Несколько минут спустя его рубашка была высосана начисто. Неизменная улыбка Истер стала слегка развратной. Сглотнув, она издала горлом щелчок, отчего член у Уэстмора съежился.

— Это было… черт. Просто здорово, — произнес он пересохшим ртом. — Спасибо вам…

Она засмеялась, помогая ему натянуть штаны и застегнуть ремень.

— Не нужно благодарить меня за то, что вам подрочила. Пустяки…

Ничего себе, «пустяки»… Он жадно смотрел, как она натягивает на себя блузку, и совершенно бессознательно прохрипел:

— Вы действительно очень красивая, Истер…

На лице у нее сияла улыбка, но в глазах блестели слезы.

— Вы доставляете мне просто неземное удовольствие, потому что именно это Нут всегда говорил мне. А то, как вы смотрели на меня весь день? Нут смотрел на меня точно так же…

Уэстмору было душно. Это суровое испытание — как и весь день — казалось каким-то странным, неправдоподобным и захватывающим.

Истер снова проверила содержимое рюкзака, убедившись, что мемо-рекордер на месте, а затем ее улыбка слегка погрустнела.

— Пора расставаться, Уэстмор. Больше мы не увидимся, но… спасибо вам за все, что вы сделали.

Уэстмор уставился на нее.

— Я хотел бы остановиться на некоторое время. Мог бы… пригласить вас на ужин или вроде того, — он тут же поморщился, осознав, какую нелепицу несет.

— Нет. Понимаете, теперь, когда Нут умер, я пойду дальше… в том смысле, что уеду отсюда куда-нибудь…

По непонятной причине ее ответ показался ему каким-то противоестественным, или даже зловещим. Он хотел спросить ее, куда она собирается переезжать, но понял, что в том нет никакого смысла. Это поставило бы ее в неловкое положение, поэтому он лишь сказал:

— Желаю вам всего самого хорошего.

— И вам того же, — ответил она призрачным голосом и слегка чмокнула его в губы. — И удачи вам с вашей книгой про Крафтера…

Уэстмор невесело рассмеялся.

— Я смогу написать ее лишь благодаря вам.

Тут ее глаза внезапно прищурились, словно она задумалась о чем-то.

— Подождите-ка. Чуть не забыла…

Она порылась в рюкзаке, и из блокнота выскользнули неподшитые листы манускрипта и фонетические транскрипции ее дедушки.

— Мне тут пришло в голову, что мне уже не понадобится все это, так что…

Она протянула ему эти, по всей видимости, бесценные листы.

— Я хочу, чтобы они были у вас.

Такого Уэстмор не ожидал.

— Истер, я ни за что не могу принять эти листы. Это самое ценное, что есть у вашей семьи. Фамильная реликвия.

— Нет. Пожалуйста, порадуйте меня, возьмите их. Для чего мне они? Но вы, вы питаете к ним интерес. А такой умный писатель как вы сможет изучить их и однажды узнает, о чем в них речь.

— Я не могу их взять, — сказал Уэстмор, как бы ему не хотелось этого.

— Можете, Уэстмор. И причина этому только в вас, и я доверяю их вам. Лучше, чтобы они были у вас, и дедушка Орн обязательно со мной согласился бы. Я верю всем сердцем, что такой хороший человек как вы никогда не использует их во зло.

Она положила листы ему на колени.

Уэстмор смотрел на них и слышал при этом тиканье собственных часов. Я не могу! — гремел его внутренний голос. Но когда он поднял глаза, чтобы возразить, Истер уже вылезла из машины. Она закрыла дверь и улыбнулась ему сквозь окно.

— Прощайте, Уэстмор. Пусть все ваши мечты сбудутся…

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она уже растворялась в подсвеченной лунным светом тьме, окутавшей ее ветхое жилище. У входной двери она быстро помахала ему, а затем исчезла.

Уэстмор издал самый долгий в своей жизни вздох. Он завел двигатель, бросил последний взгляд на дом, и укатил прочь.

Ты возвращаешься в свою лачугу, сияя от радости. Во рту стоит послевкусие семени Уэстмора. Ты чувствуешь легкость в ногах, не потому что подарила мужчине оргазм, а потому что он захотел этого от тебя. Сейчас ты полна решимости и уверена, что способна пробудить в Нуте такое же желание.

Потому что, даже после всего произошедшей трагедии, он — все для тебя.

Блаббер, топая, входит в переднюю. Его уродливое, мясистое лицо слабо светится от свечи в его руке.

