Священник вздохнул и стал подниматься с табуретки.

— Вы все-таки не захотели ничего понять о себе и о нас, — сказал он.

— Я все прекрасно понимаю, — Анри сорвался на крик, — а вот вы никак не хотите понять, что со всем вашим городом будет, если узнают, чем вы тут занимаетесь, если узнают обо мне! Да вас же всех убьют! Всех повесят в назидание другим! Вообще всех, без исключения! Весь город! Дома сравняют с землей, чтобы ваш город никогда не возродился!

Анри схватил кувшин и бросил его в уходящего гостя, но он был слаб, кувшин разбился рядом с ногами священника. Молодой человек бросился вперед, но цепь не дала сделать и двух шагов, и он упал на пол, рассекая лоб и ладони.

— Вы верите в сказки?! — прокричал он с пола. — В легенды?! Тогда слушайте, я — человек, и я проклинаю вас всех! Весь ваш город самым страшным проклятием! Всех, мужчин, женщин, детей! Бесплодием, безумием, моровой язвой! Чтоб вы увидели, как разлагается плоть ваших женщин и детей, чтобы солнце никогда не отражалось в ваших окнах! Чтоб все вы стали нечистью, которой вы и являетесь, и поедали друг друга, бесконечно поедали!

Анри рыдал:

— Я проклинаю… Проклинаю, слышите!

Священник молча стоял у порога, глядя на истерику, потом тихо сказал:

— Наверное, я все-таки ошибся. Наверное, вы действительно человек.

Потом он вышел и закрыл за собой дверь.

Директор подошел после утреннего кормления, долго мял пальцами свой подбородок, не решаясь начать, потом все-таки заговорил:

— Я знаю, что ты был против, но мы все-таки решили запустить просветительскую программу с Шалоком. Это было бы глупо, я бы даже сказал просто преступно — не использовать такую возможность, чтобы рассказать, а главное — показать людям дракона, реального дракона, не мифологического. Шалок уже достаточно вырос, ему не повредят путешествия.

У меня просто руки опустились. В прямом смысле, чуть не уронил ведро себе на ногу.

— Это вы сейчас свои слова говорите, или вам Медуза Горгоновна напела?

— Это решение всего попечительского совета. Мы все, и я в частности, совершенно согласны по этому поводу с уважаемой Медиссой Георгоновной, наука должна находиться на первом месте…

— Но ведь мы с вами совсем о другом говорили! И когда я говорил, что Шалок вырос и окреп, я совсем другое имел в виду! И вы со всем этим соглашались, кстати!

Шалок, услышав свое имя, — а мы все это время стояли у его вольера — тут же подошел и стал заинтересованно смотреть, поворачивая голову то так, то эдак. Я знал, что ему нравилось, когда я возбуждаюсь и начинаю размахивать руками.

— Но зоопарк еще во многом и просветительское учреждение, мы должны просвещать, просвещать, — директор тоже попытался изобразить какие-то жесты.

— Ну так пусть, в конце концов, приходят сюда, смотрят на дракона и просвещаются!

— Далеко не все могут приехать сюда и просветиться, — директор, когда обижался, становился похож на ребенка — насупленного и с надутыми губами.

— Но как же наш план?

— Какой «наш»? Пожалуйста, не привлекай меня, это твой план, и, честно говоря, я его не понимаю. Я уж не говорю о том, что дракон является в некотором роде собственностью, да, именно собственностью, он состоит на балансе зоопарка. Но Шалок не готов к жизни в естественной среде. Это вообще очень трудно — подготовить животное к жизни в естественной среде. Шалок же только у нас живет свыше двадцати лет, как ты себе вообще представляешь себе — вот так взять и выпустить его? Ты хочешь отправить своего любимого питомца на верную гибель?

Все-таки Медуза имеет слишком большое влияние на нашего директора.

