- И всё равно, хоть и "берегини", однако - бабы. А Перун - мужеский бог. Как же волхвы вам, там жить позволили? - Не унимался мальчик.

- А кто в Перыни убираться будет? Кто на пир, да тризну снедь сготовит? Кто одёжу новую сошьёт, да вышивку срукоделит? Волхвы, что ли? Они ведь мужи. - Это слово она выделила особо, словно с издёвкой. - Себя с горем пополам обслуживают, что о Перыни говорить. Вот любому мужу, баба рядом должна быть, "берегиня".

Млада помешала в котелочке варево. Плеснула в стоящую тут же берестяную кружку и протянула Никите.

- На, попей, сил придаст. А я пока в схрон52 схожу, одёжу, какую подберу.

Никита взял кружку, в ней плескался тёмный отвар, пахнущий травами, смолой и ещё чем то, чего ученик ведуна определить не смог. Наверно, что-то из женской ворожбы. Сначала хлебнул чуть - попробовать. Снадобье было терпко-горьким, но не противным, даже приятным. Отхлёбывая небольшими глотками отвар, Никита, обдумывал, слова Млады. Он знал о ведьмах и понимал - они, как и ведуны, имеют свою общину. В ней, разумеется, есть ученицы, рядовые ведьмы, "Ведующая мать". Но вот то, что ведьмы настолько плотно общаются с ведунами, для него было ново. А что здесь необычного? В обыденной жизни, мужики и бабы, работают вместе, помогаю друг другу. Каждый исполняет свою роль. Так почему у волхвов должно быть иначе?

Млада вернулась быстро. Неся в руках новую одёжу.

- Вот одевай,- девушка протянула льняную, белёную рубаху.

Никита встал, Взял из рук девицы рубаху, натяну на себя. Обнова пришлась впору, не стесняла движений и пахла луговыми цветами.

- И подпоясывайся, - дала Млада, тоненький кожаный поясок, прошитый бисером.

-У меня свой есть. - Попытался отказаться Никита.

- Это я сама делала, с приговором, да молитвою.- Потупилась Млада.

- Благодарю, - Никита почувствовал неловкость и в тоже время признательность за такую заботу почти незнакомой девчонки.

- Уходить тебе надо, прямо сейчас. Ты как сможешь?

- Вроде, да, а что так скоро?

- "Сестёр" я видела. Сказали, Добрыня Новгород взял. Сюда с воинами направляется. Идолов порушить, Перынь разорить.

- А ты как? - Опешил мальчик.

- А что, я? Кому я нужна? Ну, вышла девка, в лес, по ягоды. Кто ж знает, что я при Перыни служу? А коли и увидит кто. Задумает неладное. Сбегу, шустрая я. И "место" знаю. Лучше, чем ты свой карман.

- Млада! - полностью вернувшись в реальность и вспомнив наказ Богумила, серьёзно спросил Никита. - Ты когда меня нашла, при мне табличка была? Глиняная, чуть больше ладони?

- Думала, не вспомнишь. - Расстроилась девушка.

- Не мог не вспомнить. Это наказ Богумила. Ради неё, он меня из города и выслал.

- Это всё усложняет. - Проговорила Млада.- Ты знаешь, что это?

- Что это я не знаю, Только знаю, что волхв приказал с ней сделать. И я не могу ослушаться.

- Пойдём "Казак", - Млада произнесла это уважительно, словно к старшему обращалась. И в тоже время будто сожалея.- Придётся тебе с самой "Ведующей матерью" пообщаться. Не по годам, Макошь тебе "узелков навязала". Да, не наше дело богов судить.

Шли не долго. Не тропами, а по ведомым, только Младе признакам. Бывал Никита в Перыни не раз. И в округе? много бродил. Но, не догадывался, что есть здесь хутор. Не маленький. Дворов в пять. С огородами, колодцем. Дома - не малые избы - добротные в полтора поверха. Отрок шёл по единственной в две телеги улице и удивлённо осматривался.

-Что, не бывал здесь? - Улыбнулась Млада.

Никита покачал головой.

- Откуда тебе? - Уже не таясь, рассмеялась девка.- Это место особое, "заповедное". Только "ведьмы", да волхвы, "посвящённые", сюда пройдут. А остальные, даже если направление знают, ближе версты не проберутся. Уведёт их стороной морок, не даст приблизиться.

" И правда,- подумал Никита,- сколько люду в Новгороде живёт, сколько детворы. А вот, поди же, никто не забрёл, не наткнулся на селище. Непростое место".

- Вот и пришли, - Млада остановилась у не самого большого дома, однако, пожалуй, самого красивого.

Весь дом, от первого венца, до конька украшен тонкой, искусной резьбой. Фигурами и целыми сценками.

" Лепо, правда? - Гордо, будто своим, хвалясь, вздёрнула головку молодуха. Принесли, как-то, волхвы сюда плотника. "Хозяин" его поломал. Здорово порвал. Только искусен дюже тот плотник был. Вот посчитали волхвы, что нельзя тому помирать, раз он красу такую "в дерево может вложить, или из дерева извлечь". Такое не часто боги кому дают. "Старую мать" и упросили искусника от смерти сберечь. Год "ведьма" плотника пользовала. Сама лечила, да нянчила. И выходила. А мастер тот, в благодарность взялся терем спасительнице срубить. Терем "ведьма" не позволила, избу только. Не огромную, шагов в дюжину длинной и шириной не более. А пока плотник лежмя лежал, выздоравливал. "Мать" ему сказы разные сказывала. Те, что от "вещих" к "вещим" передаются. С тех сказов, мастер лубки? по избе и нарезал".

Никита смог лишь кивнуть.

- Ну, пошли внутрь. Готов перед старшей "ведьмой" предстать?

-Готов, не готов, что с того? Надо!

- Даже не заробеешь? - Склонив голову, поинтересовалась Млада.

- Пусть виновные робеют, а я в чём виновен? Боги ведут - я иду. - И первым вошёл в избу.

Его обдал запах, свежеиспечённого хлеба. Изнутри изба была, так же искусно украшена, как снаружи. Высокий потолок. Стены, пол, убранство и скарб, всё было сделано из одного вида дерева. Оттого одного, тёплого, медового цвета. На полу, зелёные половики. На лавках плетёные столешники. Печь выбелена. Уютно, спокойно.

- Мир дому этому. - Громко проговорил Никита.

- Благодарствую за доброе слово. - Услышал он из-за печи, сильный глубокий голос, - не стойте в пороге, проходите в горницу. Только чугунок выну и выйду.

Воспользоваться приглашением Никита не решился. За печью что-то звякнуло, и из-за неё вышла "Ведующая мать". Мальчик опешил. Он ожидал увидеть сутулую, высохшую, как все старые люди "ведьму". А вышла, на вид лет тридцати пяти-сорока, высокая и дородная женщина. Не полная, но и не тощая, а как городские мужики говорят, " в самом соку". Коса скручена вокруг головы, словно корона. Лицо округлое, гладкое, мягкое. А глаза, - такие глаза, могут быть только у матери. Одета "ведьма" была в светлое, вышитое цветами платье. Синий передник. На ногах, синие же, из тонкой, теснённой кожи, сапожки. Только больно короткие, едва прикрывающие щиколотку. Такие сапожки Никита то же видел впервые, но уже не удивлялся. Знать "чаша" удивления уже переполнилась и больше в себя не принимала. В руках у "ведьмы" был чугунок, распространяющий по горнице умопомрачительный запах каши.

Никита начал поднимать десную руку к левому плечу для поклона. Но "ведьма" уловив его движение - остановила:

-Подожди, подожди отрок. Я сейчас,- и она в два шага пересекла горницу, и поставила на уже накрытый стол чугунок. Затем вернулась, вытерла руки о передник и встала напротив гостя.- Ну вот, теперь можно. А то, я тут бегаю с горшком и поздоровкаться некогда.

На лице "ведьмы" промелькнул намёк на улыбку, какая бывает при встрече старых друзей.

-Здравствуй, "Ведующая Мать",- поклонился в пояс Никита.

По всему боку пронеслась горячая боль. Рука снова отнялась, но мальчик не мог показать слабость при "ведьме", а тем более, при Младе.

"Ведьма" тоже поклонилась Никите:

- Здравствуй и ты. Никита, Ученик Богумила Соловья, - и внимательно посмотрела тому в глаза. - Хотя, я вижу, что ты не очень здравствуешь. Ну-ка, повернись спиной. О как, и рубаха уже замаралась. Давай скидывай!