, сом живет огромный, а сомы человечину едят.

-- Не едят, а сосут, - поправил его с рыжей челкой.

Они так стояли и разговаривали, будто были совсем одни и будто не обо мне с Леной говорили. И это было очень неприятно. У мне внутри все сжалось и я испугался, что описаюсь.

И этот испуг все изменил. Оказалось, что страшней мальчишек, страшней загадочного сома, который сосет человечину, описаться на глазах у Лизочки Застенской.

И я хотел что-то сказать, даже подраться, хотя как бы я дрался с тремя здоровенными мальчишками, и, вдруг, засмеялся.

Я засмеялся, нагнулся, поднял здоровенный булыжник, так что камень едва в руке поместился, и, продолжая смеяться, пошел на того, что с рыжей челкой.

Смех вышиб слезы, сквозь повлажневшие глаза я, как сквозь запотевшее стекло, увидел, что рыжий отступил, и тогда я повернулся к остальным мальчишкам, смеясь все громче, до рвоты...

Очнулся я потому что Лиза вылила мне на голову воду из котлована. Вода была вонючая, пахла тиной и еще чем-то противным. Оказалось, что я сижу прямо на траве и по-прежнему сжимаю в руке булыжник. А мальчишек нет. Убежали.

-- Ты их напугал, - сказала Лиза. - Ты так страшно смеялся, будто Кащей Бессмертный.

Я скосил глаза на штанишки. Нет, все нормально, они были сухие.

-- Какой еще Кащей? - спросил я.

-- Ну тот, из кино, помнишь, про Василису Прекрасную.

-- А-а-а, - сказал я.

И подумал, что все-таки маленькие люди устроены странно.

И мы пошли домой, совсем забыв про стрекоз. И уже у самого дома, когда Лизочка помахала рукой и пошла себе, я окликнул ее:

-- Слушай, а он что, хороший что ли?

-- Кто?

-- Да Кащей этот, из кино.

-- Нет, что ты. Он противный и страшный. Это я так сказала, для сравнения. Ты не такой. Ты смелый.

19

Когда дочка была маленькая, она как-то рассказала мне про большое дерево, в котором живут маленькие человечки...

Пришел я домой, а там один брат Миша. Сидит, ждет телефонного звонка от кого-то. Скучает.

Миша уже почти превратился во взрослого, а взрослые или заняты делом и им нельзя мешать, или чего-то ждут, тогда им скучно.

От скуки Миша спросил меня:

-- Где был? Что видел?

Миша с тех пор, как стал превращаться во взрослого, мало внимания обращал на меня, поэтому я обрадовался и охотно сообщил: где был и что видел.

-- А был я, - протянул я, мучительно раздумывая что бы рассказать поинтересней, - был я в хорошем месте. Там растет много деревьев, а одно дерево очень большое. И видел я, что у этого большого дерева в стволе большое пребольшое дупло. И в дупле, если туда заглянуть, целая комната с зелеными шторами из листьев. И живут там маленькие человечки в курточках и колпачках из желтого шелка.

-- Гномы, что ли? - спросил брат.

-- Гному живут под землей, - возмутился я такому невежеству. - Они занимаются ме-тал-лур-ги-ей (я с трудом произнес научное слово). В смысле, добывают разные полезные металлы и делают из них волшебные вещи. А те человечки, что в дереве, вовсе и не гномы.

-- Кто же они такие? - спросил брат.

Я этих человечков только что придумал, но название им придумать не успел. Но времени думать уже не было, брат смотрел вопросительно, поэтому я сказал уверенно:

-- Древесный народ.

-- Может, друиды? - спросил брат.

Я беззвучно покатал новое слово на языке. Слово было красивое, имеющее отношение и к деревьям, и к людям.

-- Это одно и тоже, - сказал он. - Древесные люди или друиды.

-- Здорово, - сказал Миша. - Когда только ты все это успеваешь увидеть. Я вот столько прожил, а ни гномов, ни друидов не видел.

-- Это потому, - убежденно сказал я, - что ты очень торопился стать взрослым. А таким, кто болен взрослятиной, маленькие человечки не показываются.

-- Болен взрослятиной... - задумчиво сказал Миша. - Ну ты и скажешь.

И посмотрел на меня с неожиданным интересом.

Но тут зазвонил телефон и ему стало не до малышни.

А я пошел на балкон. Я хотел посмотреть на гигантский тополь, что рос аж до третьего этажа, не появилось ли на нем дупло - древесный дом друидов.

20

Последний раз я охотился в 14 лет. Отец взял меня на загон коз, была такая забава в Сибири в пятидесятых. Меня поставили загонщиком, я шел, гремел в кастрюлю и орал, а ружье - старенькая одностволка - бесполезно качалось на плече. Потом кричать надоело, да и как-то кощунственно было горланить в совершенно первородном лесу. Пошел тихо. Вспугнул глухаря. Взлет глухаря подобен взлету баллистической ракеты! Так он меня ошарашил, что я про ружье забыл. Тогда я пошел дальше, держа ружье на изготовку. И увидел косулю. Она грациозно и совершенно бесшумно вышла из-за сосны и остановилась, поводя огромными, пушистыми ушами. Ветер дул в мою сторону, а я застыл, так что она меня не заметила. Постояла и скользнула дальше, в лес.

Я не сразу пошел, я некоторое время "переваривал" ощущения. Потом посмотрел на нелепое ружье, переломил его, вынул патрон с картечью, закинул эту грубую железяку за спину и пошел дальше, гремя в кастрюлю.

Больше я никогда приглашения на охоту не принимал.

-- Сегодня мы будем охотиться, - сказал первый мальчик.

-- На кого? - спросил я.

Мальчик подумал:

-- На глухарей, - сказал он убежденно, - это такие огромные черные птицы, они глухие и не слышат, как к ним приближаются охотники.