— Привет, Блаббер. Я вернулась, как и обещала.

Парень таращит глаза, пуская слюни.

— Ты предал Линетт земле?

Он резко кивает головой и фыркает:

— Ды-ды-ды-ды-дааа!

— Спасибо, Блаббер. Какой ты хороший мальчик.

Ты кладешь рюкзак на стол, который Нут сделал собственными руками. Достаешь маленький рекордер, а также пятьдесят шесть долларов, которые твоя дочь заработала столь гадким образом.

— О, совсем забыла. Возьми эти деньги и завтра купи себе что-нибудь. Это за то, что ты сделал для меня, — и затем ты даешь их ему.

Его грязная рука забирает банкноты. Косые глаза вспыхивают каким-то подобием благодарности. Брызги слюны слетают с толстых губ, когда он выдавливает:

— Пааа-пааа… пасибааа.

— Брось, не стоит благодарности.

Однако твои глаза становятся серьезными.

— Только, чтобы заслужить эти деньги, ты должен сделать для меня кое-что еще. Я тебе уже объясняла в прошлый раз.

Он снова кивает.

— И ты сделаешь это именно так, как я сказала, потому что иначе… Иначе я буду очень расстроена. Но ты же не хочешь этого, верно?

Его затуманенный рассудок буйно реагирует на вопрос.

— Не-не-не-не-нееееет!

Ты улыбаешься и треплешь его по жесткой щеке.

— Знаю, что не хочешь, Блаббер. Теперь иди во двор и дерни шнур на газовом генераторе, как ты уже делал раньше. А затем возвращайся в спальню.

Блаббер передает тебе свечу и, шатаясь, выходит в переднюю дверь.

Ты словно вплываешь в спальню. Хорошо, что ты оставила дверь и окно закрытыми, потому что иначе труп Нута уже кишел бы насекомыми. В комнате стоит удушливый смрад. Хотя это не важно. Скоро такие вещи не будут иметь значения. Ты скидываешь с плеч лямки блузки, и она соскальзывает с твоего тела. Слабый желтоватый свет свечи освещает отражение в старом зеркале. Твой обнаженный образ улыбается тебе в ответ, мягкой, спокойной улыбкой. В груди и в паху у тебя покалывает.

Ты опускаешься перед телом Нута на колени и переворачиваешь его на спину. Похожие на веер брызги крови на стене и полу уже засохли. Рот у Нута широко разинут, глаза закрыты. Дыра в голове похожа на кратер, набитый кусочками мяса. Но, несмотря на кровавое зрелище, ты продолжаешь улыбаться, глядя на его безмятежное лицо и соблазнительное тело.

Твоя рука играет с его мертвым членом. Странная идея, но ты просто не можешь смириться с осознанием того, где он побывал. Поэтому опускаешь голову и начинаешь сосать безжизненный и сморщенный орган. Ты обсасываешь его начисто, потому что не хочешь, чтобы на нем оставались интимные соки Линетт. Одна лишь мысль об этом кажется тебе оскорбительной.

Для кого-то другого это действие показалось бы отвратительным — ты сосешь член трупа. Но для тебя…

Ты даришь утешение человеку, которого любишь.

Единственная в комнате лампочка начинает моргать, а затем загорается ровным ярким светом. Со двора доносится тарахтение генератора.

Ты встаешь, и тут в комнату неуклюже вваливается Блаббер. Его тяжелая нижняя губа отвисает, демонстрируя сломанные зубы. Он удивленно скулит, заметив твою наготу, и трет себе промежность.

— Ничего страшного, дорогой. Ты сможешь заняться этим позже, когда вернешься домой, хорошо?

Он молча кивает.

— Потому что сейчас тебе нужно еще кое-что сделать. Ты идешь к прикроватной тумбочке, на которую положила рекордер и обращаешься к Блабберу, грамотно подбирая слова.

— То, что ты сейчас увидишь, Блаббер, ты не сможешь понять. Знай лишь, что это магия.

Ты внимательно смотришь на него.

— Поэтому не бойся того, что увидишь, — а затем…

Затем ты нажимаешь маленькую кнопку на рекордере, и раздается голос Уэстмора…

Широко раскрыв глаза, Уэстмор катил по темным, петляющим дорогам. Он до сих пор не мог отойти от случившегося. Ему не верилось, что все это произошло на самом деле, но его влажная, пахнущая семенем рубашка была тому подтверждением.