— Я же уже объяснял, — я постарался быть терпеливым, — драконы — это не совсем обычные животные. Я бы даже сказал, что это вообще не животные. Это драконы, и с ними нельзя обращаться, как с животными. Шалок сейчас вступает в пору своей юности, если уж проводить сравнения. И он должен научиться жить. А это значит — находить решения встающих перед ним проблем. Не научившись решать самостоятельно, продолжая жить на всем готовеньком, он так и не станет настоящим драконом. Тем самым мудрым существом из мифов, которые вы хотите им иллюстрировать. Останется такой забавной плюшевой игрушкой, хотя и очень большой. Если вообще не загнется с тоски или не придумает себе каких-нибудь развлечений, от которых вы постараетесь как можно быстрее снять его с баланса. Что же касается опасностей, так на драконят не прочь поохотиться многие, но у драконов в возрасте Шалока уже нет в естественном мире врагов.

Шалок ударил своим хвостом по решетке, все ограждение вольера затряслось, металлическая сетка, накрывающая вольер сверху, заходила ходуном и заискрилась, директор вздрогнул, а все животные в зоопарке заскулили и попытались забиться подальше в свои норы.

— Ты преувеличиваешь! У тебя очень антропоморфный взгляд на природу! Ты стремишься приписать животным человеческие качества, мышление, переживания, фантазию! Я, конечно, понимаю, что за это время ты привязался к своему питомцу, он для тебя как родной, но не следует забывать, что мы все-таки ученые! У нас должен быть исследовательский взгляд на проблему!

— Вообще-то я говорил только о драконах! Да и как вообще вы собираетесь его перевозить? На каком транспорте, я уж не говорю о том, что не всякое животное выдержит спокойно тесное соседство с молодым драконом!

— О! — директор оживился. — Насчет этого не волнуйся! Мы заказали особую машину-драконовоз, которая по прибытии на место будет раскладываться в небольшой драконий вольер. У нас все продумано, уже и чертежи все готовы. И другие животные тут ни при чем, у Шалока будет сольная программа, вот!

Он был так доволен, что попечительский совет все продумал и ай какие они молодцы, он просто светился от удовольствия. А я уже не находил слов, чтобы в сотый раз объяснять очевидное.

— Так что готовься, через месяц начнем! — и пошел к себе в директорскую.

Через месяц — это очень плохо, потому что очень быстро. Конечно, у меня был запасной вариант, хоть мне и ужасно не хотелось его использовать. Только вот, он нуждался в некоторой подготовке, а сейчас эту подготовку приходилось комкать. Я очень не люблю ГОВОРИТЬ второпях, однако — а какой у меня был выход? Я вернулся в вольер, обнял своего дракона и задумался.

Странного мужика рядом с вольером я заметил на следующий день после этого разговора. Возможно, что он бывал тут и раньше, во всяком случае, у меня точно было такое впечатление, что я его видел и до этого дня. Но я редко обращаю внимание на посетителей. Я, в основном, занимаюсь с Шалоком: с юными драконами надо общаться постоянно, играть, моя работа совершенно не ограничивается кормлением и уборкой помещения. И если бы этот мужик не проторчал около вольера с утра до вечера, то я бы не обратил на него внимания, даже несмотря на весьма примечательную внешность. А посмотреть было на что! Ростом мужик не вышел, мне он даже до плеча не доставал, но вот его ширина впечатляла! Причем он совершенно не выглядел толстым, ни малейшего намека на брюшко. Гора мышц, только положенная на бок. Сверху эту гору завершали копна из волос, бровей и окладистой бороды, закрывающей половину широченной груди. Весь день мужик ходил вокруг дракона, разглядывал его то с одной, то с другой стороны, вздыхал, всплескивал руками, хватался за голову, любовно поглаживал свою бороду. Словом, давал представление получше иных питомцев нашего зоопарка. Уже вечереть стало, посетителей почти не осталось, он один продолжал стоять как вкопанный и глазеть. Я даже не понял, а он вообще ел и пил хоть раз за все это время? Мне стало любопытно, отчего это мой дракончик вызвал такой интерес. Я мог представить себе этого мужика… прямо скажем, во многих местах, а вот разглядывающим в течение всего дня дракона представить точно не мог. Однако же он стоял и разглядывал. Я закончил возиться с автопоилкой, потрепал Шалока по шее (он любит, когда его чешут за роговым воротником), вышел и встал рядом с незнакомцем. Тот некоторое время стоял молча и даже не жестикулировал, потом повернулся ко мне и произнес: