— Быки, конечно, животные большие, но магической силы у них никакой, — мистик покачал головой. — Только физическая. Так что до драконов им далеко. Магическую сеть приходилось плести?

— Случалось, — Терентий тоже внимательно смотрел на заезжего мага, как бы прощупывая того.

— Тогда завтра помогать будешь. Нам надо будет так дракона сетью накрыть, чтобы мана по линиям от него к нам текла, понял? Тогда он взлететь не сможет, потому что без маны, на одних крыльях, он не поднимется, а если и поднимется, то скорость потеряет.

Завершив короткое объяснение, мистик удалился, колдун смотрел ему вслед, покачивая головой.

— Молод еще, — это был личный слуга князя (Николенька постоянно забывал его имя), — но зато ученый, университет закончил. Сам, наверное, с драконами не встречался, кто ж сейчас с ними встречался, разве что ежели на Кавкасиони служил, но уж должон все знать.

— А правда, что ты с князем у султана бассейн с каркодилами видел? Небось, такая же страсть, что и дракон? — это опять Никифор включился в разговор.

— Ну, ты сравнил! Каркодил — что твоя ящерица, только в воде, огромная, зубатая, злая до невозможности, любого за минуту порвет, кто к ней свалится. Но магии у нее никакой. Глуп этот каркодил. А когда сыт — еще и ленив.

— А правда, что драконы старые по-человечьи говорить могут?

Слуга князя (его зовут Игнат, вспомнил Николенька), неожиданно оказавшись в роли главного знатока драконов, степенно посмотрел на спросившего, проникся своей значимостью и даже плечи расправил:

— Не, говорить не могут, у них для этого глотка не предназначена. Ну, это как у турок или французов глотка для нашей речи не предназначена, когда они по-нашему пытаются что-то промолвить, ни одного слова не разберешь. Но это люди, а ты про дракона спрашиваешь. А на своем, драконьем, так, конечно же, говорят! И нас обсуждают!

С потерей рыже-белой мохнатой примы-балерины круг начал распадаться. Терентий тоже встал и отправился в сторону, готовиться к ночлегу. Николеньке стало любопытно, он пошел за колдуном, думая, что вот сейчас тот заметит, что за ним следят, обернется и спросит, и тогда Николенька тоже сможет его порасспрашивать. Но Терентий не оборачивался, пришлось мальчику побороть робость и окликнуть его самому.

— Терентий, — спросил Николенька, — неужели ты не чувствовал, что я за тобой следом иду?

— Как не чувствовать, — Терентий остановился, — чувствовал, конечно.

— Терентий, а здорово у тебя получается. А трудно так собаку «вести»?

— Нет, нетрудно, она маленькая да глупая.

— А моя Стрелка умнее, ее сможешь «вести»?

— Поумнее немного будет, потому, что на охоту часто ходит, видит больше, не все рядом с домом сидит. Но и ее нетрудно «привязать».

— А быка можешь так же?

— На задних ногах бык все равно идти не сможет, не дано ему, а так смогу и быка.

— А медведя?

— Молодых, которые с цыганами ходят на поводу, пробовал, получалось. А старого в лесу опасно — чтобы «привязать», время нужно, а он может почувствовать и напасть.

— А звери чувствуют, что их «привязывают»?

— Чувствуют, а если не чувствуют — их и не привяжешь, они ничего и сделать не смогут. Вот на лягушку посмотри, как прыгает, так и будет прыгать.

— Терентий, а человека можешь «привязать»?

— А что человека? Человек тоже животное, мясо, кости… можно и человека, если уметь. Только грех это, не по нутру мне.

— Здорово! А дождь с неба можешь вызвать? Или наоборот, чтобы дождь прекратился?

— Экий ты, Николай Петрович, любознательный, — улыбнулся Терентий, — просто завалил вопросами! Нет, для дождя — это другая сила надобна, которая с воздухом и водой работает, я тут мало что могу. Я больше по силе тела да головы. Вылечить кого или скотину какую обуздать, ежели побесилась.

— Интересно же! А что мистик про сеть говорил? Вы из чего сеть будете плести? Из канатов? Он же, наверное, большой, дракон?

— Нет, просто так заклинание называется. Дракон — он как курица, тело большое, тяжелое, а крылья маленькие. Они, конечно, большие, но все равно такое тяжелое тело сами по себе поднять не могут. А летает дракон потому, что ему сила природная магическая дана. Он как бы небо с землей местами меняет и его не к земле тянет, как всех, а в небо. А ежели ему заклинанием небо закрыть, то сила драконья через заклинания к магам уйдет и взлететь дракон не сможет.

— Откуда ты, Терентий, все это знаешь? Не учился же.

— Что рассказали, когда я в молодости по деревням ездил, до чего сам додумался. Колдунам самое главное — так это думать надо. Без этого у колдуна вообще ничего не получится.

— А драконы правда разумны, как люди?

— Разное говорят, — замялся Терентий.

— Как тебя мужики-то не боятся?

— Почему не боятся? Боятся, но привыкли уже, да и со скотиной всякое бывает, и самим лечиться надо, поэтому ко мне ходят. А так боятся, конечно же. Я потому и в стороне живу, чтобы не искушать никого.

— Это потому что ты «вести» можешь?

— И поэтому тоже, да и вообще колдунов всегда боялись. Гоняли. Спасибо батюшке твоему, что спокойно жить дает.

— «Вести» — это же как приказ дать, да?

— Да.

— Так вот и батюшка может приказ дать, его разве боятся?

— И батюшку твоего боятся, но это совсем другое. Когда тебе приказ словами дают и ты его делаешь, то это не страшно, а вот когда тебе приказа не дают, только смотрят, а то и вовсе не смотрят, а ты все равно делаешь, — вот это страшно. Когда не по своей воле что-то делаешь, это самое страшное.

— А я вот тебя не боюсь, честное слово, не боюсь!

— Это потому, Николай Петрович, что ты очень смелый, весь в батюшку своего, Петра Евграфовича. Тот тоже смелый — и на войне был, и здесь тоже смелый.

— Терентий, у тебя ведь детишек нет, возьмешь меня к себе в обучение, научишь, как колдовать и зверей «вести»?

— Так не могу я, маленький барин, кого угодно научить. Это надо в себе специальную силу почувствовать, тогда можно будет колдовством заниматься. А не чувствуешь силы, так никакое обучение не поможет, только фокусы какие, может, научишься делать. Это даже от отца к сыну не передается. Как кому повезет.

— Как же узнать, что сила у тебя есть?

— Все по-разному узнают. Ты, к примеру, маленький барин, приглядись к какой животине, ежели сияние вокруг нее увидишь, значит, есть в тебе дар, а уж сильный или слабый — это так сразу не узнаешь.

Николенька огляделся вокруг, увидел кур, роющихся около плетня, и стал внимательно присматриваться. Но никакого сияния вокруг них не увидел, только пыльные облачка из-под ног птицы. Мальчик вздохнул, очень уж хотелось показывать такие же фокусы, как и Терентий. Может, конечно, курица просто была глупой, навроде лягушки, о которой говорил колдун. Тот тем временем посмотрел на молодого барчука и остановил его, уже собравшегося возвращаться к дому старосты.

— Погоди, Николай Петрович, надень-ка на себя, — Терентий снял с себя камушек в форме сердечка, каким это сердечко любила рисовать Варвара, и протянул мальчику. — Это хороший амулет, от многого защитит, если что не так пойдет. Давно еще сам сделал.

— Да на меня маменька и так навешала украшений, как на девчонку.

— Все одно надень, не помешает.

Николенька надел протянутый ему камушек на веревочке, заправил за воротник рубашки и простился с колдуном до утра.

В деревне уже все стали размещаться ко сну, даже свернули обычное «снаряжение» доброй агапкинской настойкой у старосты: слишком серьезное дело предстояло и подниматься надо было затемно. Мальчик отговорился тем, что у старосты совсем не осталось места (и действительно — народу в его дом набилось, как семечек в огурец), и отправился спать на сеновал к Никифору. Это был даже не сеновал, а просто стог душистого сена под навесом, но ночи стояли теплые, почитай, самая жара установилась, так что ночевать на сене было одним удовольствием. Звезды заглядывали под навес, Николенька смотрел на них и думал о старых рыцарях, которые выходили биться с драконами один на один. Представлялось ему, как он с мечом в полных доспехах приближается к чудищу-дракону, почему-то двухголовому, хотя странно — с чего он взял двухголового дракона, они все или одноголовые, или трехголовые. Приближается, а дракон дышит огнем, и весь этот огонь от николенькиных доспехов отражается, как будто простой ветерок, потому что доспехи не простые, а заговоренные. И велит Рыцарь-Николенька дракону покинуть эти земли, и не может дракон ничего сделать. Тогда он подъезжает к дракону и сносит тому обе головы. А из смрадной пещеры (хорошее слово: «смрадной», подумал Николенька) выходит Варвара, и смотрит на своего спасителя, и не верит, будто этот мальчик смог такое совершить, что и великим героям не под силу. А великий герой, нет — а самый великий герой — подъезжает к Варваре и говорит… Но тут усталость мягкими лапками закрыла мальчику глаза и он уснул, так и не решив, что скажет спасенной Варваре.